– В этом что-то есть…
– Конечно, я же слов на ветер не бросаю… У тебя еще есть время?
– Есть. Заявки подаются вплоть до 22 апреля. Фестиваль состоится с 19 по 25 июня.
– Тогда нет проблем! Слушай, поехали в офис, заберем рисунки детей. Они хранятся в офисе?
– Да.
– Тогда – едем! Не будем терять время.
– А почему не утром?
Я не могла бы сказать, что мой родной офис внезапно стал для меня чужим и мне не хочется туда ехать лишний раз. Он стал чем-то вроде пылесоса, заглатывавшего все подряд: мои эмоции, результаты наших общих трудов… Мой офис, для которого выбирала краску для стен и мебель в комнаты, внезапно превратился во враждебную территорию.
– Уже поздно.
– Не надо тянуть, – сказал он.
Я нахмурилась. Я не собиралась идти на поводу у Шаповалова и уже собралась ему заявить об этом, как вдруг услышала голос Ульяны:
– Олег Николаевич прав… Лучше поехать туда немедленно.
– Тебя-то какая муха укусила, – пробормотала я ворчливо. – Сейчас, сейчас… дело не может подождать до завтра?
– Не может. Эти люди настроены очень серьезно. Они могут обыскать ваш офис и унести из него то, что им нужно. Раз уж они напали на вас. Я думаю, что самые важные бумаги вам следует увезти домой, – решительно сказала Ульяна и добавила: – Я помню, когда папа баллотировался от партии «Местная власть», в его офисе все перевернули вверх дном накануне ответственных дебатов в телеэфире, украли самые важные документы и бумаги. Потом на него вылили кучу компромата. Когда идет война, выбирать не приходится.
– Ты считаешь, что у нас «война»?! – вырвалось у меня. – У нас?! В офисе?!
Слово «война» было еще хуже, чем «враги»! Мир вновь словно перевернулся, и мне показалось, что я медленно уплываю в черную ночь без единого шанса вернуться обратно, на твердый берег.
– Вы же сами все понимаете, Влада Георгиевна! – голос Ульяны прозвучал устало и как-то непривычно мягко.
Я перевела взгляд с Шаповалова на Ульяну:
– Ну, тогда – едем! Не будем откладывать.
Каждое движение по-прежнему отдавалось болью во всем теле. Я оступилась на лестнице, и Шаповалов поддержал меня под локоть.
– Осторожнее!
Когда до машины осталось несколько метров, Шаповалов подхватил меня на руки.
– А как же быть с теми? С другими? – шепнула я Шаповалову на ухо.
Он пристально посмотрел на меня, и от его взгляда мне стало не по себе, словно я сморозила страшную глупость.
– Я. Разберусь. С ними, – отчеканил он, и я покрепче обхватила его руками за шею.
Ульяна нажала на кнопку сигнализации, и дверцы «феррари» открылись.
Шаповалов остановился, и я уткнулась губами в его шею.
– Не боишься, что укушу? – шепотом спросила я.
Он издал некий звук, похожий на насмешливое фырканье.
– Что взять с женщины? – Он опустил меня на асфальт, и у меня опять закружилась голова. Я схватилась за его руку и посмотрела ему в глаза: он был выше меня примерно на полголовы, и в его взгляде читалась откровенная снисходительность и еще что-то, похожее на сочувствие. Я передернула плечами. Очень мне нужно его сочувствие! Вот еще!
– Садимся! – коротко бросила Ульяна. – Вам где будет удобнее, Влада Георгиевна?
– Я сяду на заднее сиденье.
– Я тоже. Рядом. Для опоры, – услышала я от Шаповалова.
В неясном свете фонарей, горевших на парковке, мне показалось, что Шаповалов улыбается. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на меня сверху вниз. И у меня вновь перехватило дыхание – из-за холода, из-за его улыбки, из-за всей неясности и зыбкости этой ночи, которая не то начиналась, не то уже заканчивалась.
В машине Ульяна обернулась и протянула мне термокружку:
– Я взяла для вас кофе.
– Спасибо.
Кофе пахло корицей и теплым молоком.
– Можно и мне глоток? – хрипло спросил Шаповалов. Он сидел в опасной от меня близости, я чувствовала бедром прикосновение его ноги и слышала его дыхание.
Он отпил немного и повернулся ко мне:
– Хорошо!
Но мне показалось, что он говорит о чем-то другом, не о кофе.
Машина неслась по ночной Москве, как хищный зверь, бесшумно и быстро… Огни реклам расплывались перед моими глазами, меня немного подташнивало. Но признаваться в собственной слабости не хотелось, как не хотелось вообще что-то говорить. Меня вполне устраивало общее молчание, эта странная, ни на что не похожая ночь и Шаповалов, сидевший рядом со мной.
Увидев меня, охранник удивился:
– Влада Георгиевна, вы?
– Да, я. Опять, – сказала я, нервно рассмеявшись. – Не ожидали?
– Конечно, нет! Какие-то дела привели вас сюда в ночное время?
– Они самые.
– Ни днем, ни ночью покоя нет, – вздохнул он.
– Это точно. Ирочка Сергиенко не проходила?
– Нет. Не было ее. Определенно, – парень был еще совсем молодым, но старался говорить кратко и веско, нарезая слова, как ломти хлеба.
Он протянул мне ключ.
– Не дадите ли их мне? – спросил Шаповалов.
Я отдала ключи Шаповалову, и он озорно сверкнул глазами:
– Мерси!
Перед дверью офиса Шаповалов помедлил и посмотрел на меня:
– Вам, дамам, лучше отойти в сторону. Мало ли что. Отступите на несколько шагов назад.
Мы с Ульяной, не сговариваясь, отошли и посмотрели на Шаповалова с немым вопросом в глазах.
– Я пройду первым. Вы ждите здесь. Если все в порядке, я выйду к вам или позову. Смотря по обстановке. Вы только раньше времени не заходите и не окликайте меня. Договорились? И прошу мои указания выполнить четко и точно, – прибавил он.
Это все происходило словно бы в другой, чужой жизни, где у меня были «враги», и обстановка была «как на войне», и мой офис стал территорией неведомого противника, превратившись в поле боя.
Я коротко кивнула в знак согласия, и Шаповалов исчез за дверью. Он оставил маленькую щель. Щелкнул выключатель, и из щели протянулся узкий луч света. Ужасно хотелось подойти ближе, распахнуть дверь и пройтись по родным коридорам и комнатам. Но этого делать было нельзя. Категорически.
– Долго нам ждать? – шепотом спросила Ульяна.
Я пожала плечами.
Из-за двери не было слышно никаких звуков, там была мертвая зона, по которой бродил Шаповалов, как умелый сапер, обезвреживающий смертоносные мины. Разве такое может быть на самом деле? У меня?! В офисе, где все так стильно, уютно, по-домашнему, где мы, словно одна семья, все праздники непременно отмечали вместе, и Новый год тоже… Я покупала живую елку и украшала ее игрушками, каждый год я прикупала все новые елочные украшения, и Ирочка всплескивала руками, увидев их, и мечтательно закрывала глаза, восклицая:
