Волосы я распустила по плечам, оставив их пребывать в прелестнейшем беспорядке.
Потом поборола страстное желание вновь бросить магические косточки, решив лишний раз не искушать судьбу, и спрятала в сумочку пистолет, так как предпочитала в любое время находиться во всеоружии. Свидание тет-а-тет с американским художником, по моим предположениям, могло сулить всякие неожиданности.
Посчитав, что вполне готова к бою, я почти бегом спустилась по лестнице к ожидавшей меня во дворе бежевой «девятке».
«Отлично!» — произнесла Лаки вслух. Ей осталось только перевоплотиться. Почему же для разнообразия не побывать в образе частного детектива? Тем более что это обещает неплохой заработок и массу острых ощущений. До чего же непроходимо туп этот Марусич… И как она могла когда-то в него влюбиться?
Лаки набрала на сотовом номер Бартвелла.
— Готовность номер один, — сообщила она.
— О'кей!
— Гостья выехала. Я буду чуть позже.
Положив трубку на стол, Лаки отправилась в ванную смывать серую краску с волос, длина которых почти не отличалась от длины прически частного детектива.
Вернувшись, она оделась точь-в-точь как женщина, которую Лаки готовила к роли подсадной утки. Только в виде исключения спрятала лицо за дорогой квадратной оправой очков. Не хотелось отдавать себя во власть непроглядной тьмы. Вдруг не вовремя упадет свет фонаря или вспыхнет автомобильная фара.
Тадеуш встретил меня радушно.
— Таня Иванова? — осведомился он, блеснув голливудской улыбкой.
Я кивнула в ответ, так что мне не пришлось даже представляться.
— Прошу вас, — указал художник рукой в глубь салона.
Я вошла. Галерея в таинственном полумраке выглядела романтично и нереально, словно я попала в какой-нибудь параллельный мир. Это ощущение усиливалось из-за отсутствия посетителей.
— Вы хотели меня видеть?
— Разумеется, — ответил Бартвелл. — Я очень рад, что Михаил передал вам мою настоятельную просьбу.
Художник почти совсем не коверкал слова, он чуть ли не в совершенстве говорил по-русски, хотя небольшой акцент все-таки чувствовался.
— В чем причина вашего беспокойства? — поинтересовалась я.
— Сейчас я все объясню, — ответил Тадеуш, ухватив меня под руку. И сразу предложил: — Давайте пройдем в кабинет, там нам с вами будет удобнее разговаривать.
Я не стала возражать и пропустила его вперед, когда Бартвелл оставил мой локоть в покое. Теперь его широкая спина маячила у меня перед носом, заслоняя собой обзор. Тем не менее краем глаза мне все равно удалось еще раз рассмотреть экспозицию.
— Нравится? — спросил Бартвелл, обернувшись.
— Еще бы, — отвечая так, я вовсе не солгала. К тому же давно убедилась, что, критикуя чье-либо творчество, можно нажить себе смертельного врага. А художники, как известно, народ особенно ранимый.
— Я рад, что вы оценили мое виртуальное баловство. Хотя… Еще Ван Гог сказал, что «настоящие художники не обращают внимания на современников — они выпендриваются перед вечностью». А я отношу себя именно к настоящим художникам.
«Кто бы в этом сомневался!» — подумала я. Внешне Тадеуш Бартвелл мне импонировал, и я с этим ничего не могла поделать, вопреки тому, что подозревала его во всех тяжких грехах. Особенно мне не нравилась его дружба с Васильевым, а как следствие — знакомство с Аскольдовым. В случайные совпадения я не верила, даже когда училась в институте, а с тех пор я поднабралась кое-какого опыта.
Тад извлек из кармана куртки ключ и открыл им дверь в кабинет Ефремова.
— Прошу! — улыбнулся он. Его большие зеленые глаза смеялись, отражая лучики света.
«И зачем он ввязался в эту историю?» — невольно задалась я вопросом.
«Из-за денег, милая, из-за денег, — ответил внутренний голос. — Вот она — сила презренного металла!»
Но я с ним не согласилась. В конце концов, Бартвелл оставался еще и страстным коллекционером, так что вряд ли именно деньги играли здесь главную роль.
— Надеюсь, сегодняшний вечер придется вам по душе, — проговорил Тадеуш, жестом приглашая меня присесть к накрытому столу.
— Что ж, — усмехнулась я. — Совместим полезное с приятным!
Бартвелл достал с полки шейкер и бросил в него пару кусочков льда из морозильной камеры.
— Eхcuse me, — произнес он по-английски. — Вовремя не успел.
С задумчивым видом Тад смешал водку с сахарным сиропом, затем добавил лимонный сок и сказал, как бы оправдываясь:
— В России я пристрастился к водке. В Нью-Йорке у меня этот рецепт с руками оторвут, — добавил он.
Потом художник разлил напиток в высокие конусообразные бокалы и бросил на дно несколько кусочков сахара с вишней. Он протянул мне бокал, я, смакуя, сделала пару маленьких глотков. Коктейль и правда получился на славу.
— Восхитительно, — оценила я. — Может быть, перейдем к делу?
— Вы всегда настолько решительны? — осведомился Тадеуш.
— Почти.
— Вы не похожи на россиянку, — заметил он.
— Это комплимент или как? — усмехнулась я.
— Разумеется, комплимент. — Бартвелл старался быть галантным, а мне этот обмен любезностями начинал понемногу надоедать.
— Обрисуйте мне ваши проблемы, — предложила я.
— Конечно, конечно, — согласился Тад. — Посмотрите сюда!
Чуть поодаль на столике под витринным стеклом стояли три статуэтки. Я предполагала, что Миша имел в виду как раз одну из них.
— Что это? — все-таки решила я уточнить, внимательно изучая глазами увиденное и стараясь запомнить каждую черточку. Одна представляла собой мраморную голову со слегка поврежденными временем чертами лица, другая — восседающего на стуле арфиста, третья, из белого мрамора, изображала урезанную фигуру человека.
— Кикладская культура, — с гордостью сообщил Бартвелл.
«Только древних греков мне и не хватало! — подумала я. — Мало было датских гербов…»
— Мне это, в общем-то, ни о чем не говорит, — призналась в своем невежестве.
— Я всегда забываю, что не все, как я… Как бы это выразиться по-русски… — он задумался секунды на две, а затем продолжил: — Помешаны на археологии. Хорошо, я попробую вам растолковать.
Бартвелл снова замолчал, наморщив лоб, а затем открыл рот и пустился в объяснения:
— Эта культура, пережившая свой мощный расцвет на Кикладских островах между 3500 и 2000 годами до н. э. Так что все эти статуэтки родом оттуда, и я заплатил за них бешеные деньги. По всей видимости, когда-то они использовались в качестве оберегов. Но мне эти фигурки дороги сами по себе, — Тадеуш замолчал, устремив мечтательный взгляд изумрудных глаз в сторону витрины. — Правда, прелесть? — осведомился он.
— Конечно, — тотчас подтвердила я, все еще не понимая, чего именно хочет от меня художник, особенно если он действительно замешан в краже варяжского щита с леопардом. По идее, Бартвелл должен был бы от меня как от огня шарахаться.
