Повседневная жизнь в Венеции во времена Гольдони

золота, королевские нагрудные украшения, королевские драгоценности и жемчужины, сапфиры и рубины, доставленные с Востока», часы, подаренные персидским шахом, и огромный алмаз, подаренный Генрихом III дожу Луиджи Мочениго. Подробно рассказывается о том, как с ипподрома в Константинополе были привезены четыре бронзовых позолоченных коня, помещены в Арсенал на хранение, а затем водружены на фронтон собора.

Дворец дожей, горделиво именуемый «огромным величественным зданием», сооружен в традициях древней архитектуры, фасад его набран из квадратных мраморных плиток белого и розового цвета. Желая подчеркнуть значимость и великолепие этого здания, путеводитель приводит множество технических подробностей и цифр. Например, он сообщает, что основания вытянувшихся в ряд ста пяти пилястров и трех сотен колонн нижнего уровня находятся под землей, ибо площадь пришлось поднимать, дабы предохранить ее от наводнений; дворец имеет восемь входов, два из которых ведут прямо в собор, объединяя, таким образом, оба здания и подчиняя их единой власти.

Описанию внешнего облика дворца и его интерьеров сопутствует рассказ о государственных институтах, кои, разумеется, удостаиваются многочисленных похвал. Поднявшись по монументальной лестнице Гигантов, посетитель имел возможность один за другим осмотреть различные залы заседаний советов Республики и одновременно ознакомиться с основными венецианскими институтами: прихожая Коллегии, или зал Четырех Дверей, зал Коллегии, где дож собирал всех своих советников, зал заседаний Совета Pregadi (букв, «приглашенных»), иначе именуемого Сенатом, зал Статуй и зал Совета десяти, Гербовый зал, где выставлялось оружие, принадлежавшее правящему дожу, зал Большого совета, построенный в 1340 г., зал для голосований.

Путешественнику также предлагается посетить вызывавший восхищение у всех иностранцев старинный сад Брольо (Broglio); в этом расположенном у подножия дворца саду ежедневно собирались нобили, чтобы до начала заседаний советов обсудить свои дела. Путеводитель советует зайти в лавки Монетного двора (Zecca), в XVI в. дополнившего «архитектурно-политический» комплекс Сан-Марко, расхваливает «двор, окруженный двадцатью пятью лавками и мастерскими, где работают мастера по металлу и чеканят монету». О библиотеке, построенной на месте «зверинца, где содержались хищные звери», то есть на месте прежнего личного зоопарка дожей, а также судоверфи и хлебных складов, путеводитель пишет не иначе как о «храме-хранилище» творений великих умов, трудившихся во славу Венеции, что, несомненно, доказывает интеллектуальное превосходство Республики. О колокольне сообщается следующее: «сооружение высотой в 330 футов», которое, по словам путешественников, превосходит своим величием и высотой башни в Болонье, Вене или Ардженте. Колокольня символизирует абсолютное господство Венеции над своими итальянскими и европейскими конкурентами. Господство это имеет под собой твердый фундамент, хотя, как уточняет путеводитель, город и стоит на болотистой почве.

Среди зданий, расположенных вокруг площади Сан-Марко (именуемой также Большой площадью), этого «огромного четырехугольника, имеющего 280 шагов в длину и 110 в ширину»[46], путеводитель обращает внимание приезжего прежде всего на Прокурации, эти «девять дворцов высотой в четыре этажа, украшенные колоннадами трех ордеров: дорического, ионического и коринфского», к которым примыкает маленькая церковь Сан-Джиминиано (позднее она была застроена другими зданиями).

Большинство венецианцев уже успели позабыть, что город их, по сути, начинался с сестьере Кастелло, а первый епископский дворец был построен на островке Оливоло. Зато все прекрасно знают, что именно в Кастелло находится Арсенал, средоточие военной и экономической мощи Венеции, строительство которого, как полагают, началось в XII в., а точнее, в 1104 г., во время правления дожа Оделафо Фальери. Путеводитель называет Арсенал «городом в городе»: там, словно в огромном муравейнике, снуют две тысячи ремесленников, изготовляющих порох и оружие и строящих и ремонтирующих корабли; среди них имеются строители, плетенщики канатов, изготовители парусов, конопатчики. Собственно, рассказ о сестьере Кастелло сводится к пространному и напыщенному описанию Арсенала: это неприступная крепость, на каждом углу которой высятся дозорные башни, где постоянно сменяются часовые, дабы крепостной гарнизон в любую минуту мог выступить на «защиту не только всех территорий Республики, но и всех государств Италии и даже всего христианского мира». Крепость эта вдобавок весьма велика и имеет от двух до трех миль в окружности, тогда как, если верить хронистам, окружность города равна всего семи или восьми милям. Арсенал, по выражению Дольони, является «поистине своим, особым миром». Подробно описано внутреннее устройство Арсенала, хотя вход туда простым чужестранцам заказан: желающим побывать на его территории необходимо получить специальное разрешение инквизиции и уплатить пошлину, сумма которой потом будет поделена между четырьмя состоящими при Арсенале «писцами», теми, кто в начале рабочего дня отмечает входящих на его территорию работников, а в конце ведет учет выходящим.[47]

В Арсенале действительно есть что посмотреть: причалы, где стоят корабли, крытые доки, огромные ангары с крышей в виде буквы «V», где трудятся корабелы, кузницы и литейные мастерские, где изготовляют пушки, ядра и мортиры, красу и гордость оружейных залов; там же стоит и «Буцентавр», огромная двухпалубная галера, на которой каждый год во время праздника Вознесения дож выходит в воды залива, где происходит церемония символического обручения дожа с морем.

В сестьере Сан-Поло внимание путешественника привлекает прежде всего Риальто. Составитель «Чужестранца» описывает не столько лавки и рынок, сколько Немецкое подворье (Фондако Тедеско), но описание и подворья, и моста перегружено техническими подробностями и деталями: характер покрытия, направление и интенсивность движения транспортных средств. Подворье — это «весьма обширная конструкция с просторным двором в центре, окруженным аркадами и колоннадами и имеющим пятьсот двенадцать футов в периметре; двадцать две лавки и две сотни торговых прилавков», расположившихся вокруг двора, свидетельствовали о размахе ведущейся Республикой торговли. Читая описание моста, сразу понимаешь, что речь, несомненно, идет о каменном мосте, сооруженном в 1588 г. на месте деревянного, сгоревшего в 1514 г. Путешественнику предлагается восхищаться белизной мраморного покрытия моста, его единственным пролетом, радиус которого равен двадцати двум футам (около 13,5 м), и трем идущим параллельно улицам, застроенным лавками со свинцовыми крышами. Эти сведения почти в неизмененном виде встречаются во всех описаниях Венеции, в том числе и у Гольдони.

Венеция, какой ее видят «Чужестранец» и чужестранцы, — это идеальный город. Рассказывать о Венеции означает рассказывать историю города. Однако когда приходит время перейти от исторического повествования о городских достопримечательностях к эстетическим оценкам, тональность рассказа постепенно меняется. Говоря о приходах, «Чужестранец» настоятельно рекомендует осмотреть прежде всего живописные и скульптурные богатства венецианских церквей. Рассказывая о семи скуоле гранди (старших школах) — Ла Шарите, Сан-Джиованни Эванджелиста, Санта-Мария ди Вальверде, или Мизерикордиа, Сан-Марко, Сан-Теодоро, Сан-Рокко и Санта-Мария деи Кармини, — светских братствах, занимающихся общественной, благотворительной и культурной деятельностью и управляемых и финансируемых главным образом крупными ремесленными корпорациями, он перечисляет собранные в них в течение веков художественные ценности. Четыре приюта (Ospedali) — Инкурабили («неизлечимые»), Дерелитти («страждущие»), или Оспедалетто («больничка»), Мендиканти («нищие») и Пьета («милосердие») — также утрачивают свое первоначальное значение заведений милосердия, открытых для приема больных, старцев, незаконнорожденных и сирот. Для путешественника приюты представляют интерес прежде всего своими публичными концертами, куда они могут пойти послушать поистине ангельские голоса девочек-пансионерок. Президент^{5} бургундского парламента де Бросс, посетивший Венецию в августе 1739 г., усердно навещал приют Пьета и всякий раз восторгался юной воспитанницей «в белом платье, с букетиком цветов граната в волосах»: девушка дирижировала оркестром[48]. Восхищение, «упоительное» и «трогательное», испытывает Жан Жак Руссо, слушая сладостное пение «девушек» из приюта Мендиканти[49], однако в отличие от де Бросса Жан Жак обеспокоен, не нанесет ли столь пленительное пение урон общественным нравам. Впрочем, чужестранцы, для которых Венеция является огромным музеем, где находят усладу все пять чувств, нередко испытывают разочарование: приблизившись к девушкам, почитаемым им за «ангелов красоты», Руссо обнаружил, что они сильно нехороши собой, кривые, с лицами, покрытыми оспинами, и весьма глупы. Но если Руссо не