– Вы дрожали, и неудивительно: в такой совершенно очаровательной вещице вы не вполне одеты. Вы надели её для меня?
– Нет. Я надела эту ночную сорочку только потому, что ничего больше не было.
А дрожала Калли оттого, что Гэбриэл был в её постели и заставлял её испытывать определённые чувства. Чувства, которые она не хотела пробуждать.
– Мм-гмм, – отозвался он, словно не поверил ей на слово. – Хорошее описание для такого предмета одежды, «ничего больше». Не вполне голая, но и не совсем одетая. Не то чтобы я возражал против этой сорочки, напротив. То, что мне удалось разглядеть, было великолепно. Когда-нибудь вам придётся дать мне её рассмотреть как следует.
– Я не стану этого делать.
– На ощупь словно шёлк. Это шёлк? Говорят, что шёлку следует быть таким тонким, чтобы его можно было продеть сквозь обручальное кольцо. Вы думаете, что ваша сорочка пройдёт сквозь ваше обручальное кольцо? Вы могли бы снять её и проверить. Я не почувствую никакой разницы.
– Перестаньте. Я не намерена снимать сорочку. Вы говорили, что этот брак будет… – Калли никак не могла подобрать слово, – словно шахматная партия! – сердито прошептала она.
– Шахматы – отличная игра, – тихо произнёс Гэйб ей на ухо. Дыхание его согревало кожу Калли.
– Отпустите меня, – она попыталась оттолкнуть его.
– Успокойтесь, дорогая, – сказал ей Гэбриэл. – Я не собираюсь ничего делать с вами. Но вы лежали, словно труп, такая неподвижная, с руками, скрещёнными на груди, и дрожали, а так вы не сможете сомкнуть глаз.
– А вы полагаете, что так я усну? – спросила Калли.
– Может быть, и нет, но так будет намного удобнее, чем лежать, словно труп, – он прижал её к себе ещё плотнее. – Разве вам не нравится так лежать?
– Нет, – солгала она. – Мне очень неудобно.
Это была ошибка, поскольку Гэбриэл посчитал её слова предлогом для того, чтобы придвинуться ближе и прижать Калли ещё сильнее к своему изогнутому телу.
– А теперь засыпайте.
Она лежала в постели, напряжённая, сердитая, понимая, что ни за что не уснёт, только не тогда, когда Гэбриэл лежит рядом с ней, заставляя её испытывать жар, трепет, желание и неудовлетворённость.
Если с подобного начался их брак, у Калли не было ни одного шанса, чтобы защитить от Гэйба своё сердце. Он был такой мужчина. Калли сомневалась, что найдётся женщина, которая сможет противиться его чарам.
Но для Гэбриэла всё это было несерьёзно. Он жил мгновением – так он сказал однажды, объяснив ей, что это была солдатская привычка, поймать момент и прожить его до конца, пока в нём самом ещё теплилась жизнь.
Калли не могла так жить. Больше не могла. Она не воспринимала вещи так легко, как он.
Гэйб нашёл её на вершине скалы и, размышляя не дольше, чем понадобилось бы, чтобы спасти бездомного кота, взял их с Ники с собой, отвёз к себе домой, защитил их, а потом даже женился на Кали, – и всё это без колебаний и, очевидно, без бесконечной тревоги, которую испытывала она, принимая любое решение.
Таков был Гэйб, и Калли лежала с ним в одной постели; его сильные руки обнимали её, а его тепло передавалось ей. И, как обычно, он ловил момент и её, – и Калли волновалась из-за мнимых последствий.
Гэбриэл желал её – прямое и твёрдое доказательство этому настойчиво прижималось к телу Калли – и она знала, что он мог просто взять её, если бы захотел. Гэйб был очень силён, они были наедине, и у него были все законные права. И, конечно же, ему захочется получить вознаграждение за все свои хлопоты. Он заслужил это.
Однако Гэбриэл не сделал попытки овладеть ею, или даже заставить Калли передумать. Он был человеком слова. Она уважала его за это, даже если в настоящий момент находила моральные устои Гэйба раздражающими и вызывающими неловкость.
