перескажу?
— Давай, — без особого энтузиазма — все равно ведь не отстанет — согласилась я.
Глава одиннадцатая
За Савинкова я теперь была спокойна. В обозримом будущем голодная смерть ему никак не грозила. Той лапши, что Мишка навесил ему на уши в 'Привале комедиантов', хватит надолго. Смущало иное: половина этой лапши приходилась на мой счет.
— Ты зачем ему про Мексику наплел? — спросила я у Мишки, развалившегося теперь в кресле с самым благодушным видом. — Ничего проще придумать не мог?
— Мог, конечно, — пожал плечами Мишка. — Вот только не я про Мексику придумал.
— А кто? — удивилась я. — Львов?
— И не Львов…
В глазах Мишки появился азартный блеск, видимо в предвкушении продолжительной игры в загадки. Да вот только я была не в том настроении, чтобы потакать его извращенному вкусу. Видимо мне удалось это выразить во взгляде, потому что Мишка сразу пошел на попятную.
— Я все расскажу, — заявил мой друг, — только не смотри на меня с таким укором.
Он набрал в грудь воздуха, потом выдохнул и сказал:
— Постарайся не воспринимать эту информацию как абсолютную истину. Все еще может оказаться не так.
Предчувствие того, что он что-то разузнал о Глебе, накатило на меня с такой силой, что я только процедила сквозь зубы:
— Да начинай уже!
Мишка сразу посерьезнел и заговорил своим обычным голосом:
— Вчера, приходил Львов и принес любопытную информацию.
— Минуточку! — прервала я его. — После спектакля мы, не заходя домой, отправились в кафе. Я — на час раньше. Он к тебе в это время подходил?
Мишка отвел глаза в сторону.
— Нет. Он приходил домой, до театра, когда ты в уборы наряжалась.
Ну, все понятно. Мишка просто утаил от меня приход Львова. И, как это не горько признавать, поступил правильно. Времени на обстоятельную беседу у нас тогда не было. Поэтому я просто вздохнула и разрешила:
— Продолжай.
МИХАИЛ
Разговор со Львовым я лучше перескажу от первого лица. Уже по внешнему виду полковника можно было догадаться, что есть важная информация. Когда время, отпущенное на светскую беседу, или, проще говоря, разговор ни о чем, прошло, я обратился к полковнику:
— Теперь выкладывайте, Петр Евгеньевич, с чем пожаловали?
— Буквально два часа назад, начал Львов, — зашел ко мне в кабинет знакомый ротмистр из другого подразделения. Поскольку мы с ним старые приятели, то разговор проходил в свойской манере. 'Увидел твой запрос по Каинску и сразу поспешил зайти', - заявил после обмена приветствиями мой приятель. 'Есть что-то интересное?' — сразу встрепенулся я. 'Да как сказать, — замялся ротмистр. — Ты Кольцова помнишь?' — 'Это, которого? Того, из вашего подразделения? Ну, как же, помню. Тоже, кажется, в ротмистрах ходил?' — 'Ротмистром его сделали в последний момент, чтобы с повышением отправить, куда подальше от столицы', - несколько раздраженно пояснил мой приятель. А был тот Кольцов, признаюсь вам дорожайший Михаил Макарович, личностью весьма примечательной. Такого лентяя и выдумщика было еще поискать. До работы вовсе не охочь, зато реляции писал отменные. Начальство его поначалу хвалило, а потом, когда поняло, что реляции те из одной только фантазии и состоят, приложило максимум усилий, чтобы от нас его спровадить. Были у того Кольцова какие-то связи в министерстве, потому и услать его удалось только с чином и званием. Однако вернемся к моему приятелю. 'И что тот Кольцов?' — спрашиваю. — 'А то, — говорит, — что отправили его как раз в Каинск. Теперь вот он оттуда очередную реляцию прислал. Мой полковник, как прочел, так сразу весь побагровел, и хотел эту бумагу, было, скомкать, насилу адъютант отстоял. В общем, я ее тебе оставлю, поскольку она как раз по твоему запросу, а потом заберу'.
Покажите бумагу, — попросил я полковника.
— У меня ее нет, — холодно ответил Львов. — Она уже давно в другом управлении. Вам же придется довольствоваться моим пересказом.
— Тоже вариант, — кивнул я. — Так я вас слушаю, Петр Евгеньевич.
— В бумаге говорится, что на ближней к Каинску железнодорожной станции Каинск-Томский не так давно объявился один человек. Пришел, поговаривают, чуть ли не с Камчатки, а туда попал из самой Америки. А до того, вроде бы воевал на стороне инсургентов в Мексике, да не один, а с женой. Но та, стало быть, по дороге в Россию пропала. И вот этот приезжий наладил в железнодорожных мастерских производство каких-то невиданных карабинов, под названием 'Тигръ'. Помимо этого он занялся обучением местных рабочих военному искусству. А для того, чтобы все это оплатить, он отобрал деньги у одного местного купца. И сделал это без единого выстрела. Купец, мол, после беседы с ним, сам деньги и выложил. А в настоящее время отправился этот человек прямиком в Петроград, а с ним еще шестеро боевиков. И вот что примечательно, написана эта бумага таким языком, что сам Крестовский бы позавидовал. Не мудрено, что полковника чуть удар не хватил. Короче, зная Кольцова, ходу этой бумаге не дали. А вы, я вижу, ею заинтересовались?
Я посмотрел на Львова.
— И даже весьма. А скажите, Петр Евгеньевич, не упоминает ли сей ротмистр имени этой странной личности?
— Ах, простите! — хлопнул себя по лбу полковник. — Упоминает: Абрамов Глеб Васильевич.
ОЛЬГА
Как хорошо, что я не умею читать по губам, зануда Мишка все еще ими шевелит в надежде закачать мне в мозг еще несколько мегабайт совершенно не нужной мне информации. Он не понимает, что я уже отключила звук и, глядя на его смешно шлепающие губы, думаю о том, кто является для меня самым главным в жизни. Васич, ты нашелся! Все то время, что тебя не было, я почти не сомневалась, что ты ко мне вернешься. В Мишкиных словах растворилось, наконец, это проклятое 'почти', которое, еще немножко, свело бы меня с ума. Ну чего ты, Мишенька, так пыжишься? Хоть я тебя и не слышу, но догадываюсь, в чем ты пытаешься меня сейчас убедить. Мол, все это еще не точно. А вдруг это досадное совпадение? Чудак ты, Мишка! Какое совпадение, если самая незримая и самая прочная на свете нить вновь связывает наши души. Я не знаю, где он сейчас и что делает, но я знаю, что он с каждой секундочкой, с каждым вздохом приближается ко мне. А до Мишки, похоже, дошло. Он уже не шевелит губами, и лишь смотрит на меня и печально, и нежно. Встаю, подхожу к нему, целую в теплую щеку и скольжу в свою комнату. Нам надо побыть вдвоем.
НИКОЛАЙ
Жадно глотаю морозный воздух, чтобы хоть как-то остудить клокочущее внутри меня возбуждение. Я возвращаюсь в казарму после только что завершившегося собрания партийной ячейки, на котором мне вручили членскую карточку РСДРП. Там все было по-взрослому. Сначала за меня замолвили слово порученцы: Фрол и товарищ Матвей. Потом было бурное обсуждение. Каверзные вопросы сыпались со всех сторон. Меня, вернее Ежова, тут знали многие, и, в отличие от того же Фрола, совсем не считали подходящей кандидатурой в члены партии. Как я и предполагал, Ежов до возвращения с фронта в революционной борьбе замечен не был. Выручил товарищ Матвей. Он вновь попросил слова, и объяснил присутствующим, что война резко изменила мировоззрение товарища Ежова, и его военный опыт для партии исключительно важен. За короткий срок товарищ Ежов успел высказать несколько ценных мыслей, а
