— Но все документы будут на русском языке, — предупредила я его.
— А! — отмахнулся он. — Вы что думаете? Что грузины так быстро русский язык забыли? Все они помнят! Когда надо! — уточнил он.
— Значит, я могу сказать этой женщине, чтобы она пришла к обеду в милицию сразу с вещами и ребенком? — спросила я и объяснила: — Я не хочу, чтобы ее другие свидетели видели. Она там даст свои показания и прямо оттуда уедет в ваш пансионат? Так?
— Я смотрю, что вы за нее очень переживаете, — хитро усмехнулся он.
— Да! Она мне очень помогла, и, кроме того, мне ее просто жалко! — почти что с вызовом ответила я.
— Это очень благородно с вашей стороны. Людям надо помогать! Обязательно! — сказал он и подтвердил: — Да! Можете ей сказать, что ее завтра же из милиции туда отвезут! — Потом Лекоба что-то сказал двум парням, которые все время нашего разговора простояли у подножия ступеней на веранду, а затем объяснил мне: — Эти люди вас отвезут, куда вам надо, и во всем помогут.
— Спасибо, только мне нужно по дороге заехать к Самшиевым.
— Распоряжайтесь машиной, как вам надо, — ответил он и, достав из кармана детскую фотографию Ванды, протянул мне: — Возьмите, уважаемая! Она вам может еще пригодиться.
Убрав снимок в сумку, я сошла со ступеней, села в машину и сказала сидевшему за рулем парню:
— Мне надо заехать к Самшиевым.
Тот молча кивнул, и мы поехали. Там я написала Сергею список людей, к которым он должен был немедленно заехать и сказать им, чтобы они утром ждали меня в горуправлении милиции, потому что им предстоит дать письменные показания, которые будут потом надлежащим образом заверены. Сергей тут же уехал, а я с трудом отбилась от его родственников, которые решили усадить меня за стол и покормить.
— Вечером поем, — пообещала я им и сбежала.
Совершенно естественно, что черный «Мерседес» Лекобы разительно отличался от «Волги» Самшиевых, и я тихо блаженствовала на его удобном сиденье, но вот его появление в районе маленьких, невзрачных домиков на окраине Сухуми произвело на их обитателей впечатление.
— Кто вам здесь нужен, уважаемая? — спросил меня с переднего сиденья второй охранник.
— Мне нужен Анатолий Тихонов, — ответила я.
Охранник кивнул и, выйдя из машины, что-то громко спросил у какой-то плохо одетой женщины с испитым лицом. Она ответила и ушла, а он сказал мне:
— Сейчас эта… — тут он произнес какое-то слово на своем языке, — его сюда приведет.
И действительно! Не прошло и пяти минут, как эта женщина практически притащила на себе задрипанного мужичонку, пьяного вдрызг, с трясущимися руками и остановившимся бессмысленным взглядом, одетого в настоящие лохмотья.
— Что вы хотите у них узнать? — спросил меня охранник.
— Меня интересует, встречался ли Тихонов с Зайцевым, когда тот появился здесь в 1993 году. Мне надо знать, что говорил Зайцев, что делал, чем хвалился, что планировал делать… Одним словом, мне нужно знать о нем абсолютно все!
— Так это и я вам могла бы сказать! — неожиданно по-русски заявила женщина, и я быстро нажала на клавишу диктофона, который лежал у меня в кармане. — И не надо мне было бы Тольку на себе таскать! — Она выпустила мужичонку из рук, от чего тот тут же рухнул на землю. — Толька-то без меня и шагу не ступит! — похвалилась она и, усевшись прямо на землю, начала говорить: — Приходил сюда Витька! И не раз приходил! И выпить с собой приносил!
— А о чем он говорил? — спросила я, открывая дверцу машины и садясь боком, чтобы удобнее было слушать.
— Много он чего говорил, — неопределенно сказала она, но тут охранник цыкнул на нее, она съежилась и начала быстро выкладывать: — Хвалился, что денег хорошо подзаработал, что с Галькой Фроловой живет…
— А это кто? — быстро спросила я, доставая сигареты и закуривая.
