С каждым покусыванием ощущения захватывали тело Калли, накатывая волна за волной. Колени подогнулись, и она почувствовала, как дергается и беспомощно дрожит в его объятиях, словно что-то завладело ею. Или кто-то.
В тот момент, как Гэбриэл освободил ее губы, она отпрянула, потрясенная своим поведением. Калли толкнула его в грудь, и он отпустил ее. Пошатываясь, она отошла, что-то случилось с ее коленями. Женщина нашла кресло и с размаху рухнула в него, стараясь отдышаться и прийти в себя.
Гэйб тихо застонал.
Она посмотрела на него.
- Я причинила вам боль?
- Да, - его грудь тяжело вздымалась, голос охрип. Взгляд темных, полуночно-синего цвета глаз, не отрывался от неё.
Калли окинула его взглядом с ног до головы. Кто знает, что она ему сделала? Она ведь совсем потеряла голову.
- Что я натворила?
- Остановились.
Калли не поняла.
- Как это могло причинить вам боль? – ее чувства были в беспорядке. Что же только что произошло?
Гэйб провел пальцем по ее щеке.
- Он ведь не был вам хорошим мужем, верно?
Принцесса моргнула, удивленная внезапной сменой темы, и отстранилась. Даже всего лишь прикосновение пальца вызывало в ней трепет.
- Руперт? Нет, он был хорошим мужем. Он подарил мне Ники. И защищал нас, - она глубоко вздохнула, собрав остатки самообладания.
- Вы не были счастливы.
- Разумеется, я была счастлива. Я была наследной принцессой, самой высокопоставленной леди в стране. Каждая девушка мечтает об этом.
Теперь она стала гораздо спокойнее, вернувшись на знакомую территорию. Пока не смотрела на него. И не касалась его. Или не чувствовала запаха мази. Она вытерла руки о юбку - та все равно была испорчена.
- Только не вы. Для вас это и выеденного яйца не стоит.
- Откуда вам знать?– Калли хотелось, чтобы он перестал ее разглядывать. И хотя она отвернулась, но всё еще чувствовала тепло его взгляда.
- Девушка, которая заботилась бы лишь о положении, не позволила бы кому-то, подобному миссис Барроу, называть себя «милочкой». Не разрешила бы своему драгоценному сыну подружиться с грязным сыном рыбака. Не оставила бы всё позади, не оглянувшись.
Калли ничего не ответила. Она обрела спокойствие и пришла в себя. Она никогда не должна позволять ему снова сотворить с ней такое.
- Положение принцессы не принесло вам счастья, как, полагаю, и муж.
- Вы неправы, - возразила Калли, – я была счастлива. И на самом деле любила своего мужа.
Она обещала это в день свадьбы и сдержала обещание. Всем своим глупым сердечком шестнадцатилетней девушки.
- Понимаю, значит, то была любовь - мечта юной девы?
Ее губы задрожали, и она повернулась к нему спиной. Затем подошла к камину, схватила кочергу, и резко помешала угли. Дым хлынул в комнату. Несколько минут спустя она положила кочергу.
- Мы уедем на рассвете, - заявила она.
Гэйб вздохнул.
Калли нахмурилась.
- Что?
Он покачал головой.
- Ничего. Просто я надеялся, что буду здесь, когда прибудет Гарри. Послезавтра, - он искоса бросил на нее взгляд.
Калли уставилась на него, не в силах поверить в наглость этого мужчины. Без сомнения, именно поэтому он так ее целовал, - чтобы наперед смягчить.
- Давайте кое-что проясним, - сказала она, – сначала вы заперли мой багаж, чтобы заставить отложить отъезд, потом навязались в сопровождающие - без приглашения! - а теперь у вас хватает дерзости предложить мне ждать еще пару дней?
Гэйб кивнул, в синих глазах плясали смешинки.
- Так и есть, в двух словах.
- Потому что вы хотите встретиться с братом.
- Да.
Она сердито смотрела на него.
Через минуту Гэйб добавил:
- Он очень хороший брат. Я питаю к нему самые нежные чувства.
Он не выказывал никакого смущения.
- Я не удивлена, что вы уцелели на войне, - наконец произнесла Калли.
Гэйб скривил рот.
- И почему же?
- Потому что вам явно на роду написано быть повешенным, - ответила Калли, – или задушенным. Меня изумляет, что до сих пор никто вас не удушил. Вот то, что вы избежали повешения, мне вовсе не удивительно - власти, как я понимаю, редко действуют успешно. Вы можете ждать брата столько, сколько пожелаете. Мы с Ники уедем утром.
* * *
Гэбриэл смотрел, как она удалялась из комнаты, во рту стало сухо при виде ее покачивающихся бедер. Тело было возбуждено до боли, и он чувствовал одновременно расстройство и веселье.
Натянув рубашку, Гэйб устроился за письменным столом в углу, вытащил перо и начал затачивать его ножиком с перламутровой рукояткой. Его мысли всё еще были заняты поцелуем, но он заставил себя подумать о том, что ему стало известно о Калли.
Он не собирался расстраивать ее, не собирался вызывать болезненных воспоминаний. Но на свои вопросы он получил весьма неожиданные ответы, поэтому не пожалел, что задавал их. Самым интересным был ее ответ на невысказанный вопрос. Она с такой горячностью заявила: «
Было ли это правдой? Или, перефразируя слова Барда: не слишком ли Калли протестовала[12]?
* * *
А не всё ли равно? Ведь этот человек уже умер.
Странно, подумал Гэйб. Он так недолго и столь мало знал Калли, но она каким-то образом стала важна для него. И дело вовсе не в похоти, хотя его и охватывало возбуждение всякий раз, когда он находился рядом с ней. Уж этот ее рот точно станет когда-нибудь причиной его гибели!
Он застонал, просто вспомнив о том, какова она на вкус, о ее сладком трепетном отклике.
Калли едва не растаяла в его объятиях. Если бы они не стояли, она бы уже стала его.
Впрочем, Гэйб не раз прежде испытывал вожделение, но никогда оно не ввергало его в панику при одной мысли о том, что женщина покинет его. Он ни разу в жизни не тревожился ни из-за одной женщины. Но это ощущение в его груди, когда она объявила о своем отъезде... он был совершенно уверен, что испытал некое подобие паники.
