моряком-подводником. А после военной службы занимался подводными наблюдениями через иллюминаторы своего детища - подводной лодки 'Северянка', а потом и сквозь стекло маски, плавая с аквалангом.
Упомянув 'Северянку', не могу не рассказать о том, что и по сей день не дает мне покоя. Я и мои коллеги в глубинах Атлантики увидели неизвестное существо.
Около четырех часов утра опершись лбом о кожаную подушечку, укрепленную над стеклом иллюминатора, я, неся научную вахту, вглядывался в освещенное бортовыми прожекторами водное пространство. На соседнем посту находился Борис Соловьев. Тишина нарушалась четкими ударами самописцев эхолота и шумным дыханием спящих. В этот момент я увидел 'лиру'. Иначе и нельзя было назвать медленно проплывшее перед глазами незнакомое животное.
Представьте себе часто изображаемую легендарную лиру - эмблему поэзии, высотой сантиметров в тридцать, перевернутую основанием вверх. Собственно 'лира' - это две симметрично согнутые тонкие лапы - щупальца, отливающие изумрудом и покрытые поперечными полосами наподобие железнодорожного шлагбаума. Лапы беспомощно свисали из небольшого, напоминающего цветок лилии, прозрачного студенистого тела с оранжевыми и ярко-красными точками. 'Лира' была наполнена каким-то пульсирующим светом, пробегающим от тела по щупальцам. Почти одновременно со мной обнаружил двух 'лир' и Борис. Бесполезно щелкнув пару раз фотоаппаратом, заранее зная, что из-за низкой освещенности снимки не получатся,- так, для очистки совести,- мы взяли 'лир' на карандаш и сделали несколько зарисовок. Всего до начала дня нам встретилось девять экземпляров. Ни в море, ни впоследствии на берегу в Мурманске и в Москве нам не удалось установить, что же это было. В определителях и справочниках сведения об этом подводном жителе тогда отсутствовали.
Второй раз я тонул в мае 1960-го на Каспии, где в составе научной группы испытывал подводную киносъемочную технику. На десятый день работы я совершал ночное погружение вниз к киноаппарату, закрепленному на глубине 26 метров. Не могу не вспомнить очарование пребывания под водой ночью.
Ультразвуковой рыбоискатель на глубине 25-40 метров обнаружил слой кильки и темной лентой изобразил ее на бумаге самопишущего регистратора. Сейнер застопорил ход. Огромный хобот - гофрированный шланг с укрепленными на конце лампами - идет вниз. И над спокойным морем понесся величественный рокот рыбонасоса. Через пару минут из выходного отверстия потек серебряный килечный ручеек. Подставленные ящики, как в сказке, начали наполняться рыбой. А что при этом происходит под водой, у жерла насоса? Вот это как раз и требовалось зафиксировать на кинопленку.
Вокруг ламп, где свет сходится с тьмой, выстроившись многоярусными и ровными, как на параде, рядами, движется килька. Если смотреть сверху, то эта карусель почему-то вращается против часовой стрелки. С приближением к лампам порядок движения нарушается, становится хаотичным. Возле отверстия рыбонасоса килька, как бы загипнотизированная светом, беснуется и, попадая в зону всасывания, увлекается потоком воды. Золотое солнце ламп, серебрящаяся килька, затянутые в цветную резину фигуры друзей, зеленый, переходящий в непроницаемую мглу фон - все это создает неподражаемую игру красок, света и теней. Но красота - красотой, а оборачиваться назад, в темноту, не хочется. Хочется плавать рядом со светом. Примерно такое же чувство возникает, когда сидишь в лесу ночью у костра. Любопытно, что рыб, 'потерявших голову' от обилия света, можно брать руками.
Со мной в этот раз шли Виктор Фомин и Олег Соколов. На семи метрах болезненно ощущаю, как тонкая пленка резинового шлема втягивается в ушные раковины, вода давит неумолимым прессом. Останавливаюсь, чтобы уравнять давление. Фыркаю носом в маску, чувствую облегчение и пикирую вниз. Метрах на 20-22 - резкая боль в правом ухе. Напрасно пытаюсь оттянуть шлем и впустить воду. Его резина глубоко втянута в мои уши. Перед глазами возникли какие-то бурые потоки, застилающие свет ручных фонарей и ламп, установленных на месте киносъемки. Пелена затянула маску, боль охватила голову. Став незрячим, я по соленому вкусу понял, что маска заполнилась кровью.
Передать на борт обеспечивающего судна команду 'Тревога. Поднимайте меня' с помощью сигнального конца я не мог, так как его просто не было. Погружались одновременно три водолаза, и в узком участке три веревки не помогали бы, а мешали. Был только один направляющий становой трос - один на всех. Поэтому главным элементом техники безопасности, кроме квалификации, была надежда друг на друга.
Захлебываясь кровью, я потерял ориентиры. Дыхание сбилось. Пытаясь найти становой трос, я на самом деле уходил от него. Увидев мои пируэты, Виктор почуял неладное и тут же потащил меня наверх. Осторожно, по инструкции, не обгоняя пузырьков воздуха.
На палубе с меня содрали шлем гидрокомбинезона, и стал ясен диагноз: разрыв барабанной перепонки правого уха. Неприятно, но не смертельно. Почему же вдруг так получилось?
Я не могу подробно описать, как наглотался воды четырехлетний ребенок в немецком пруду в 1931 году, но механизм второго инцидента 33-летний инструктор подводного спорта объяснить просто обязан. Попробую изложить все лаконично. Изнутри к барабанной перепонке через носоглотку поступал воздух от легочного автомата акваланга. Снаружи через мягкую резину шлема на перепонку с такой же силой давила вода. Но ниже глубины 20 метров эластичности старой резины не хватало. Она, натянувшись, превратилась в жесткую преграду, препятствующую передаче наружного давления воды. Равновесие нарушилось, и барабанную перепонку перфорировало, а по-простому, продырявило изнутри давлением вдыхаемого воздуха, которое возрастало с глубиной. Разницы в две десятых атмосферы для наших чутких ушей вполне достаточно. Мораль: не погружайся в старой экипировке, даже когда нет новой.
Я не знал, как благодарить за мое третье рождение Виктора Фомина, потому что в описанном случае грабли бы не помогли. Глубина места составляла 150 метров.
Потом я еще не раз тонул... в моральном и физическом смысле. У моряковподводников есть такой тост: 'За то, чтобы число погружений равнялось количеству всплытий'. Так всегда со мной и случалось. Но...
Сейчас я погрузился в проблему НЛО, а всплыть не могу. Не верьте умникам, кто говорит: мы знаем все об НЛО. Они поступают несерьезно. Проблема эта сложна и многослойна.
Но, пожалуй, самой трагичной попыткой наказать меня за прикосновение к божественным тайнам Вселенной было не водное, а сухопутное приключение неудавшееся покушение со стороны религиозных уфофанатов в июне 1994 года. Подробнее об этом речь пойдет ниже. В двух словах: против меня использовали электрошокер. А рядом с киллером, которого, как обычно пишут в официальной прессе, мне удалось обезвредить, обнаружилась емкость с бензином. Замысел был таков: беззвучно в укромном месте парализовать жертву, облить горючим и сжечь. Дабы не шельмовал являющихся с неба 'посланцев божьих', ну и чтоб другим неповадно было.
Не без помощи тех же полоумных фанатов мы с женой в том же июне попали в автомобильную катастрофу. Ее невольные свидетели полагали, что из сплюснутой кабины 'Жигулей' придется извлекать соответственно сплюснутые тела или их части. Но судьба смилостивилась и на этот раз. Я, сидевший справа, не получил ни царапины, а Алла, управлявшая машиной, отделалась синяками.
Каким же образом поселилась во мне неистребимая тяга к неизведанному, за которую не раз приходилось расплачиваться по-крупному? Истоки этого проследить трудно.
Знаю только одно, что читать научился очень рано, и перед учебой в школе уже перечитал немало взрослых книг. О классическом воспитании в семье 'врага народа' не могло быть и речи. Семья (мама, младший брат, бабушка) едва сводила концы с концами. В принципе, я воспитывался сам, посещая, кроме школы, различные кружки в Московском доме пионеров - поэтический, хореографический, изобразительного искусства, и читал, читал все подряд.
Но когда же все-таки в меня вселилось нечто, заставившее бороздить глубины на исследовательской подлодке, нырять в акваланге с заводским номером один, цепляться с кинокамерой за движущийся рыболовный трал, погружаться на остов затонувшего фрегата 'Паллада', искать, где в действительности покоится сердце фельдмаршала Кутузова, вторгнуться в необъятную целину проблемы 'летающих тарелок'?
Где-то в середине восьмидесятых годов Алла пригласила меня на автобусную экскурсию по булгаковским местам. Тогда вся Москва зачитывалась 'Мастером и Маргаритой', рожденным заново журналом 'Юность'. Место старта - на Неглинной улице, на задворках Малого театра. А первая остановка,
