Нина включила магнитофон, который прихватила с собой.
Дикие пляски при луне немного согрели нас. Еще полезнее в деле «сугрева» был «шмурдяк», который она извлекла из авоськи.
Эту спасительную жидкость мы пили по очереди, передавая друг другу единственную кружку. На закуску каждому досталось по веточке петрушки, распластавшейся на мизерном кусочке хлеба.
И тем не менее мозги мои прояснились. Естественный вытрезвитель сделал свое дело. И мои мысли вернулись к особняку Губера.
— Что-то там неладно, — подумала я вслух.
Я часто, как Скарлетт из «Унесенных ветром», говорю себе: «Я подумаю об этом завтра». И почти всегда это срабатывает. Но сегодня это высказывание не возымело действия. Видимо, не надо себя успокаивать. Кости лучше знают.
Когда наша шумная компания возвращалась к дому Саши-Жорика, я вновь взглянула на особняк Губеров и потом на часы. Они показывали четыре утра, а в особняке Губеров все так же горел свет.
— Давай зайдем. Вдруг что-то случилось, — предложила я.
На этот раз Кешка меня не стал уговаривать. Молча кивнув, он поднес мою руку к губам, чмокнул ее и сказал:
— Давай. Уговорила. Все нормальные люди уже вставать собираются. А у нее все еще свет горит.
Никто из компании не заметил, что мы поотстали. А мы с Кешей крадучись приблизились к особняку и тихо толкнули калитку. Она не была заперта. Входная дверь — тоже.
— Ирина Анатольевна!
В ответ ни звука. Гробовая тишина. Только легкий шорох портьеры.
То, что мы увидели, потрясло нас обоих. Ирина Анатольевна лежала на полу с перерезанным горлом. В луже крови. Ее маечка, в которой я видела ее днем, тоже вся пропиталась кровью.
Женщина, раскинув руки, лежала на спине. Глаза ее были широко открыты. В правой руке был зажат нож. Кешка выскочил на улицу и начал сражаться с собственным желудком.
Я на всякий случай проверила у нее пульс. Мало ли что. Обычно самоубийцы, пытаясь покончить с жизнью таким образом, задирают слишком высоко голову. При этом повреждают гортань, но не задевают сонную артерию. В итоге — море крови, но самоубийцы остаются в живых. Потом они, как правило, раскаиваются в содеянном.
Однако в данном случае, к сожалению, все было иначе. Сонная артерия пострадала. Пульс не прослушивался. Женщина начала уже остывать…
Кешка кое-как привел себя в порядок на свежем воздухе и вновь шагнул в апартаменты Губеров. Теперь он мягко осел на пол. Парень просто выпал в осадок. Слабак.
Уж теперь я точно верю своей знакомой медсестре, которая утверждает, что никто не боится крови больше, чем мужчины. Она часто рассказывала мне, что на медпрактике во время обыкновенного аборта в обморок падают именно мужчины.
Она присутствовала на такой операции вместе с военными медиками. Я не верила ни одному ее слову, пока не увидела двухметрового Кешку, вытянувшегося параллельно с Ириной. Большие шкафы, как известно, громко падают. Это правда. Теперь я знаю. Но мертвое — мертвым, живое — живым. Надо Кешку спасать.
Для этого мне, конечно, пришлось поискать в особняке нашатырь. Нашелся. Ничего удивительного. Ведь совсем недавно в этом доме были похороны. А на них, как известно, без нашатыря не обойтись.
Кешкин нос пытался, конечно, увернуться от назойливого, резкого запаха. Тем более парнишка принял солидную дозу на грудь. Так что еще неизвестно, от чего «малыш» рухнул: от увиденного или от перебора.
Наконец он пришел в себя и с трудом поднялся с пола. Прислонившись спиной к косяку двери, потухшим голосом спросил:
— Она умерла, Таня?
— Нет. Прикидывается мертвой, чтобы тебя напугать, — грубо пошутила я. Потом добавила: — Уже почти остыла.
— И что же теперь будет, Таня?
Я пожала плечами:
— Что тут может быть? Теперь уже ничего не будет. Милицию надо вызывать.
— Господи, это кто ж ее так? И за что? Она хоть и любила погулять, но баба-то безвредная. Никому зла не делала.
У Кешки эта мысль родилась спонтанно, с пьяных глаз, так сказать. Ну не приметил он ножичка в правой руке — и все тут. Но устами младенцев и пьяных, как правило, глаголет истина. И меня эта мысль «кто ж ее так?» сразу зацепила. Да я и сама так же думала, если быть честной до конца.
— Кто и за что — не знаю. Могу только предположить. А то, что ты говоришь, — зла никому не делала, — это еще ничего не значит. Хороших людей тоже иногда убивают.
Я внимательно изучила обстановку, стараясь ни к чему не прикасаться. Все говорило за то, что нож ей вложили в руку уже мертвой.
Действительно, чего это вдруг Ирина себе горло могла перерезать? Всего несколько часов назад она об этом даже и не помышляла. Ну, испугалась женщина, конечно, ответственности за свои деяния. Так ведь, подсыпая снотворное, она не подозревала, какую роль это сыграет в судьбе ее несчастного мужа!
— Я, например, и предположить ничего не могу. А ты как сыщик прямо, — высказал свое мнение мой друг.
Я потерла виски и вздохнула, оставив его реплику без ответа. За окном светало.
— Ну, что? Звоним?
— Тань, может быть, ты сама позвонишь? Мне плохо. Ком к горлу подкатывает, — заныл Кешка, рыцарь мой. — Я выйду и подожду тебя во дворе.
С его стороны, конечно, это было свинством, неджентльменским отношением к даме. Но меня на данном этапе именно такое поведение моего поклонника очень устраивало: надо же мне было изъять свою спецаппаратуру, пристроенную в разных углах. Она теперь здесь нужна, как козе баян. А вот милиции наверняка будет интересно, кто здесь шпионил и за кем. Поэтому я и кивнула ему, разрешив удалиться.
Кешка облегченно вздохнул и пулей вылетел за дверь. А я занялась изъятием собственного имущества.
Глава 8
Это заняло у меня не более двух минут. Потом я протерла все предметы, к которым прикасалась, когда устанавливала аппаратуру. И только после этого позвонила в милицию. Мне ответил хриплый голос. Человек явно только что проснулся. Похоже, дежурный не слишком исправно бдил.
— Антоновка? Какая Антоновка?
Я принялась доходчиво объяснять ему адрес губеровского особняка.
— Женщина с перерезанным горлом. Приезжайте немедленно.
— Убийство, что ли?
— Это вам придется устанавливать: убийство или самоубийство. Мне откуда знать?
Вот черт дотошный. Может, по его мнению, я к приезду милиции еще и убийцу отыскать обязана? Хотя мне, собственно говоря, уже было известно, кто это сделал.
Я вышла во двор и села на лавочку рядом с Кешкой.
— Ну, что, Иннокентий, продолжение пира отменяется. Мы с тобой теперь заглавные свидетели. И долг обязывает нас дать показания.
Про долг я загнула, конечно. Лично я никому ничего не должна. Мне просто необходимы были результаты экспертизы, чтобы быть уверенной на сто процентов в том, что Ирину убили. А может, еще и
