который он и опустился. Вытирая со лба выступивший пот, почти безразличным тоном спросил:
— А это все зачем?
— Вы про документы? — уточнил Львов. — Так не оставлять же их толпе? Спрячем в укромном месте, вдруг пригодятся?
— Пора заканчивать, — напомнил я.
— Все, последний ящик, — сказал Макарыч. — Берем и уходим!
— Проследи за генералом, — попросил я вошедшую в комнату Ольгу. — И, когда будешь уходить, отдай ему ключ от 'арестантской'.
В вестибюле мы быстро переоделись в привезенную с собой гражданскую одежду, подхватили ящик и вышли на улицу.
Когда Ерш с командой и Львов отъехали на машине с ящиками в сторону Крестовского, мы с Бокием собрались было лезть во второй грузовик, но тут Макарыч толкнул меня в бок.
— Посмотри, какая лялька! — он кивнул в сторону генеральской машины, водитель которой, оторопело, следил за происходящим.
— Хочешь забрать себе? — спросил я.
— Мне такую пока рано, — серьезно ответил Макарыч. — Я с охраной, — он улыбнулся в сторону выходящей из подъезда Ольги, — пешочком прогуляюсь. А вот для штаба она будет в самый раз.
— А что, Глеб Иванович, — обратился я к Бокию. — Реквизируем, пожалуй, генеральскую машину для нужд революции?
Подойдя к авто, я похлопал водителя по плечу.
— Погуляй парень!
— Куда гулять-то? — растерянно спросил он, покидая салон.
— Да куда хочешь, но лучше подальше от этого дома!
НИКОЛАЙ
Нынче не то, что давеча. На улицах уже полно народа. Но проезжая часть еще не запружена, так что до Крестовского мы таки доехали. На острове пустынно и тихо. Грунтовку развезло. Пару раз машину даже пришлось толкать. До места добрались все изляпанные в грязи. Из машины сразу вылезти не удалось: в ограде нас встретила тройка матерых волкодавов. Не стрелять же их? Пришлось ждать, пока придет финн и загонит собак в вольер. Выглядел дачный сторож диковато, под стать псам. И думаю, что Львову он был обязан не меньше, чем избавлением от каторги. В нашем случае это было то, что надо. Ящики перенесли в большую комнату с зачехленной мебелью. Потом все переоделись в 'гражданку'. Форму аккуратно сложили и оставили на даче. Там же остался и Львов. Было решено: пусть он денек-другой посидит в безопасном месте.
В штаб местами ехали, местами 'плыли', разрезая передним бампером людское море. Пару раз нас хотели даже побить. Но наш решительный вид и красные повязки на рукавах не позволили это сделать. Глеб моему появлению откровенно обрадовался.
— Бери свою команду, две снайперские группы и на грузовике отправляйся в район Литейного проспекта. Там, где-то между Невским проспектом и Литейным мостом во главе карательного отряда бесчинствует полковник Кутепов. Полковника арестовать, карателей разогнать!
— А если он не захочет арестовываться? — спросил я. — Кутепов мужик серьезный.
— Сориентируешься на месте… Да что ты, в конце концов?! — рассердился Глеб. — Мне что, еще и тебя учить?!
— Ладно, не кипятись. — Я понимал, что действительно перегнул палку, потому спешил успокоить разбушевавшегося друга. — Ответь еще только на один вопрос: ты как про Кутепова узнал, историю вспомнил?
— Как я мог вспомнить то, чего не знал? — удивился Глеб. — Для меня фамилия Кутепов ассоциируется с более поздним периодом истории. Здесь все гораздо проще, мой юный друг. Бокий — ему не привыкать — по тихой занял телефонную станцию. Пока ни во что не вмешивается — только слушает. Ну и меня информацией снабжает. Все, хватит вопросов. Давай — действуй!
За Литейным мостом весело горело здание Окружного Суда. Толпа — серое с черным подернутое кумачом — вовсю веселилась. Про отряд Кутепова здесь никто ничего не слышал. Двигаться дальше на машине не было никакой возможности. Оставив грузовик под присмотр водителя и пары дружинников, пешком двинулись в сторону Преображенского собора. Там и нашли Кутепова…
— Одолжи-ка мне, Тришкин, винтовку, — попросил я снайпера.
В оптику позиция карателей просматривалась отчетливо. Кутепов явно готовился к началу боевых действий. Да и сам полковник выглядел весьма решительным.
— Бери, Тришкин, полковника на постоянный прицел, — приказал я, передавая винтовку хозяину, — а я пойду, попробую его урезонить. Дело, скорее, пустое. Так что ты смотри, не оплошай.
— Небось не промажу, — буркнул бородатый Тришкин занимая позицию.
Я переоделся в офицерскую форму, которую прихватил из штаба, — там этого добра теперь было навалом — вышел из подворотни на улицу и решительным шагом направился в сторону позиций карателей. Услышав окрик 'Стой!' я крикнул в ответ: — Не стреляйте! — и сделал еще несколько шагов, чтобы оказаться радом с перевернутой тележкой, которую кто-то удачно бросил возле стены дома.
— Кто вы такой? — крикнул в мою сторону Кутепов.
— Я представитель новой российской власти! Я уполномочен…
— Огонь! — взревел Кутепов, не дав мне договорить, и потянулся рукой к кобуре.
Грохот выстрелов и свист пуль я слушал уже лежа за тележкой. Буквально через минуту частота выстрелов резко сократилась, послышались крики 'Прекратить стрельбу!' и выстрелы смолки окончательно. Когда из подворотни стали выбегать мои бойцы стало понятно, что и мне можно покинуть убежище. Теперь уже бывшие каратели спешно покидали позиции и разбегались кто куда. Приказав никого не преследовать, я подошел к трупу Кутепова. Один из последних защитников самодержавия лежал навзничь, широко раскинув руки. Мертвые глаза безразлично смотрели в серое питерское небо.
Помимо него снайперы застрели еще двух офицеров, после чего каратели и прекратили сопротивление.
— Принимай арестованных! — весело крикнул я Глебу.
Тот усталым взглядом окинул кучку понурых офицеров и распорядился: — К коменданту их! — Потом обратился ко мне: — Кто-нибудь из них стрелял в народ?
— Да вроде нет, если только не при мне. Хотя вряд ли. Просто они бродили по улицам с пустыми глазами, вот я их и прихватил от греха. А что, не надо было?
— Надо, — успокоил меня Глеб. Я еще с утра отдал приказ отлавливать по городу таких вот неприкаянных и к нам под арест — целее будут! Тебя просто не успел предупредить, но ты и сам сообразил.
— А тогда к чему твой вопрос про стрельбу?
— Так у нас на всех арестованных одно помещение, — вздохнул Глеб. — Тех, кто в чем замаран вносим в специальный список. Когда все уляжется, будем разбираться с каждым по отдельности. Остальных просто отпустим. А теперь доложи, как разобрался с карателями?
Выслушав мое сообщение, Глеб задумчиво произнес:
— В этом мире судьба Кутепова сложилась гораздо трагичнее, чем в нашем.
— И мы тому виной, — подхватил я.
— Причем тут мы? — удивился Глеб. — Это ведь Тришкин засадил пулю меж глаз полковника. Он и внес поправку в Историю!
Глава пятая
