— Для чего же ты учинил обыск в квартире, если паспорт тебе не был нужен? — спрашивает Борис.
— Просто так, — говорит Витька. — Из принципа. Чтобы знать, где он лежит…
— А я бы хотела знать, в каком из двух случаев ты соврал? Нам или Тете?
— Хватит, — говорит Борис. — Ты что, не видишь? Он над нами смеется. Так он и скажет правду!..
— Я не над вами, — говорит Витька. — Просто мне смешно… «Следствие ведут знатоки»… Цирк!
Всю ночь я мешала спать Борису. Ворочаясь с боку на бок, хлюпала носом. Мне казалось, что мой тихий плач не может его разбудить, но он проснулся и гладил меня по голове, говоря: «Спи, Обезьянка! Все будет нормально… Я тебе обещаю!..»
Он очень жалел меня. И даже не рассердился, что я нарушаю его режим.
— Все будет нормально, — повторял он. — Я тебе обещаю… Я сам этим займусь!..
Так он говорил, Борис. Я хорошо помню, что он это говорил. Но почему-то я не придала особого значения его словам…
А вечером позвонил Мика и попросил к телефону Бориса. Борис был в ванной. Что-то в голосе Мики побудило меня задать вопрос:
— Что-нибудь случилось?
— Пока ничего, — сказал он. — Передай Бобу, что у меня все в порядке…
Он добавил, что звонит не из дома, пусть Борис с ним свяжется завтра.
Я все еще ни о чем не догадывалась. И когда Борис ужинал, я пристала к нему — просто из любопытства… Я видела, что Борис обрадовался звонку брата. Значит, все же что-то произошло? И вообще, что еще за секреты?..
Борис мычал что-то неопределенное, закрывался от меня газетой, делая вид, что погружен в чтение. Я отняла у него газету.
— Потерпи до завтра, — сказал он. — Завтра будешь иметь полный отчет!..
Витьки не было дома. Он пошел «прошвырнуться с Зельцем». Зельц сам ему позвонил и предложил встретиться. Я была довольна, что инициатива исходит от Зельца. Может быть, становясь взрослее, они снова вспомнят детскую дружбу?.. И Витька перестанет дурить, а будет тянуться за Зельцем…
Я была так растрогана, что даже ассигновала Витьке трояк — на тот случай, если они захотят где- нибудь посидеть. Все же на улице минус двадцать один!..
Я как-то успокоилась. Мне было немного стыдно за вчерашний допрос и мою ночную истерику… Когда позвонила Нонна, я ей сказала, что Новый год мы встречали вместе — я с Борисом, Тетя и Витька. Мне показалось, что она разочарована. Ничего, моя рыбочка! Как говорится, продолжение в следующем номере…
За стеной мучили пианино — гаммы вперемежку с «собачьим вальсом». Появилось и нечто новое, робко по складам исполняемое одним пальцем: «Жили у бабу-си два ве-се-лых гу-ся». В этом месте мелодия обрывается, и опять сначала: «Жили у ба-бу-си»…
У Колесниковых окна слабо освещены, там движутся какие-то фигуры, кто-то в белом на фоне окна. Почему-то мне кажется, что это Леха в белой рубашке. Стоит и задумчиво смотрит на освещенные окна нашего дома. И гадает, какое из них мое…
Я ничего не сказала Борису о своем разговоре с Лехой. Я не хочу из этого делать какую-то тайну, но мы должны встретиться и поговорить. Вдвоем, с глазу на глаз. Просто поговорить о жизни!.. Ведь он человек Оттуда, из нашего с Колей детства… Мы должны встретиться наедине.
…Витька пришел раньше, чем я ожидала. Он был мрачен. На мой вопрос, не повздорил ли он с Зельцем, ничего не ответил. И начал сразу стелить. Но бросил на половине и заперся в ванной. Вода страшно шумела — он открыл оба крана. Потом все стихло — ни звука, ни плеска. Я даже испугалась. Постучала ему.
— Ну что? — сказал он.
— Ты скоро? — спросила я.
— Скоро…
И опять тишина. В детстве он запирался в ванной, обижаясь на нас: не хотел, чтобы мы видели, как он плачет…
Господи, почему нет спокойной жизни?..
Я даже представить себе не могу, что между ними произошло. Смотрю вопросительно на Бориса, но он пожимает плечами… Это все Зельц! Подумаешь, гений! Если он на четвертом курсе, а Витька еще не нашел себя… Зато он был в армии! Он прыгал с парашютом! Он был старшим экипажа. Если бы этот Зельц посмотрел на Витьку, когда он в кителе с голубыми петлицами, при всех значках! А мой дурачок! Не умеет себя подать!..
Витька выходит из ванной, гасит свет в своей проходной комнате и плюхается на тахту. Начало двенадцатого, даже Борис еще не лег.
— Что с тобой? — спрашиваю я. — Ты поссорился с Зельцем?..
Он не отвечает.
— Ну и шут с ним! — говорю я. — Что вам осталось? Вздыхать о прошлом еще рано, а будущего у вашей дружбы нет!.. И в этом не ты виноват, а Зельц! Дружбу не консервируют, она действует каждый день, постоянно… Даже в разлуке, да!.. Отсутствие друга, невозможность увидеться, поговорить — как кислородное голодание!.. Твой гениальный Зельц этого не усек!..
Он лежал, отвернувшись к стене. Казалось, что он внимательно слушает, хотя и укрыт с головой. Я ощутила прилив вдохновения.
— А ваша дружба в консервной банке — ей грош цена!.. Можешь так ему и сказать!.. И если он позвонит опять, твой любимый Зельц…
— При чем тут Зельц?!! — завопил он, отбросив одеяло и повернув ко мне бородатое, детское заплаканное лицо. — При чем тут Зельц?!
Он вопил, как подстреленный. Да, именно как подстреленный молодой зверь. Я испугалась до смерти. И когда он снова брякнулся на тахту, натянув одеяло, я тихонько вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
— Что с ним? — спросил Борис.
— Не знаю…
— Бедная Талочка, — Борис погладил меня по голове. — Не волнуйся! Все будет нормально, увидишь! Это естественная реакция…
— Реакция? На что? — спросила я. Меня вдруг осенило.
— Не делай большие глаза! Я же сказал: завтра ты будешь иметь полный отчет!..
— На что реакция? — повторила я.
У Бориса шкодливый вид. Но я и сама уже все поняла. Звонок Мики: «…У меня все в порядке», реакция Витьки…
— Ведь я же просила тебя! Просила!..
Борис виновато молчит. Я кричу на него шепотом. Чтобы не слышал Витька…
— Я же просила!.. Ни в коем случае без меня!
— Подождем до завтра, — говорит он.
— Никаких завтра, — снова кричу я шепотом. — Сейчас же!..
— Я позвонил Мике, — говорит он. — Я больше не мог! Слышать, как ты плачешь по ночам…
— Позвонил Мике — и что?..
Я почти ненавижу его в эту минуту. И Борис это чувствует. Он перестает меня жалеть.
— И все, — говорит он. — Делу дан законный ход!..
Он смотрит на меня с вызовом.
— Вот и все сведения, мадам, которыми я располагаю на сегодняшний день. А сейчас мы ложимся спать.
Слово «мадам» в обращении ко мне выказывает крайнюю степень его раздражения. Возможно, он недоволен собой. Тем, что поторопился. И поэтому валит все на меня, на мои «слезы по ночам»…
