была себя вести, будь она той, за кого себя выдаёт. Ни одного промаха, ни малейшей оплошности, ни разу не вышла из образа, адекватно реагировала на увиденное и услышанное, к месту задавала вопросы, удивлялась, когда нужно, и где нужно переспрашивала, уточняла. Даже её непредсказуемость оказалась, если можно так выразиться, вполне предсказуемой.
— И что это значит?
— Возможно, что ничего. Порой встречаются люди с настолько
— И переигрывает?
— Вовсе нет. Её игра — если это игра — само совершенство.
Конте растерянно хмыкнул.
— Ну… Допустим, это действительно игра. Тогда на чём же она «погорела»?
— Ни на чём. Ей просто не повезло, что она сразу попала под подозрение. Если бы не это, я бы не заметила её игры. А через пару дней её поведение будет казаться мне полностью нормальным — я привыкну к ней, да и она освоится в новых обстоятельствах. Беда мисс Симпсон в том, что с первых же шагов на корабле она оказалась «под колпаком» у опытного контрразведчика. — Джустини скромно потупилась. — Заподозри она хоть на мгновение, что на борту этой посудины находится её коллега, то прибегла бы к какой-нибудь уловке, которую я вряд ли бы раскусила. Вот увидите, коммодор: если моя догадка верна, по прибытии на Дамогран Келли Симпсон не станет сильно «светиться» в первые дни… Гм-м. Хотя вы всё равно этого не заметите.
— М-да, понятно, — сказал Конте. — Значит, вы подозреваете, что мисс Симпсон — ваш коллега?
— Это не исключено. — Джустини была осторожна в выводах. — Если Келли Симпсон
— Тогда и посланник Тьерри может быть агентом, — произнёс Конте.
— Все дипломаты так или иначе связаны со спецслужбами своих правительств. Но если речь идёт об оперативной работе, то специальный уполномоченный, фактически посол, птица слишком высокого полёта. Он не может быть агентом-оперативником, а тем более — киллером.
Конте глубоко задумался.
— Если мисс Симпсон действительно агент, и агент не наш, это плохо. А ещё хуже — если она всё- таки нанята одной из Семей. Было бы желательно прояснить ситуацию ещё до прибытия на Дамогран. Думаю, стоит подключить к делу Костелло. — (Помощник главного инженера Бруно Костелло был лейтенантом Службы Безопасности.) — Пусть он поухаживает за мисс Симпсон, авось что-нибудь выведает. Судя по снимкам, она привлекательная женщина, так что интерес к ней со стороны Костелло не вызовет никаких подозрений… Если только у него нет расовых предубеждений.
Габриэла Джустини согласно кивнула:
— Хорошая идея, коммодор. Никаких предрассудков касательно цвета кожи у Костелло нет. Он, кстати, и сам, без нашей подсказки проявил интерес к мисс Симпсон. Думаю, ему будет приятно получить это задание.
— Вот и отлично, — сказал Конте. — Поговорите с ним.
— Слушаюсь, коммодор. — С этими словами женщина поднялась с кресла. — Разрешите идти? Через двенадцать минут начало моей вахты.
— Да, конечно. Вы свободны, мичман. Ступайте.
После ухода Джустини Конте остался в капитанской рубке один. Послестартовая суматоха уже улеглась, а до запуска маршевого генератора было ещё много времени. Выйдя из сферы притяжения планеты, корабль лёг на заданный курс и теперь кратчайшим путём удалялся от маячившего на экранах заднего обзора огромного солнца Нью-Джорджии — красного гиганта в два десятка стандартных солнечных масс.
Конте не любил такие миры, как Нью-Джорджия. Впрочем, их не любили все астронавты — даже те, кто был родом из таких миров. Вблизи нестабильных звёзд, а особенно звёзд-гигантов с интенсивным истечением вещества с поверхности, из-за сильных электромагнитных возмущений континуума режим овердрайва был недоступен, и кораблям приходилось по много часов тащиться в реальном пространстве, удаляясь на значительное расстояние от звезды, чтобы получить возможность запустить генераторы и перейти в овердрайв. При нормальных же условиях, например, в секторе Терры-Сицилии, запуск ц-привода становился возможным сразу после выхода из сферы планетарного притяжения. Правда, в районе оживлённых транспортных узлов правила безопасности требовали покинуть плоскость эклиптики, но необходимые для такого манёвра полтора-два часа — это всё же не восемь-двенадцать.
Мимоходом Конте подумал, что если бы солнцем Тукумана был гигант, ему не удалось бы вовремя эвакуировать поселенцев. Хотя, с другой стороны, и неприятельский флот, всё из-за тех же возмущений континуума, не рискнул бы выходить из овердрайва в непосредственной близости от планеты. Так что кто знает. Вообще, принято было считать, что наличие нестабильного светила даёт преимущество обороняющейся стороне, но ещё три года назад Конте разработал тактическую схему, которая обращала это кажущееся преимущество в серьёзный изъян для обороны. Теоретики в отделе планирования операций были в восторге от его идеи, однако проверить её на практике пока не представилось случая — не было подходящего заказа. Ведь как ни крути, Корпус был армией наёмников. В основном он защищал — не отдельных людей и учреждения, а целые планеты и всё их население, действуя строго в рамках договоров с планетарными правительствами. Но иногда силы Корпуса захватывали планеты, вернее, освобождали захваченные — опять же, только по договору с легитимными правительствами. СЭК был армией наёмников — но наёмников с твёрдыми принципами.
Конте взглянул на часы, повернулся в кресле и набрал на пульте интеркома трёхзначный номер. После первого же гудка голографический экран ожил, и в нём появилось изображение рослого и широкоплечего молодого человека двадцати пяти лет в офицерской форме со знаками различия лейтенанта-командора. Увидев Конте, он отдал честь и произнёс с лёгким, но отчётливым акцентом:
— Главная рубка на связи. Слушаю вас, капитан.
Старпом Уильям Василов был единственным членом экипажа, который всегда называл Конте капитаном, а не коммодором. Собственно, это отвечало флотским традициям — командир корабля был капитаном независимо от звания; но ввиду того, что Конте едва не понизили в чине (адмирал Ваккаро распустил этот слух для пущей убедительности), подчинённые сочли такое обращение нетактичным напоминанием об опале и, не сговариваясь, решили именовать его коммодором. Только старший помощник по простоте своей душевной не уловил этого нюанса и продолжал обращаться к нему по-уставному.
— Заступите меня на посту, старший помощник, — сказал Конте. — Я иду на ужин с посланником, а потом немного отдохну перед запуском генератора.
— Есть, капитан! — лихо козырнул Василов. — Приказ к исполнению принят.
Выключив интерком, Конте тяжело вздохнул. Неистощимый энтузиазм старпома порой действовал ему на нервы. В отличие от других офицеров «Отважного», Василов радостно воспринял свой перевод на Дамогран. Он был коренным дамогранцем и хотел служить на родной планете, что в последнее время командованием поощрялось — патриотизм военнослужащих лишь укреплял мощь Протектората, а мрачные пророчества некоторых скептиков об опасности «местничества» пока не сбывались. Корпус, хоть и назывался Сицилианским, не был замкнут на одной лишь Терре-Сицилии, он охотно принимал в свои ряды талантливую молодёжь с других планет Протектората и из нейтральных миров. Путь в Корпус был заказан только гражданам враждебных государств и членам сицилианских Семей.
Последние три недели, с тех пор как они покинули Терру-Сицилию, Василов был главной головной болью Конте. Отличный парень, способный и перспективный — но слишком уж молодой и неопытный для такой ответственной должности. Он-то и звание лейтенанта-командора получил перед самым отлётом, скорее в качестве аванса, чем за заслуги, и ещё не успел привыкнуть к своему новому статусу. Ему с трудом