Увидев это, женщина так впилась взглядом в сигарету, что я, все поняв, достала из пачки еще одну и отдала ей, стараясь не коснуться ее черных, как земля, рук.
— Вот за это спасибо! — обрадовалась женщина и, прикурив, закатила от блаженства глаза.
— Если все мне расскажешь, отдам тебе всю пачку, — пообещала я.
— Так я же и говорю, — встрепенулась женщина. — А Галька-то Фролова шалава шалавой. Она по молодости за воровство сидела, а как вышла, так моталась, как цветок в проруби, то с одним, то с другим. А потом вот с Витькой снюхалась.
— Ну и как они жили? — спросила я. — Характер, как мне говорили, у Зайцева бешеный был.
— А хоть перебешеный! — усмехнулась женщина. — Только попробовал бы Витька ее обидеть! У нее же старший брат — Паша Сухумский.
— Вор в законе? — спросила я у охранника, и тот кивнул, а женщина между тем продолжала:
— Она с Витькой на мой день рождения пришла, напилась, как свинья, и начала всякую чушь пороть!
— Какую именно? — насторожилась я.
— Да про то, что они с Витькой скоро поженятся, уедут отсюда, будут жить в собственном доме и в деньгах купаться.
— Как уедут? — я впилась в женщину взглядом. — Про дом понятно — это, наверное, имелся в виду дом Стадницких, но тогда зачем им уезжать отсюда? И откуда вдруг деньги возьмутся?
— А она не говорила, — помотала головой женщина. — То есть она, может, и сказала бы, да ей Витька рот заткнул, сказал, чтобы ерунды не молола. Она было выступать начала, что он ей сам так говорил, но он ее сразу увел.
— Где мне найти эту Фролову? — быстро спросила я, и женщина на меня удивленно уставилась, а потом сказала:
— Так на кладбище же! Царствие ей небесное! — и она перекрестилась.
— Как на кладбище? — оторопела я.
— Ну да! Померла она!
— Как? Когда? — допытывалась я.
— Так аккурат после моего дня рождения ночью и померла, — объяснила она.
— А Виктор что говорил? Что с ней случилось?
— Так не видели мы больше Виктора! — воскликнула она. — Слыхали только, что он из города уехал. Его и на похоронах не было, и на поминках тоже! Ох, и богатые же были поминки! — она от этих воспоминаний аж головой покрутила и поцокала языком. — Постарался Паша для своей сестры!
— А когда у тебя день рождения? — громко спросила я, чтобы отвлечь ее от этих воспоминаний.
— А 9 июня, — ответила она. — Мы в тот день с самого утра праздновать начали, а Витька с Галькой уже совсем под конец пришли, но подарок с собой принесли. Чачу! Литровую бутыль! Галька-то уже хорошо выпивши была и злая как черт — все Витьку шпыняла, что он всю ночь с какой-нибудь бабой, наверное, проваландался, раз только под утро пришел. А Витька-то трезвый был и все огрызался, что ни с какой бабой он ночью не валандался. А уж злой был! — она аж головой помотала, а потом глубокомысленно заметила: — Это, наверное, потому, что трезвый. А Галька метать начала прямо стакан за стаканом, а как потом совсем развезло ее и она болтать начала, так и вовсе рассвирепел.
— Что-нибудь еще вы можете вспомнить? — спросила я.
Женщина подумала и покачала головой. Ну, что ж! Картина в целом была мне ясна, но вот подробности еще предстояло выяснять и выяснять. Я, как и обещала, отдала женщине пачку сигарет, а охранник бросил на землю рядом с ней какую-то купюру, и она, вцепившись и в то, и в другое обеими руками, прижала их к себе.
— У меня все, — сказала я охраннику. — Поехали! — и незаметно выключила диктофон.
— Куда вас теперь отвезти, уважаемая? — спросил он меня.
— Давайте съездим к дому Стадницких, — попросила я. — Хочу посмотреть место преступления своими глазами, с соседями поговорить — вдруг они что-то вспомнят.
Когда мы были уже в городе, я спросила:
