Сержант попытался освободиться от ее хватки, но у него ничего не получилось. Тогда он всем телом дернулся в сторону. Пистолет выпал у него из-под мышки и грохнулся на каменный пол. Пока сержант разбирался с Клавкой, пистолетом, ключами и замком, я воспользовалась случаем и наклонилась к Дюкиной.
— А стрелять-то ты не умеешь, — насмешливо улыбнувшись, шепнула я ей.
Сначала она несколько секунд остолбенело смотрела на меня, а потом вдруг вскочила со скамейки и попыталась вцепиться острыми ногтями мне в лицо. Увернувшись от страстных объятий, я легонечко ткнула ее двумя сложенными вместе пальцами в солнечное сплетение. Дюкина охнула, на секунду застыла, словно бы от удивления, и обессиленно плюхнулась обратно на место. Делать здесь мне было больше нечего. Когда я, поднявшись, подошла к двери, сержант уже открыл ее. Клавка, готовая выскочить наружу, метнулась от меня в сторону.
— Где «ствол»? — выпуская меня, спросил сержант.
Отпираться было бессмысленно.
— У меня есть разрешение, — улыбнулась я.
— Вы не должны были входить сюда с оружием, — звякнув замком, заявил он.
— Что же нам теперь делать? — пожала я плечами.
— Давайте его сюда, — решительно заявил он после некоторой паузы.
— Зачем это? — удивилась я, глядя на него в упор. — Я же сказала, что у меня есть разрешение на ношение оружия, — я достала из сумочки ламинированный прямоугольник с печатью.
В конце концов мне удалось замять этот маленький инцидент, и мы расстались с сержантом если и не друзьями, то как хорошие приятели. Правда, для этого мне пришлось пообещать ему никому не говорить, что он пропустил меня в клетку, не поинтересовавшись, есть ли у меня оружие.
ГЛАВА 6
Я немного посидела в машине, обдумывая ситуацию, хотя, не буду скрывать, меня так и подмывало во весь опор ринуться на квартиру Ольги Зарубиной, где я надеялась ее застать, чтобы задать несколько не слишком приятных для нее вопросов. Но я знала, что спешка, как правило, не приносит результатов. Положительных результатов, имею я в виду. А меня интересовал только положительный результат, то есть разоблачение убийцы Дюкина. В том, что это сделала не жена, я была почти уверена. Во-первых, она не знает, где находится орудие убийства, а во-вторых, она не умеет стрелять. Она даже не знала, что нужно снять пистолет с предохранителя и дослать патрон в патронник. Конечно, был очень маленький шанс, что кто-то до нее проделал все эти манипуляции с пистолетом и он был, что называется, подготовлен к «работе». Но шанс этот был настолько мал, что я не стала принимать его во внимание, во всяком случае, пока.
Что же заставило Дюкину взять на себя вину? Это было не понятно. Первое, что пришло мне в голову: она знает убийцу и хочет его выгородить. Но как же нужно любить человека, чтобы взять вину на себя?! Способна ли Вероника вообще на сильные чувства? А может, кто-то под страхом смерти заставил ее сделать такое признание? Нет, что-то здесь не так. Я же разговаривала с Дюкиной буквально за несколько минут до ее выступления в прямом эфире. Она была немного раздражена, да, но не испугана. Или она очень хорошо умеет скрывать свои чувства? Она ведь в какой-то мере актриса.
Конечно, все мы актеры в этом мире. Но уж я-то должна была сразу ее раскусить! Так ведь нет, ей удалось-таки какое-то время, пусть непродолжительное, поводить меня за нос. А оказалось, что Степан Федорович был прав: его невестка себя оговорила.
В любом случае, мне необходимо было продолжить общение с Зарубиной. Я позвонила на студию, мне ответили, что Зарубина ушла домой. Поэтому я отправилась прямиком к ней.
Зарубина была очень удивлена, когда я позвонила ей из машины, но спустилась, чтобы отпереть мне дверь подъезда. Увидев меня, она едва не потеряла дар речи.
— Вы? — только и смогла она произнести, вытаращив на меня свои зеленые глаза.
— Здесь нет ничего странного — я веду расследование обстоятельств гибели Альберта Степановича.
— Но… — она вращала глазами, — его жена…
— Это ничего не меняет, может, мы поднимемся к вам?
Она зашагала вверх по лестнице, отперла входную дверь и отступила в сторону, пропуская меня в квартиру. Я прошла в ту самую гостиную, где с большим интересом несколько часов назад слушала запись с автоответчика.
— Садитесь, — небрежным жестом Ольга указала мне на низкое кресло возле журнального столика.
Я села в него, а она приземлилась в кресло, которое стояло перед телевизором, немного развернув его. Минуту мы молчали. Я видела, что моя собеседница грустна и даже подавлена. Неужели так переживает за подругу? А что, вполне возможно. Люди частенько горят завистью, делают гадости своим сослуживцам или соседям, а когда с теми случается какое-нибудь несчастье, играют в сочувствие или на самом деле сострадают им. Некое подобие запоздалого раскаяния, вызванного спокойной уверенностью, что их недругов «бог покарал».
— По-моему, и так все ясно, — зябко передернула плечами Ольга, видя, что я не спешу с началом разговора.
— Не скажите, — продлила я «пытку», — да, я видела выпуск новостей по ТТС. Но это лишь фасад, а если сказать точнее, бред женщины, которой муж при жизни не уделял внимания.
Если бы она знала, что смотрела я новости здесь, по ее телевизору! Ее кислое лицо вытянулось бы еще больше.
— Я вас не понимаю, — растерянно заморгала Зарубина, — Вероника во всем призналась.
— Она сказала, что знала о вас с Альбертом…
— Что знала? — сыграла удивление Зарубина.
— Что вы любовники, — холодно произнесла я, — она поделилась со мною своей тревогой и горечью. Я уж было начала думать, что она убила своего мужа из-за ревности.
— Но ведь вы сказали, что Альберту кто-то угрожал, — с недоумением в глазах проговорила Зарубина.
— Эти письма писала сама Вероника, — невозмутимо ответила я.
— Вероника?! — чуть не вскочила с кресла Зарубина.
— Да, таким образом она изощрялась, мстя мужу за равнодушие, — лениво процедила я, — у вас можно курить?
Зарубина кивнула и придвинула ко мне маленькую латунную пепельницу в виде кленового листа.
— Тогда все становится ясно, — со вздохом посмотрела на меня Ольга, — ревность — сильная эмоция. Но я даже представить не могла, что она знала.
— Думаю, по меньшей мере вы догадывались… — не поверила я ей.
— И вы считаете, что Вероника могла бы в таком случае поддерживать со мной дружеские отношения?
— Она ничего не сумела бы сделать. Закати она мужу скандал, он бы только с утроенным рвением стал требовать развода, — возразила я.
— Но со мной-то она здоровалась, болтала, даже откровенничала! — с вызовом сказала Зарубина.
— Значит, до того момента она не изобрела для вас еще такой изощренной пытки, как в отношении мужа… Что-то подобное письмам с угрозами, например, — насмешливо посмотрела я на Ольгу.
Ту аж передернуло.
— Вы полагаете, мне грозила опасность разделить участь Альберта?
— Думаю, нет, — меланхолично отозвалась я, выпуская дым через ноздри, — Вероника Сергеевна не
