именно то, что он искал.[478] Светская женщина? Куртизанка? Во всем, что касается галантных похождений, понять, кто есть кто, невозможно. Тем более что на Сан-Марко, как об этом сообщает де Брасс, сводники иногда предлагают мужьям их собственных жен, а куртизанки прибывают в гондолах за сенаторами, чтобы забрать их прямо из Дворца. Здесь царит разврат.
В обществе, где женщины перестают соблюдать установленные для них правила, они тотчас начинают платить дань дурным нравам. Молодая женщина, красивая и легко одетая, в сопровождении двух знатных молодых людей купается нагишом в водах Лидо: служба инквизиции тотчас причисляет ее к «падшим женщинам», а ее сопровождающих — к «иностранцам».[479] Кто такие падшие женщины в театре Гольдони? Разумеется, не куртизанки, ибо эта роль типична для ренессансной комедии. Носителями испорченных нравов являются балерины, певицы, актрисы, заклейменные цензорами еще в XVII в., то есть те женщины, чья деятельность противоречит нормам брака, семейной жизни и установленным порядкам. В частности, Анчилла Кампьони, самая знаменитая, по словам Казановы, куртизанка Венеции, является танцовщицей.[480] У Гольдони есть юная танцовщица Лизаура, о которой соседи, сидя в ближайшем кафе, говорят, что она пользуется покровительством графа и к ней через «заднюю дверь», что выходит на улочку, «тайно ходят мужчины».[481] Любопытно: пока эти «балерины» оставались «под покровительством», к ним относились терпимо, но если они пытались заставить дворянина жениться на себе, их выгоняли из города.[482] Джузеппина, мудрая балерина из «Школы танцев», избежавшая похотливых притязаний скупого учителя танцев и убедившая патриция в своей честности, так что тот даже женился на ней, является исключением. Имеется также Пеларина, молодая певица, которую мать — как это часто случалось в театральной среде — толкает в объятия грубого мужчины с набитыми золотом карманами и приказывает «обчистить» его во всех смыслах (от сифилиса у него выпали все волосы). Есть также «незнакомки», «авантюристки» или «паломницы», прибывающие в город в поисках неверного возлюбленного, соблазненного мужа, неведомого отца; женщины эти не имеют определенного статуса, следовательно, исключены из действующих социальных правил. Юная римлянка Доралиса приезжает в Венецию в один из дней карнавала и устраивается на террасе кафе. Одинокая иностранка в маске утром сидит в кафе,[483] и хозяин его Нарчизо тотчас принимает ее за доступную женщину (каковой она не является). Случай этот поистине ярче всего характеризует новую реальность, а девушку можно считать сценическим прообразом одной из тех дочерей знатных кланов, которым приходилось покидать родной дом, чтобы избежать ненавистного им брака; в конце концов многие из беглянок вынуждены были вступать на путь проституции.
Брак — это ад
Согласно Гольдони, брак можно рассматривать как вторую степень счастья. Но только в том случае, если была возможность выбрать «достойную супругу». А так как «сомнение всегда остается и опасность ошибиться очевидна», то, по его утверждению, лучше оставаться свободным и всегда иметь возможность приблизить к себе счастье.[484] Так воспринимали проблему брака мужчины XVIII в.
Впрочем, в прежние времена выбрать достойную супругу было легко, ибо все качества ее были названы в многочисленных трактатах, например, в «Чрезвычайно мудрых и серьезных советах о том, как выбирать супругу» Франческо Барбаро, опубликованных в 1548 г. издателем Джиолитто; из этой книги черпали свои познания все «хорошие авторы». Гольдони описывает разных женщин. Лесбина, хитрая служанка, решившая женить на себе робкого деревенского философа, как и многие ее товарки, знает, какое приданое должна она принести с собой, чтобы добиться его доверия: «Преданность, честность, застенчивость и скромность, а главное, умение экономить». И уже почти побежденный философ отвечает: «Хороша она или уродлива, в любом случае женщина должна принадлежать только одному мужчине. Что же касается умения экономить, то вы должны для себя усвоить: всегда следуй воле мужа и не пытайся изображать ни хозяйку, ни ученую женщину».[485] Таким образом, любая попытка выйти за отведенные женщине рамки не поощрялась, а разница в состоянии и образовании становилась непременным источником разногласий. Немало супружеских пар в комедиях Гольдони ссорятся именно из-за этого неравенства.[486] Скромность означала сдержанность, а также осознанное нежелание бывать в обществе, прежде всего галантном, не наносить визитов, не стремиться блистать остроумием в разговоре, не вмешиваться в политику, довольствоваться семейным очагом, поддерживать мужа в его начинаниях, рожать и воспитывать детей — одним словом, «уметь держать дом». Образ идеальной женщины описан в основном через отрицания: предполагается, что женщина, наделенная всеми необходимыми добродетелями, должна быть «щедрой без границ, богатой, но без гордыни, одеваться красиво, но не роскошно, быть добродетельной, но не кичиться этим».[487]
Однако, похоже, в XVIII в. образ домохозяйки начинает отходить в прошлое. «Теперь и вовсе невозможно жениться», жалуется Лунардо, вспоминая святую скромность своей покойной жены.[488] Записной женоненавистник Карло Гоцци ищет «совершенную возлюбленную с благородным сердцем», «добродетельную подругу, сумевшую оценить его метафизическую душу», но его поиски напрасны: после трех бурных неудачных романов, о которых рассказывает очень подробно, он решает остаться холостяком.[489] Как мы уже видели, наметилась очевидная тенденция не вступать в брак, несмотря на отрицательное отношение к этому явлению властей. Официальные инстанции осуждали тайные и подпольные браки; особые нарекания вызывали казини, которые, по мнению цензоров, напрямую способствовали разрушению семейных уз; в 1776 и 1785 гг., сразу же за двумя последними реформами, вышли переиздания «Чрезвычайно мудрых и серьезных советов»: Республике было необходимо улучшить демографическую ситуацию. Если верить Казанове, часто рассказывающему о своих и чужих галантных похождениях, скандальная связь Да Понте с супругой майордома Дзагури, Андзолеттой Беллауди, сыграла не последнюю роль в изгнании Да Понте из Венеции в 1779 г.: дама часто беременела.[490] Гоцци потерпел неудачу с соседкой, проживавшей на противоположной стороне улицы: легкое поведение девицы в конце концов разочаровало его. В целом замужние женщины из простонародья — жены ремесленников, служанки и даже крестьянки — достаточно легко уступали капризам «либертенов».
Для женщин, обвиняемых во всех существующих пороках, проблема ставилась по-иному. Невест перестали «распродавать с молотка», как это было принято у первых обитателей лагуны. У Гольдони старый скряга решает не давать дочери приданого и горько сожалеет о прошедших временах, когда «чем дочери были красивее, тем больше отец получал денег»; иметь дочерей было выгодно, а нынче приданое наносит существенный урон отцовскому состоянию.[491] На острове Сан-Пьетро ди Кастелло женщины больше не собирались на совместное прослушивание мессы, а, подхватив приданое и «корзинку новобрачной», уезжали со своими мужьями. Брачные церемонии более походили на те, что в конце XVI в. описал Сансовино: утром, после подписания брачного контракта жених отправлялся во Дворец дожей для его оглашения, затем он приглашал родственников и друзей к отцу невесты на торжество и официальное представление, после чего молодая супруга на гондоле отправлялась навещать родственников в окрестных монастырях. Во времена Гольдони обряд бракосочетания состоял из трех церемоний:
