слишком сырой воздух, слишком много еды и отсутствие сильной страсти: «Разве влюбленная женщина когда-нибудь бывает толстой?» Как можно похудеть? Влюбляться, двигаться, не есть лишнего, «пить чай, лимонный сок или раствор уксуса, пить отвары сухих трав: можжевельника, розмарина и вероники, растолченных и заваренных в пинте белого вина, или же… носить соляной пояс», пытка, которая, по словам Джозефы, «растворяет жидкости, концентрирующиеся в железах». В качестве доказательства эффективности данного средства для похудения приводится женщина, имевшая прежде объем талии более трех саженей и с трудом стоявшая на ногах.[563] Заметки Джозефы об обществе не отличаются оригинальностью, и сатирики уже давно высмеяли «дамские» рассуждения о поклонниках, о мужьях, которые нынче в моде, о супружеской любви, элегантности, избытке кокетства у женщин, суетном времяпрепровождении светских дам, пустых салонных сплетнях и пороках так называемого благородного общества. Она утверждает простые истины: что удачный брак может быть заключен только по любви; что в отнюдь не платонических отношениях супруги со своим чичисбеем виноват обманутый муж, сам ставший творцом своего несчастья; что необходимо уделять больше внимания воспитанию детей; что от журналов большая польза, а от многих журналов и газет пользы еще больше; что журнал — это «советчик», позволяющий своим читательницам обходиться без чужих услуг. Ее описания пестрят английскими и французскими терминами; иногда она дает их с переводом на итальянский, но чаще оставляет без оного:
Марьяж — платье, отчасти созданное воображением, сшитое из единого куска ткани, отделанное разноцветными лентами и разжигавшее соперничество обеих героинь «Дачной лихорадки» Гольдони, стало классическим. Кукле, французскому манекену, демонстрирующему моды из Франции на Мерчерии, приходится часто менять туалеты. Более половины статей посвящено скрупулезному описанию одежды и аксессуаров, однако увлечение новомодной одеждой не идет ни в какое сравнение с пристрастием к чрезвычайно броскому макияжу, которым увлекались ее современницы и от которого Джозефа пытается уговорить их отказаться, ибо «избыток макияжа делает черты лица грубыми». Но самое главное для женщины — это портаменто («осанка», «походка»). При ходьбе надо высоко держать голову, держаться прямо, гордо, быть уверенной в том, что делаешь, и никогда ничего не делать, не подумав: «Держитесь, Зелида, уверенно, поступь ваша должна быть величава: вскиньте высоко голову, держитесь смелее, подражайте гордым и благородным натурам, созданным, чтобы чувствовать и рассуждать».[565] Но надо также уметь пользоваться женскими уловками, в частности, в нужную минуту изобразить обморок — оружие из арсенала Мирандолины.[566] Только прислушиваясь к советам, что печатаются в ее журнале, полагает Джозефа, женщины смогут выбраться из «бездны глупости» и бездействия, куда их низвергла власть мужчин, и наконец сесть «на трон», дабы судить мужчин и делать все, что надобно, для того чтобы дела пошли успешнее.[567] Самое главное — вывести из-под града мужских насмешек женское кокетство; именно этим и занимается Джозефа, выковывая стиль, дающий возможность ощутить поэзию тканей и цветов, стиль, заставляющий забыть о насмешках и почувствовать щекочущее прикосновение шелка:
Поппея Просвещения
«Молодая, красивая, благородная, умная, живая»[569]: Гольдони награждает ее всеми эпитетами, присущими положительным женским образам в его театре. «Светлая Аврора», «белокурое создание с нежной кожей, и вместе с тем отважная и задиристая в речах своих», — это слова Гаспаро Гоцци; сдержанный, когда речь заходит о его собственной жене, он не просто восхищается ею, он перед ней преклоняется[570] Карло Гоцци посвящает ей эпическую поэму «Причудница Марфиза»,[571] построенную по образцу «Неистового Роланда» Ариосто, где прославляет ее порывистые и решительные манеры, ее острый и быстрый ум и абсолютную искренность. Женщина, вызывавшая восторги всех мужчин, включая записных женоненавистников, — это Катерина Дольфин Трон, одна из тех красавиц, которые, как считали некоторые, ввергали Республику в страшную опасность и которых, по мнению сих мрачных советчиков, следовало ссылать на остров Сан-Серволо, где находился приют для умалишенных.[572]
Катерина Дольфин, эта авантюристка XVIII в. в чистом виде, женщина, чье поведение выходит за рамки привычных правил, охотно рассказывает о себе: «Принадлежность к женскому полу меня нисколько не смущает, ибо я всегда старалась обособиться, чтобы не быть похожей ни на кого».[573] Инквизиторы, найдя у нее запрещенные книги, спрятанные под кроватью служанки, записывают ее в разряд «недостойных женщин», ибо она «не посещает церкви, в еде не соблюдает законов ни божеских, ни человеческих и богохульствует как еретик».[574] Впрочем, и воспитание ее, и сама жизнь подтверждают данные ей характеристики. В десять лет ее на время помещают в монастырь;[575] отец, заботливо занимающийся ее воспитанием; аристократическая семья с весьма умеренным состоянием и без политического будущего; ранний брак по воле семьи с разорившимся дворянином Маркантонио Тьеполо; встреча на даче с «патроном Венеции» Андреа Троном, сенатором, на двадцать лет ее старше; меньше чем через год после этой встречи прошение об аннулировании брака и после долгого, одинокого ожидания, отчасти из-за сопротивления отца сенатора, второй брак. Результат: она поэт, ее стихи вполне могли бы быть представлены в антологиях Луизы; она держит литературный салон, объединивший просвещенные умы, — Гольдони посещает его вплоть до самого своего отъезда в Париж. У нее бывают Карло и Гаспаро Гоцци, последний избирает ее своим нежным поверенным, называет своей «любимой девочкой». Выйдя замуж за сенатора Трона, она, по сути, приобщается к высшим властным сферам Республики. Говоря словами сатирика, она была одной из тех макиавеллиевских дам, которые судачили не столько о любви, сколько о политике — «в казино, в кафе, в постели и даже в ванной комнате».[576]
Безумие, ей приписанное, заключалось в непомерном честолюбии и стремлении сказать свое слово в политике, стать в своем роде второй Поппеей. Чего в ней было больше: честолюбия, стремления проникнуть в высшие круги власти или же искреннего восхищения сенатором, быть может, даже любви к нему? При чтении строк, адресованных ею Трону после того, как он наконец предложил ей вступить с ним в брак, многие склоняются к тому, что, вероятнее всего, она была в него страстно влюблена:
Катерина легко падала в обморок, с ней часто случались судороги: об этом она пишет в своих письмах. По ее мнению, это объясняется тем, «что она женщина и обладает всеми недостатками своего пола», а также робостью и страхом:
