неладно!
Спина его по-прежнему как бы воплощала собою полнейшее спокойствие и невозмутимость, присущие ее обладателю. Храп стих. В кончиках моих пальцев закололо. А что, если… Я закусила губу. У меня в ногах валяется (в прямом смысле слова) роскошный мужчина, и чего же я жду?! Но как он отнесется к этому… я же только что обозвала его бабником, а он сказал, что я не в его вкусе. А теперь я сама проявлю инициативу? Бред какой-то!
Жар от кончиков пальцев поднимался все выше. Запылали щеки, лоб… Может быть, у меня все же температура, я заболела? Я пощупала свой лоб – он горел… тихим жаром, сжигавшим меня изнутри. Ладони мои были сухими и горячими. Пан или пропал!
Я свесилась с кровати и дотронулась до плеча Шаповалова. Он даже не пошевелился. Затаив дыхание, так, что слышно было каждое дуновение ветра за окном, я скользнула под одеяло к Шаповалову и прижалась к его спине. Он резко повернулся ко мне, собираясь не то вскочить, не то ударить меня. От страха, внезапно скрутившего мой живот и отдавшегося холодом в позвоночнике, я быстро закрыла глаза – и тут же открыла.
Я провела рукой по его лицу. Но он перехватил мою руку и вернул ее на место. Я лежала, вытянувшись, как бревно, и была готова исчезнуть, провалиться сквозь землю, улететь в другие галактики и в черные дыры… Зубы у меня застучали, и я подтянула одеяло повыше.
– Пожалуйста… я…
Он приподнялся на локте и посмотрел на меня. А потом его сонные глаза широко распахнулись, и он сграбастал меня в охапку, стиснув так, что я не могла пошевелиться…
И что-то глубинное во мне откликнулось, внезапно рванулось навстречу ему. Рухнули какие-то преграды, прежде всегда стоявшие между мной и мужчинами. Его губы скользили по моей коже, и я вздрагивала из-за этих сжигавших мой рассудок поцелуев. А потом мы прильнули другу к другу и замерли. Как будто чего-то ждали.
Я инстинктивно отшатнулась, словно в последний момент собиралась убежать или спрятаться от него, но он грубо притянул меня к себе и закрыл мой рот хищным горячим поцелуем. Он был зол, раздосадован, я это поняла.
И – сдалась.
Его жар, возбуждение, настойчивое желание заставляли меня еще крепче прижиматься к нему. Как давно, а может быть, и никогда в своей жизни я не испытывала подобных чувств! Из-за страстного желания у меня темнело в глазах, кровь стучала в висках, и я уже ни о чем не думала – только об этом крепком теле и сильных мужских ласках. Его руки то дарили мне нежность, то причиняли легкую боль, и этот контраст, этот переход от света к тени был ошеломляющим и восхитительным. Мое тело сотрясала крупная дрожь, губы мои искали его губы…
Страсть текла, бурлила, пенилась, как весенняя вода – с ревом и шумом, смывая все преграды. Наконец нестерпимо сладкая судорога одновременно пронзила наши тела, и я закусила губы, чтобы не закричать. А потом все стихло.
И мне показалось, что мы оглохли. Такая звенящая наступила тишина…
– Слушай, кажется, мы сошли с ума!
– Наверное, так и есть, – хихикнула я, засовывая руки под подушку. От тела Шаповалова все еще исходил жар. Он смотрел в потолок.
– Может, переберемся на диван, как нормальные люди?
– А мне нравится на полу-у-у… – протянула я и прыснула.
У меня было беспричинно веселое настроение. Тикали ходики в гостиной, за окном завывал ветер, береза задевала ветвями стекло. Шаповалов шептал мне какие-то милые глупости, покусывал мое ухо, а я фыркала и вертела головой в разные стороны.