Он с самого начала не скрывал, чего хотел от неё. Гэбриэл был достаточно честен и откровенен с самого первого дня, когда предложил Калли стать его любовницей.
Возможно, если она единожды разделит с ним супружеское ложе, Гэйб потеряет к ней интерес. Это было то, чего желала Калли. Да, именно так.
Она облизала губы, подумав об этом. С тех пор как Калли встретила Гэбриэла, она была не в состоянии перестать размышлять, на что бы это могло быть похоже. «Это ничего не значило, – напомнила Калли сама себе. – Это был всего лишь вопрос, вызванный обычным женским любопытством».
Крепкое, сильное, большое тело Гэйба, расслабленно лежащее рядом с ней, было таким соблазнительным. Калли с удовольствием изучила бы его. Она точно знала все точки, в которых их тела соприкасались, где кожа касалась кожи, а где они были разделены легчайшим намёком на шёлк.
Дыхание Гэйба было глубоким и ровным, но он не спал, Калли была в этом уверена. Гэйб был слишком взволнован, чтобы спать. Так же как и она.
Они заключили брак на бумаге, сделали ход в шахматной партии: когда-нибудь он уйдёт. Как только Калли и Ники будут в безопасности, и им больше не будет угрожать граф Антон, Гэйб освободится от всех обязательств. И тогда Калли останется одна.
До конца своей жизни.
Если она не сделает этого сейчас, то будет всегда думать о том, что упустила.
Руперт всегда был слишком предсказуемым. В начале их брака Калли это даже нравилось, но, как только она поняла, в какое глупое положение поставила сама себя, супружеские обязанности стали для неё больше похожи на ритуал, не то чтобы неприятный, но без того тепла, которое, по её представлениям, присутствовало во время их любовных утех в самом начале её замужества.
С Гэбриэлом это не будет похоже на ритуал. Он совсем не был предсказуемым, только не для неё. Даже когда он всего лишь флиртовал с ней, Гэйб возбуждал в ней странные, волнующие образы, которые, с его помощью, укоренялись в сознании Калли. Даже поцелуи Гэбриэла доводили её до грани. Он был тёплый, волнующий… и пугающий.
Если Калли позволит ему разделить с ней ложе, единственное последствие этого – то, что пострадает только её сердце. Калли была бесплодна. Должно быть, что-то случилось с ней, когда родился Ники, потому что, несмотря на регулярные ежемесячные визиты Руперта, она так и не ощутила больше шевеления плода в своём чреве. Не то чтобы Калли возражала против того, чтобы Гэбриэл одарил её ребёнком. Калли полюбила бы его, ей было бы приятно иметь подле себя небольшую частичку Гэйба.
О Боже, даже просто думать об этом было похоже на игру с огнём. Но если Калли не решится, то проведёт остаток своей жизни, сожалея о неслучившемся. Итак, да, она собиралась позволить ему выполнить супружеский долг.
Но каким образом? Калли не могла просто попросить об этом.
Проверяя реакцию Гэйба, она слегка поворочалась в постели, прижимаясь своей попкой к его возбуждённому мужскому органу. Гэбриэл напрягся. Это обнадёживало. Калли снова заворочалась.
– Лежите спокойно, хорошо? – пробормотал Гэйб, сжимая её ещё крепче в своих объятиях.
Вместо ответа Калли снова заворочалась, дерзко потираясь ягодицами взад и вперёд о возбуждённую часть тела Гэйба. Она лежала с закрытыми глазами, притворившись полусонной и неосознающей, что делает.
– Если вы не будете лежать спокойно, то я не отвечаю за последствия, – прорычал Гэбриэл.
Калли снова заворочалась и подождала реакции.
– Вы делаете это умышленно, не так ли? – прошептал он.
Она не ответила.
Без предупреждения Гэбриэл развернул её к себе и посмотрел Калли в лицо.
– Я дал вам своё слово. Если вы передумали, то вам нужно сказать мне об этом.
Она не смогла собраться с духом, чтобы произнести это. Не так открыто. Не вслух. Помолчав с минуту, Калли произнесла:
