монгольские племена: онгираты, джаджираты, йисуты[211], нирун[212], таргутай[213], тамгалык[214], меркиты, хушины[215]; потом уже известные нам цзубу (вероятно, осколок орды, распавшейся за 30 лет перед этим) и тангуты, потому что Елюй Даши не порвал союза с царством Ся. И наконец, четыре племени, по поводу которых ни Виттфогель, ни я не можем дать никаких сведений: пусувынь, хумусы, си-ди и гю-эр-би.
Вот опять пример нашей беспомощности перед источником. Определить племенной состав союзников киданьского царя крайне важно, но информация, пролежавшая в свитке 800 лет, представляет загадку, неразрешимую без помощи специального исторического анализа.
Как ни досадно, оставим без внимания четыре нераскрытых этнонима и посмотрим, что дают нам те, которые удалось отождествить.
Тангуты ясны — это вспомогательный отряд союзного государства Си-Ся; цзубу — сдавшиеся и зачисленные в киданьские войска татары, причем отмечено, что татары вольные перекинулись на сторону противника, т. е. чжурчжэней.
Четыре племени — желтые шивэй, тьеле, бигудэ и урянхаи — не кочевники. Очевидно, они, живя бок о бок с чжурчжэнями, сражались с ними и теперь были вынуждены спасаться от преследования, ибо между племенами легла кровь. Гораздо важнее, что семь племенных вождей были чистыми монголами. Надо полагать, что традиционная вражда их с татарами сделала их союзниками киданей, и теперь, когда военная удача улыбнулась их врагам, наиболее скомпрометированные сочли за благо покинуть родные степи. Но почему среди монголов оказался меркитский отряд — этого я не могу объяснить. Да, вероятно, при такой скудости сведений все объяснить просто невозможно. Но все-таки нужно отметить, что не племена целиком, а какие-то их части последовали за неукротимым вождем, потому что те же самые племена, по крайней мере в Монголии, в XIII в. сидели на своих местах. Отсюда можно заключить, что у Елюя Даши было не ополчение племен, а армия добровольцев, что и объясняет ее высокую боеспособность.
Заняв крепость и город Бишбалык, Даши собрал своих командиров и обратился к ним с речью. Он признал поражение своего народа, катастрофическое распадение империи Ляо и рассказал о бегстве последнего императора. Но такое известие не соответствовало истине, так как император сражался, пока не попал в плен. Но Даши, видимо, предпочел утаить эти подробности от вождей собравшихся племен. Затем он объявил о своем намерении продвинуться на запад и сплотить кочевые племена Великой степи для отвоевания родной земли. В ответ на призыв он получил 10 тыс. воинов, прекрасно обученных, вооруженных и снабженных[216].
Но и здесь кроме друзей нашлись враги. Столкновение с кыргызами на севере показало, что путь в Сибирь закрыт. Попытка напасть на Кашгар повела к полному поражению и обострила отношения с мусульманским населением оазисов Средней Азии. Кидани удержались только в долине реки Имиля и в Семиречье, где приняли участие в распре канглов и карлуков с ханом города Баласагуна{88}. Елюй Даши лишил его ханской власти, но оставил в должности «управляющего тюрками».
Этот успех дал Елюю Даши необходимую ему точку опоры. Он ведь был не первым из киданей, попавшим в Среднюю Азию. Долгая и неудачная война выбросила с Дальнего Востока множество людей, отчаявшихся в победе и искавших пристанища у мусульманских князей Мавераннахра. Например, правитель Самарканда имел уже в 1128 г. около 16 тыс. киданьских шатров и использовал эмигрантов как охрану своей восточной границы. Но как только Елюй Даши появился в Баласагуне, эти и другие кидани перебежали к нему, благодаря чему его сила удвоилась. Богатые пастбища Семиречья позволили киданям откормить коней, и военный успех начал склоняться на их сторону. В конце 1129 г. Елюй Даши подчинил себе племя канглы и снова напал на Кашгар и Хотан. Обе крепости были взяты.
А чжурчжэньская армия, посланная для преследования последнего непокоренного киданьского принца, войдя в степи, оказалась бессильной. Тут нужны были кони и проводники, а вожди кочевых племен отказали чжурчжэням в повиновении. Больше того, монголы, объединенные тогда Хабул-ханом, объявили чжурчжэням войну и принудили их вернуться в Маньчжурию, а тангуты ответили чжурчжэньскому императору, что местопребывание Елюя Даши им неизвестно. Поход 1130 г. был сорван.
В 1131 г. чжурчжэни возобновили наступление на Хотунь, но недостаток провианта и холод заставили их повернуть обратно. Да и нечего им было там делать, так как преследуемый ими полководец был уже далеко на западе, куда не могли дотянуться руки чжурчжэньского императора. Кидани, оставшиеся на Орхоне, конечно, попали в плен. Кроме того, уйгуры из Хэчжоу поймали нескольких киданей и передали их непосредственно чжурчжэням, тем самым лишив ренегата командующего армией карателей последних трофеев[217]. После стольких неудач он попал под подозрение, что имеет тайные связи с врагом. Бедняге осталось только поднять восстание и поплатиться за него головой (1132 г.).
Этот момент показался Елюю Даши удобным для того, чтобы осуществить свою заветную мечту: освободить свою родину и ее народ.
В 1134 г. он отправил 70 тыс. всадников на восток, через пустыню, чтобы восстановить былую славу Ляо. Но пустыня — барьер для любой армии. Войско киданей потеряв в дороге столько коней и быков, что вернулось с полдороги. Елюй Даши воскликнул: «Небо не благоприятствует мне! Это его воля»[218] На этом закончилась война на востоке, только для того, чтобы с новой силой разгореться на западной окраине Великой степи.
Появление царя-священника
Прежде чем вести дальнейшее изложение хода событий, уместно остановиться и задать себе несколько недоуменных вопросов. Как мы отметили выше, Елюй Даши привел в Джунгарию около 10 тыс. всадников и удвоил это число за счет киданей, ранее его убежавших на запад. Значит, у него было около 20 тыс., пусть даже до 30 тыс. воинов. Покорением Кашгара и Хотана он сразу восстановил против себя весь мусульманский мир, а подчинением канглов — и Великую кипчакскую степь. Иными словами, положение на западной окраине кара-китайского (как оно теперь стало называться) ханства было весьма напряженным, тем более что за спиной мелких мусульманских князей стоял сельджук Санджар{89}, командующий самой сильной армией, из тех, что действовали на Ближнем Востоке. Спрашивается, откуда же гурхан мог выделить 70 тыс. воинов для восточного похода? Ведь это в три раза больше всех его сил, даже если бы он полностью оголил западную окраину своих владений! Очевидно, что с 1130 по 1135 г. силы Елюя Даши возросли до какой-то огромной цифры, но за счет чего и кого?
Обратимся к источникам[219]. Китайцы просто молчат. Ибн ал-Асир сообщает, что в 1130 г. карлукские и гузские наемники поссорились с самаркандским правителем Арслан-ханом и, поскольку султан Санджар встал на сторону последнего, убежали к гурхану. Но тут речь идет о нескольких тысячах, а не о сотнях тысяч. Джувейни сообщает, что в 1131 г. гурхан сделал набеги на Фергану и Мавераннахр и завоевал обе области. В отношении Мавераннахра это не подтверждается, ибо Самарканд взят не был, да и Ходжент оставался в руках мусульман. Видимо, это были просто набеги, не изменившие расстановки сил, но обострившие ситуацию.
Затем идет шестилетнее молчание. Никаких событий! Почему вели себя так пассивно мусульмане — понятно. Они просто не придавали значения вновь возникшему, очень маленькому княжеству «неверных турок». Но за это время Елюй Даши сумел подготовиться так, что в 1137 г. под Ходжентом наголову разбил войска Рукн-ад-дина Махмуд-хана, сменившего на посту правителя Самарканда незадачливого интригана Арслан-хана, сосланного султаном Санджаром в 1130 г.
На этот раз мусульмане взволновались. «Страх и печаль настали великие». Однако целых четыре года никаких событий не происходило. Елюй Даши почему-то не воспользовался плодами своей победы. Махмуд Самаркандский увлекся борьбой с собственными войсками из племени карлуков, которые обратились за поддержкой к гурхану. Только в 1141 г. возник новый конфликт, и на этот раз в грандиозных