Его рука легла на мой затылок, он запустил пальцы в мои волосы. Я замерла. Мне никто и никогда не запускал руку в волосы и не теребил их; он сделал это так нежно, так ласково… Сердце мое рухнуло куда-то в пятки, и я поняла, что с этим надо кончать. Я не могу подпустить Шаповалова к себе слишком близко, на такое опасное расстояние, когда мы лежим буквально «кожа к коже».
Я отстранилась и повернулась на другой бок.
– Ты что?
– Устала и хочу спать, – сказала я ровным тоном.
Он положил ладонь на мою спину.
– Не надо, – попросила я тихо-тихо.
– Ты не хочешь?
– Нет.
Он хотел было что-то сказать, но вдруг запнулся и резким движением натянул одеяло. А я перебралась обратно на диван и подумала, что веду себя как последняя идиотка. Но рисковать собою мне не хотелось. Он уедет, а я останусь, стучало в моем мозгу, и я должна сделать все, чтобы не привыкнуть к нему и не скучать впоследствии. Пусть это будет ничего не значащим эпизодом в моей жизни, о котором я позже вспомню с легкой улыбкой. И не более того.
Утром мы поспешно уехали, даже не позавтракав. Шаповалов довез меня до ближайшей станции метро и, сухо кивнув на прощание, растворился в тумане мглистого московского утра.
Весь следующий день я думала то о Шаповалове, то о пропавшем ролике, то о тех, кто меня предупредил, что
В понедельник я пулей влетела в агентство, злая, раздраженная на весь белый свет, а в особенности – на Шаповалова. Распустил, павлин, перья и принялся подбивать клинья к одинокой женщине! Ведь распознал же своим павианьим нюхом, что меня можно взять голыми руками, вот и напросился в гости! Не проще ли было бы господину Шаповалову снять девочку в баре на ночь, и всех делов-то?! Теперь же я не знала, как буду работать с ним. Нужно отказаться, мелькнула спасительная мысль. Откажусь, и все! Выкрутимся мы как-нибудь, обойдемся и без этого заказа…
В приемной никого не было. Я приехала на полчаса раньше начала рабочего дня и оказалась тут совсем одна. Оно и к лучшему! Можно попить кофе в спокойной обстановке, никому не объясняя причин своего взбудораженного состояния.
Но как только я вошла в свой кабинет, о кофе я забыла. Я села, нет, рухнула в свое кресло и зарыдала – злыми слезами. Все складывалось так, что хуже не бывает! Ролик украден, под подозрением оказался мой любимый сплоченный коллектив, где один был за всех и все – за одного, где заранее составлялись списки дней рождений и подарков и выспрашивалось, выпытывалось все о самых заветных желаниях именинника… Кру?жки с логотипом компании и наши посиделки на кухне, чувство локтя и слоган, придуманный уже давно и красовавшийся на плакатике в моем кабинете: «Вместе мы – одна команда, и мы победим». Все было зря…
И еще – Шаповалов! Я сердито вытерла слезы. Да пошел он вообще к черту! Не буду о нем даже мельком думать…
Дверь осторожно скрипнула.
– Кто здесь? – испуганно вскрикнула я.
В дверь аккуратненько, бочком, с виноватым видом вполз Гриша. Выглядел он не лучше меня: какой-то помятый, в нечищеных ботинках, с замызганным несвежим воротничком.
– Ты что?
– А ты? – быстро ответил Гриша вопросом на вопрос.
Я нахмурилась:
– Я тебя спросила первой, и я – начальник.
– Понятно: я – начальник, ты – дурак. Ты – начальник, я – дурак.
– Я серьезно!
– Серьезно и отвечаю.
– Гриш! Не балагурь! – Я, отвернувшись, быстро вытерла следы слез тыльной стороной кисти и провела рукой по волосам: не растрепались ли? Что бы ни случилось – тайфун, цунами или высадка инопланетян на Красной площади, – но моя прическа должна быть безукоризненной, а нервы – стальными канатами.
– Ты плакала, – констатировал мой заместитель.
