Со мной ей проще. Она делает строгие глаза, а если я не реагирую, грозит мне: „Ну, погоди, придет твоя Юлька!..“ Это действует безошибочно, и я выкатываюсь. В общем, все правильно. У них свои разговоры, у нас свои…
— Ну что, девочка? — говорит тетя Варя. — Как ты живешь?
Она спрашивает не из любезности. Ей действительно
хочется знать, как я живу. Когда я только родилась и другие дарили пеленки, чепчики и погремушки, тетя Варя подарила пионерский галстук. Она романтик и любит делать подарки „со значением“.
Она живет в небольшом городе, вблизи Волгограда. Однажды она прислала нам в подарок букет, собранный на Мамаевом кургане. На посылке, в том месте, где обычно указана цена, было написано: „Бесценный!“ Этот букет и сейчас стоит у нас в комнате. Он совсем сухой, но все еще источает слабый запах степной полыни.
Тетя Варя тоже строитель. Моих родителей она называет теоретиками, потому что они проектируют, а она руководит строительством. Сейчас она строит город-спутник на Волге.
— Вы бы приехали, черти, — говорит она. — Вы такого и во сне не видели! У нас система ансамблей. Жилой ансамбль, культурно просветительный, промышленный, бытовой…
— А ансамбль песни и пляски у вас есть? — спрашивает папа.
— У нас все есть, — говорит тетя Варя. — А что, хочешь записаться?
Она не обижается на папины шуточки и умеет дать сдачи.
Она берет листок бумаги, проводит несколько энергичных линий и ловко располагает среди них квадраты и прямоугольники… Мои „теоретики“ слушают ее с некоторой завистью. У живого дела, по-моему, всегда есть какое-то преимущество перед теорией.
Потом мы обедаем все вместе. Тетя Варя любит грибы, и мы едим грибной борщ и мясо с грибной подливой. И они вспоминают студенческие годы, общежитие и тот студенческий бал, когда в моду вошли длинные платья, — тогда их только не называли „макси“. У мамы не было такого платья, и Варя придумала замотать ее в отрез из синего шелка, который ей прислали из дому. И вот маму замотали в этот отрез, и получилось очень здорово, и мама весь вечер танцевала. И с папой тоже. Он был тогда просто Павлик из параллельной группы. Они впервые танцевали вместе, и он сказал: „Тебе идет это платье. Как называется такой фасон?“ — „Японка“, — сказала мама. В моде тогда был фасон „японка“.
Они часто вспоминают эту историю и смеются и шумят, перебивая друг друга, и тетя Варя кричит:
— Ну-ка, налейте мне еще одну рюмку! Выпьем за меня! Если бы не мой отрез, не видать бы вам своего счастья!
Мы ждали к обеду Юльку, но она не пришла. Юлька позвонила и сказала, что никак не сможет вырваться сегодня, — завтра у них семинар по западной литературе.
Положив трубку, тетя Варя загрустила и притихла. Теперь к ней очень подходило прозвище „тихая Варя“. Я смотрела на ее крутой лоб, на вьющиеся золотые колечки на висках. Такие лица хорошо лепить. Лоб, скулы, подбородок… Все говорит о сильном характере. Почему же так вышло, что тетя Варя одна? Отец Юльки тоже учился в архитектурном, и они дружили все вчетвером… Странно, что он никогда не бывает у нас.
— Юлька от меня отвыкла, — говорит тетя Варя. — Я чувствую…
— Кажется, по телевизору какой-то хоккей, — говорит мама.
Наступило время тихих бесед. Мы с отцом уходим в комнату. Отец шелестит газетой. Я беру с полки книгу. Сын Ренуара, известный французский кинорежиссер, написал о своем отце. Оказывается, Ренуар говорил, что работаешь больше всего тогда, когда ничего не делаешь.
Эта мысль мне понравилась. Тем более, что я эти дни ничего не делаю — просто живу, смотрю, дышу. И я недовольна собой. Может быть, недовольство собой — тоже работа?
Так мы сидим молча, слышен только шелест страниц, как в читальном зале.
— И ты тут? — вдруг говорит папа. Он делает вид, что только сейчас заметил меня. — А ты как сюда попала?
Папа благодушно настроен. Он всегда благодушно настроен, когда у нас гостит тетя Варя. В такие минуты с ним можно говорить, не боясь, что он сорвется. И даже спорить.
— Ну, как твой Кролик? — спрашивает он.
— Не Кролик, а Сурок.
— Ну, Сурок, — соглашается он. — Мама сказала, что ты его дрессируешь.
— Не дрессирую, а приручаю!
— Ну, пожалуйста, — соглашается папа. — Ничего не имею против…
Несколько минут проходит в молчании.
— Интересно, о чем они говорят? — спрашивает папа. — О чем говорят эти женщины? — он кивает в сторону кухни. — О какой-нибудь ерунде, — спорим?
— Что толку спорить, если нельзя подслушать?
— Почему нельзя?
— Некрасиво…
— Ты права, — соглашается отец. — Подслушивать некрасиво, и мы никогда не узнаем, о чем говорят эти женщины… Когда мы с матерью поженились, а вы с Юлькой только что родились, тетя Варя почему-то ночевала у нас. Я проснулся в три часа ночи и, не обнаружив твоей матери, а своей жены на ее законном месте, отправился ее искать. Они сидели за столом, друг против друга, совсем уже сонные, и что-то обсуждали… В то время я был молод, и ты еще не успела внушить мне, что подслушивать некрасиво. И я подслушал такой диалог: „Как жаль, что у нас обеих девчонки! Вот если бы у одной был парень, они бы могли потом пожениться…“ Это говорила твоя мама. А тетя Варя ей отвечала: „А если бы он ее не полюбил? Или она его? Нет уж, пусть лучше будут девки!“
— Как звали мужа тети Вари? — спрашиваю я. — Виталий?..
Мой вопрос застигает отца врасплох. Он хмурится.
— Допустим.
— Юлька говорит, что он известный архитектор и живет в Москве.
— Мало ли кто живет в Москве, — говорит отец.
— А почему он не бывает у нас? Из-за тети Вари?
— Слушай, не впутывай меня в это дело! — говорит папа уже сердито.
Нет, я не буду его впутывать. Ведь это не мой секрет, а Юлькин. Чужие тайны я умею хранить. А своих у меня пока нет.
Недавно Юлька пришла ко мне, и мы, как всегда, зажгли свечу, и она горела, тихонько потрескивая и вздрагивая, — у нас всегда дует из окна при восточном ветре. Мы переговорили уже обо всем и спели наши любимые песенки из мульта „Бременские музыканты“:
Это песенка Атаманши, в мультфильме за нее поет Олег Анофриев. Там еще много есть хороших песен. И лирические, и кровожадные:
