Русский космос: Победы и поражения

Удача действительно была остро необходима: полет человека в космос следовало произвести до 20 апреля, на которое, по советским данным, намечался «стратосферный прыжок» Алана Шепарда. На самом деле этот полет был намечен на 24 апреля, и из этого не делали особого секрета – приглашения были заранее разосланы многим редакторам американских СМИ, аккредитацию получили 350 корреспондентов[6].

Конечно, «стратосферный прыжок» сегодня не кажется полноценным космическим полетом, но в то время впечатление от фразы «человек в космосе!» полностью затмило бы эту «мелкую» деталь. У советской программы тоже была ахиллесова пята: в отличие от американцев, подготовить систему мягкой посадки не удавалось, и первые космонавты катапультировались из спускаемого аппарата в воздухе, приземляясь отдельно от него. Часть американских специалистов пыталась на этом основании объявить полет Гагарина «ненастоящим космическим полетом», но не нашла понимания не только у мирового, но и у собственно американского общественного мнения.

До предполагаемого времени старта американского астронавта Советский Союз располагал лишь одним, последним «Востоком», готовым к старту. Следующий «Восток» мог быть изготовлен уже после полета американского астронавта, и в случае неудачи полета Чернушки или Звездочки советскому руководству пришлось бы выбирать между поражением в космической гонке и крайне высоким риском отправки человека в космос на «сыром», «недовведенном» корабле.

А риск и так был высок: из семи летавших до Гагарина «Востоков», как мы видели, три погибли, один совершил аварийную посадку и лишь три осуществили в целом успешные полеты. А за два дня до полета Звездочки погиб при пожаре в барокамере самый молодой член отряда космонавтов В. Бондаренко.

* * *

Из фильмов и художественной литературы известно, что в ночь накануне старта Гагарина с ним долго и подробно говорил Королев. Из воспоминаний Каманина следует, что первоначально за ужином он поговорил с Гагариным и его дублером Титовым.

Однако существует устойчивая легенда, что окончательный разговор с человеком, отправлявшимся на смертельный риск, вел не слишком жесткий для этого Королев, а курировавший тогда космическую программу секретарь ЦК КПСС Брежнев.

Впоследствии, став генеральным секретарем, он поручил подготовить серию мемуаров, которую составили семь книг, однако на четыре последних Брежнев наложил вето, считая «нескромным» описывать свое участие в сравнительно недавних событиях, в том числе и в реализации советской космической программы. Беседа с Гагариным описывалась именно в книге, посвященной космосу.

На фоне истерики советской пропаганды по поводу «Малой земли», «Возрождения» и «Целины» такое поведение представляется неправдоподобным, однако последние советские руководители, несмотря на все свои недостатки, были значительно более дисциплированными и совестливыми людьми, чем можно подумать, глядя на их последователей. Достаточно вспомнить Суслова, принципиально запрещавшего водителю нарушать какие бы то ни было, даже самые незначительные правила дорожного движения.

* * *

Легенда о многих советских космонавтах, отправленных в космос до Ю. А. Гагарина и погибших, была не чистой газетной уткой, а основывалась на данных радиоперехватов переговоров советского Центра управления полетом. Дело в том, что при запуске на орбиту собак, как гласит легенда, любившие пошутить инженеры иногда устанавливали в кабине магнитофонные записи человеческих разговоров, которые передавались в ЦУП.

Через много лет эту шутку повторили американцы. Входивший в экипаж американской орбитальной станции «Скайлэб» Оуэн Гарриотт взял с собой в космос диктофон, на который его супруга наговорила несколько заранее составленных фраз.

Когда через некоторое время его знакомый, оператор Роберт Криппен вышел на связь с орбитальной станцией, Гарриотт ждал у передатчика с диктофоном в руке. Между станцией и Центром управления состоялся следующий диалог:

– «Скайлэб», это Хьюстон, ответьте.

– Здравствуйте, Хьюстон, – бодрым женским голосом отозвалась станция. – Это «Скайлэб».

Земля после секундного колебания поинтересовалась:

– Кто говорит?

– Привет, Боб, – отозвалась станция. – Это Хелен, жена Оуэна.

Боб несколько секунд переваривал ответ, а затем с трудом выдавил:

– Что ты там делаешь?

– Я тут решила ребятам поесть принести. Все свеженькое, – успокоил его голос с орбиты.

Центр управления молчал около минуты, а затем отключился. Видимо, у офицера связи сдали нервы.

* * *

«Близкий товарищ Гагарина», полковник запаса ВВС Валентин Петров рассказал журналистам[7], что еще в 1964 году Гагарин предложил восстановить разрушенный большевиками храм Христа Спасителя.

По его словам, с таким предложением Гагарин выступил после их совместной поездки в Троице-Сергиеву лавру и посещения там Церковно-археологического кабинета. «Когда мы подошли к макету храма Христа Спасителя, Юра заглянул внутрь, посмотрел и говорит мне: «Валентин, посмотри, какую красоту разрушили!» – рассказал полковник.

Вскоре после этого, продолжил он, Гагарин, выступая на заседании пленума ЦК по вопросам воспитания молодежи, открыто предложил восстановить храм. «Мотив у Гагарина был очень простой: нельзя поднимать патриотизм, не зная своих корней. Поскольку храм Христа Спасителя – это памятник воинской славы, то люди, которые идут защищать Родину, должны это знать».

По его словам, реакция на предложение первого космонавта была «потрясающая: раздались бурные аплодисменты. Президиум, конечно, был серьезно напуган, но ничего сделать против Юрия Алексеевича они, разумеется, не могли».

* * *

Космонавт Алексей Леонов рассказал «Известиям», что у Гагарина была идея похоронить прах Королева на Луне: «Это было настолько конфиденциально, что знали только избранные. Этим занимался лично Юра Гагарин. Задумка была такая. Мы собирались в 1968 году сесть на поверхность Луны, и там первый, кто на нее высадится, должен был выкопать что-то вроде могилы и похоронить в ней прах Королева, то есть не отправить, как потом ходили слухи, с какой-нибудь ракетой на Луну и оставить прах где придется, а сделать все по-человечески, как это делают на Земле.

Это не афишировалось. Мы, самые первые космонавты, по предложению Юры решили сами, что только так это должно быть. И когда кончился процесс сжигания тела в крематории, Гагарин спустился туда, и там дали ему прах Королева.

Это было такое наше тайное решение – это главное. Если бы мы стали выходить со своим предложением наверх (в ЦК), надо было бы пройти такое согласование, что вряд ли бы мы когда-нибудь дождались нужного нам решения. Если бы мы обратились в ЦК, там сразу бы возник вопрос: «А почему первым должен быть Королев, а не Циолковский или даже какой-нибудь вождь, например кусочек Ленина?!»

Поэтому мы решили это между собой и дали друг другу слово, что это во что бы то ни стало должен сделать тот, кто полетит на Луну первым. Ведь Сергей Павлович так мечтал сам побывать на Луне. Вот мы и хотели хотя бы так осуществить его мечту: сделать так, чтобы он был первым человеком, которого на Луне похоронили.

Может быть, мы и были как мальчишки, но так подсказывала нам совесть. Добытый пепел мы сначала завернули в самый обычный машинописный лист, так, как это делают, когда запечатывают порошки. Потом заложили его в специальную капсулу. Сам я эту капсулу не видел. Ее забрал к себе на хранение до нужного момента Юра. Жены наши об этом не знали. Нам казалось, что это им ни к чему. Впрочем, может, Гагарин жене и говорил. Не знаю. Хранил ли он прах дома? Сомневаюсь. Скорее мог хранить на работе. В сейфе… Фактом остается лишь то, что на Луну мы так и не высадились и капсула в конце концов где-то затерялась… Комаров погиб. Гагарин погиб. Где теперь тот прах? Спросить не у кого!»

* * *

В «Космических дневниках генерала Каманина» их автор, организатор подготовки первого отряда космонавтов с 1960 по 1971 год, вспоминает: «Выйдя из автобуса (который