— Моя фирма располагалась в маленькой комнатенке, которая даже не запиралась как следует. Впрочем, меня это нисколько не беспокоило, так как, кроме старого стола и колченогого стула да заклеенного скотчем телефонного аппарата времен моей бабушки, там и воровать-то было нечего. — Раздался смех. — Из посуды у нас с женой имелись две оловянных тарелки. Чтобы не покупать третью, я носил свою с собой на работу. Однажды я забыл ее, и вечером нам пришлось есть из одной.
Фэй вспомнила тот ужин. Они даже едва не поссорились, уступая тарелку друг другу. В итоге решили есть из одной. А после ужина Гарт выцарапал в центре тарелки два соединенных сердца. Она хотела сохранить ее на память, но Гарт стал брать ее на работу и через некоторое время где-то потерял.
— С того времени, — продолжал Гарт, — как вы сами видите, наша фирма значительно расширилась. Однако я никогда не забуду моих первых шагов, той маленькой комнатенки со старым столом и колченогим стулом. Я так гордился своей фирмой… И был счастлив, потому что жена верила в меня. Я никогда не водил ее к себе на работу, не показывал, как «шикарно» — в кавычках — выглядит мой офис. И она верила, что мои дела идут день ото дня лучше. Ее вера передалась и мне. — Снова раздались аплодисменты. — Только благодаря неоценимой помощи моей жены мне удалось преодолеть все трудности. Я понял, что могу добиться того, о чем даже и не мечтал. Пришлось много рисковать, и я молил лишь Бога, чтобы Фэй не узнала, что наше предприятие может разориться в любой момент. Думаю, она о многом догадывалась, но никогда ни единым словом не обмолвилась об этом, боясь огорчить меня.
В этот раз раздались оглушительные аплодисменты. Присутствующие по достоинству оценили выступление Гарта. Они понимали, что именно такой и должна быть речь на приеме, посвященном юбилею семейной жизни и открытию нового строительного проекта.
Но Фэй не думала об этом, она с замиранием сердца слушала мужа и надеялась, что…
— Фэй принимала такое же участие в создании фирмы, что и я, поэтому, я уверен, пришло время поблагодарить ее за оказанную помощь и поздравить с десятой годовщиной нашей свадьбы.
Гарт взял Фэй за руку, взглядом попросив ее встать. Затем он взял лежавший перед ним бархатный футляр и открыл его. Внутри сияло бриллиантовое ожерелье. Гарт достал его и надел на шею жены. Люди встали, аплодируя. Раздались одобрительные возгласы. Но Фэй ничего не слышала. Она чувствовала руки Гарта и смотрела в его сияющие глаза. Она ошибалась, все будет хорошо. Он просто ждал приема, чтобы начать новую счастливую семенную жизнь. Напрасно она так долго мучила себя.
Вокруг сверкали фотовспышки, но Фэй ничего не замечала. Она счастливо улыбалась, мечтая о том, что вечером, когда они уложат детей спать, Гарт откровенно поговорит с ней, и они снова обретут друг друга.
Фэй не терпелось остаться наедине с мужем, но прием, казалось, длился вечно. Наконец Гарт взял ее за руку и они направились к выходу. У дверей их ждала машина. Скоро они останутся вдвоем, Гарт обнимет ее и поцелует… Адриан и Синди, конечно, будут немного мешать, но ничего, можно немного и подождать: у них с Гартом вся жизнь впереди.
Внезапно Гарт сжал ее руку и остановился. Он был чем-то смущен.
— Фэй, извини меня. Наверное, мне нужно было заранее предупредить тебя, но… Честно говоря, я сам узнал об этом только днем.
Фэй, пораженная, молча смотрела на него. Этого не может быть! Нет! Неужели он способен бросить ее сегодня!
— Я собирался поехать во Францию через несколько дней, но оттуда позвонили и сказали, что срочно необходимо мое присутствие. Фэй, мне нужно сейчас же отправляться в аэропорт. Извини меня, пожалуйста.
— Ты… ты даже не вернешься с нами домой? — выдохнула она.
— Когда вы приедете туда, ты все поймешь, Фэй. Пожалуйста, поверь мне, так будет лучше… Прости меня.
К ним подошли Адриан и Синди. Дети поняли: что-то случилось — и с удивлением смотрели на родителей.
— Вашему папе нужно срочно вылетать во Францию, — ответила Фэй, с трудом осознавая то, что она говорит.
— Он даже не заедет домой? — спросил расстроенный Адриан.
— Нет, он сразу же… Синди, что ты прячешь за спиной? Надеюсь, не пакет с едой?
С виноватым видом Синди вытащила из-за спины не один, а два пакета, доверху наполненные продуктами.
— Я взяла второй для Сесилии, — объяснила девочка. — Ей нужно много есть, ведь у нее…
С Гартом, как показалось Фэй, происходило что-то странное. Он закрыл глаза, его губы задрожали, как будто он едва сдерживал слезы. Но после некоторой паузы спокойным голосом сказал:
— Я надеюсь, что вы не будете расстраиваться, дорогие мои.
Он опустился на колени, обнял детей и прижал их к себе.
— До свидания, ребята, — глухо сказал он. — Ведите себя хорошо.
Фэй смотрела на него, стараясь изо всех сил понять мужа. Что-то в его поведении и голосе насторожило Фэй.
— Давайте я отведу вас к машине, — предложил Гарт.
— Гарт… — испуганно воскликнула Фэй.
— Фэй. — Никогда еще он так нежно не произносил ее имя.
Гарт подошел к ней поближе и погладил ее по щеке. Неожиданно он крепко обнял Фэй и спрятал лицо в ее волосах.
Но постепенно его объятия ослабли, а затем Гарт отодвинулся от нее.
— До свидания, Фэй, — хрипло сказал он и направился к машине.
Ну вот и все: она едет домой, а он летит во Францию. Дистанция в их отношениях, которую он соблюдал на протяжении стольких недель, должна была насторожить ее. Но сегодня он великолепно справился со своей ролью, и она ему поверила.
Она уже догадалась, что найдет у себя в комнате, когда вернется домой. Наверняка на самом видном месте будет лежать письмо, где он прощается с ней навсегда. Больше их ничего не связывает: праздничный прием закончился, а с ним и их брак.
Нэнси ждала их дома, чтобы уложить детей спать. Она ничего не спросила о Гарте. А потом сказала, отведя глаза в сторону:
— В вашей комнате лежит письмо. Он просил положить его туда, когда вы все уйдете.
Фэй бросилась в спальню. На подушке лежал конверт с ее именем, написанным рукой Гарта. Дрожащими руками она вскрыла конверт:
Моя дорогая и любимая Фэй!
Я никогда не писал более сложных писем, чем это. И долго колебался, прежде чем все-таки решился написать его. Как ни больно сознавать, но мне придется нарушить данную мной клятву и сказать тебе «прощай». Я слишком люблю тебя, моя дорогая. И никогда не переставал любить. Но я своими руками разрушил собственное счастье. Увы, я лишился твоей любви. Пытался снова завоевать ее, но все напрасно — у меня ничего не получилось. И не получится. Кроме того, я недостоин тебя. Поэтому прощай.
Вначале я не сомневался, что мне удастся вернуть тебя. И все вроде бы шло хорошо. Но чем больше я наблюдал за тобой, тем больше понимал, что полностью вернуть твою любовь у меня не получится. Наверное, я не тот мужчина, который тебе нужен. А видеть тебя несчастливой выше моих сил. Прости меня.
Ты должна еще кое-что узнать. Когда Гром умирал, я обратился за помощью к Кендалу Хейнесу и упросил его повлиять на Вейкхема. Я собирался рассказать тебе об этом на следующий день, после того как станет ясно, выживет ли Гром. Но не сделал этого, потому что та ночь все изменила.
Когда мы уже потеряли надежду на выздоровление, Синди попросила меня усыпить Грома. И сказала при этом: «Если ты кого-то любишь, ты должен отпустить его, раз ему так будет лучше». Вначале до меня не дошло, что эти слова верны и по отношению к нам с тобой. Но потом… Ты отдала мне всю себя. И я, моя дорогая, понял, что ты достойна всего только самого лучшего. А тебе лучше, чтобы я исчез из твоей жизни. Помнишь, однажды ты сказала, что со мной никто не может быть счастливым. Видимо, ты была права.
