тебе пару раз, но сейчас, увы, обстоятельства складываются не в мою пользу. Ничего, родной. Я дождусь своего светлого часа. И тогда мы посмотрим, кто кого станет успокаивать».
Обдумывание моего плачевного положения и того, как бы мне все-таки выбраться из этой гадкой ситуации, заняло мой мозг на оставшуюся часть времени поездки так сильно, что я почти не заметила, как это самое время прошло.
Машина фыркнула и крякнула. Стукнула дверь. Меня вывели под белы ручки из машины, и я почувствовала, как с меня снимают повязку. Наконец она упала, и я зажмурилась от слишком яркого света.
— Вот мы и приехали, — сообщил мне «интеллигент», пытаясь выглядеть приличным человеком.
— Вижу, — хладнокровно ответила я, разглядывая стоящий передо мной уродливый гибрид военного самолета и бункера. — Хотелось бы еще знать куда?
Глава 2
Гулкие шаги отдавались в глубине бункера. Честно говоря, мне здесь абсолютно не нравилось. Хотя — надо отдать должное дизайнеру, — оказавшись внутри, можно было забыть, что снаружи все это выглядело серым и пугающим. Стены были выложены красивой плиткой, а на потолках мерцали встроенные лампы дневного света, придавая лицам моих сопровождающих мертвенно-бледный оттенок. Если учесть, что морданции у них и до этого не рождали во мне восхищения, то теперь они напоминали людей, пролежавших в гробах как минимум неделю.
Мы остановились перед внушительной дверью с кучей замочков и глазочков. Дверь показалась мне неприветливой и озлобленной. «Вот и не верь после этого в учение про ауру, — вздохнула я. — Если мне неслыханно повезет и я выберусь отсюда живой, я в первый же вечер затарю ящик пива и так напьюсь, что…»
Додумать, как именно напьюсь, я не успела. Дверь сурово скрипнула и начала открываться.
Кабинет, представший моим очам, был весьма эклектичен. На стенах красовались портреты Ленина, Сталина и Гитлера. Не хватало только дяди Зю, усмехнулась я про себя, чувствуя начинающуюся дрожь в ногах. Мне уже не надо было смотреть на хозяина кабинета, чтобы с трех раз догадаться, кто мой похититель.
— Ну ты и влипла! — процедила я себе сквозь зубы, поднимая глаза, чтобы встретить улыбку, от которой затошнило куда сильнее, чем от запахов в милицейском «козлике».
— Здравствуйте, Таня, — пробасил мой похититель, пытаясь извлечь свое грузное тело из тисков слишком маленького для его объемного зада кресла.
Вот так я попала в гости к Халивину.
Халивин относился как раз к тем личностям, которых я избегала. Потому что не очень люблю этот тип людей. Даже если бы он был лидером самой мирной партии в мире, убежденным пацифистом и человеколюбом, я бы все равно не стала напрашиваться на аудиенцию. Но, увы, назвать его пацифистом мог бы только полный дебил.
Раньше Халивин был верным сыном коммунистов, но потом что-то произошло — то ли у «соколенка» выросли собственные крылья, и он решил полетать в просторах необъятной родины в поисках добычи, то ли просто сказалась его любовь к сильной руке, которой он посчитал как раз свою собственную длань с короткими толстыми пальчиками. Так появилась в нашей чересчур демократической стране Партия трудового народа, ПТН. С Геннадием Халивиным во главе.
Его заунывным плачам о судьбе голодающего русского народа вняли многие. И начали отчислять денежки со своих скромных пенсий на вспомоществование «спасителю»! Ни у кого не появилось мысли, что, судя по излишнему весу, их «спаситель» скорее нуждается в диете, нет — даже этот факт стал доказательством его верной службы интересам народа. «Толстый какой, — лепетала одна бабулька на площади, где как-то раз проходил митинг, — больной, бедняга… А сил для нас не жалеет…»
Теперь эта светлая личность сидела передо мной, и я не ждала от ближайшего будущего ничего хорошего. Если судьбе захотелось сегодня выступить передо мной в лице Халивина — спаси меня господи от такой судьбы!
— Простите меня, что пришлось воспользоваться такими методами, — постарался обаятельно улыбнуться Халивин, буравя меня глазками.
— Ничего, — улыбнулась я, — вы меня не удивили. Это ведь ваши обычные методы…
Он нахмурился. Тяжелый взгляд из-под кустистых бровей намекнул мне, что я не очень вежливая девочка. Ну, уж какая получилась, усмехнулась я, с невинным выражением встречая этот взгляд.
— Как вы ошибаетесь, Танечка, — сокрушенно покачал он головой. — Конечно, милая моя девочка, вы являетесь жертвой пропаганды. Именно поэтому нам и пришлось так поступить. Вы бы никогда не пошли на контакт со мной добровольно, разве я не прав?
— Правы, — кивнула я.
— Вот видите, — почему-то обрадовался он. — А виной тому проклятые газетчики, которые рисуют нас дикими зверями…
— Зверьми, — поправила я механически.
— А? — остановился он. Кажется, я помешала ему исполнить замечательный номер под названием «Речь вождя».
— Ничего, это я так. Выступила не по делу. Продолжайте.
— Так вот, нам приходится прибегать к подобным вещам, потому что…
— Проклятые газетчики рисуют вас зверьми, — повторила я, безмятежно улыбаясь. — Я это поняла. Надо думать, если нам крупно не повезет и вы станете самодержцем, вы их почикаете. Так?
Я выставила палец и, словно расшалившееся дитя, выкрикнула:
— Пиф-паф, ой-ой-ой!
— Кажется, вы забываетесь. — Мой собеседник вытер с грозного лба капельки пота.
— Я? — округлила я глаза. — Помилуйте… Я же не хватала вас на выходе из магазина и не тащила на глазах у всех по улицам… Кто из нас, собственно, забывается?
— Я уже попросил у вас прощения, — обиженно сопя, пробурчал Халивин. — Иначе вы бы не согласились общаться со мной.
— А вы так этого хотели? — рассмеялась я. — Интересно, вы поступаете так со всеми, кого находите достойным разделить ваше одиночество в бункере? Кстати, вы с его помощью уже подготовились к воздушным налетам НАТО? И сколько денег вы угрохали на это сооружение?
— Не ваше дело! — вскрикнул он тоненьким и жалобным голоском. — Впрочем, извините. Я хотел попросить вашей помощи, но чувствую, что дружелюбного диалога у нас не получается. Вы почему-то негативно настроены по отношению ко мне.
— Ну уж простите. Не каждый способен радоваться, когда его похищают. Я, конечно, девушка романтическая, но не настолько. Поэтому терпите…
Я закинула ногу на ногу и, небрежно покачивая носочком, спросила:
— Сколько времени я должна отработать у вас в качестве собеседницы?
— Да вы не такая уж приятная собеседница, если хотите знать, — поморщился он.
— Вы тоже не очень. Но надобность у вас возникла почему-то именно во мне. Что касается меня, то я совершенно не нуждаюсь в вашем обществе.
Голос рассудка взмолился: «Танька! Уймись. Что ты делаешь? Сидишь в логове этого борова и дразнишь его. Ты хотя бы знаешь, на что он способен?»
Если честно, мой рассудок был прав. Кажется, я перегибаю палку. Судя по выражению халивинских глазок, меня поставят к стенке чуть раньше подлюг-журналистов. Но, однажды закусив удила, моя вольная душенька уже не могла остановиться. Мне нравилось дразнить его. Хотя бы потому, что, как мне кажется, я была первой, кто смеялся ему в лицо. Это грело мое самолюбие. И потом — к стенке он меня поставит не
