Гусев сидел, привалившись спиной к скале и уронив голову на грудь. Скрюченная рука с зажатым в ней пистолетом лежала на коленях. Кроман осторожно тронул его за плечо:
- Гусев!
Тело медленно повалилось набок, и по тому, как это произошло, Кроман понял, что Гусев мертв.
“Как странно направлен пистолет, - подумал Кроман. - Будто собирался выстрелить себе в сердце, да не успел”.
Взгляд наткнулся на коробочку рации. Рядом с ней лежала батарея.
- …Волна поработала, - услышал Кроман правее и ниже голос пилота, ослабленный расстоянием. - Там бы он просто не смог удержаться. Нужно выше искать…
Он поднял рацию, повертел, осматривая, потом аккуратно вставил на место батарею.
“…модуль опустится примерно через полчаса, - услышал он. - Калина должен быть готов к транспортировке… Как там остальные? Все нормально? Ладно, я понял, до связи…”
Рация Гусева была в полном порядке. Зачем он ее отключил?
“Как странно он держит пистолет”, - снова пронеслась мысль.
Он осторожно вытащил из руки Гусева оружие.
- Кроман! - крикнул штурман где-то совсем неподалеку. - Вы что молчите? Вы меня слышите?
Кроман вздрогнул, испуганно оглянулся.
- Вы где, Кроман? - позвал штурман еще ближе.
Кроман торопливо сунул пистолет в щель между обломками базальта, затем снова отделил от рации батарею и запихнул туда же.
- Я здесь! - отозвался он наконец. - Идите сюда! Я его нашел!
Он успел швырнуть в щель несколько пригоршней жидкой грязи и кое-как обтереть руки, прежде чем появился штурман.
- Гусев! Что с ним? Он ранен? - воскликнул штурман, шагнул ближе и все понял. - Что с ним? - тихо повторил он.
- Он не ранен, - тихо ответил Кроман. - Это сердце… скорее всего не выдержало сердце. Он взял с собой весь запас стимуляторов. Я его предупреждал…
Негромко ахнул подошедший пилот. Наклонился, коснулся шеи Гусева и медленно отвел руку.
- Как же так? - сказал он. - Как мы могли опоздать?
Штурман поднял и теперь вертел в руках рацию.
- Что у него с рацией-то случилось? Я же ясно слышал его маяк! А батарея куда делась?
- Наверное, он выбросил ее, когда понял, что питание вышло из строя, - сказал Кроман.
- Как же мы не успели, - горько произнес пилот. - Я же так спешил!
- Да-да, - не расслышал Кроман. - Он очень торопился…
АЛЕКСАНДРА САШНЕВА
Завыла сирена, и красная лазерная пленка зависла на уровне моего колена.
Все как обычно.
Пищалка в голове затихла. Осталось только заунывное тиликанье.
Из черной глубины стеклонового покрытия на меня нехорошо уставился мой двойник. Этот подозрительный взгляд - всегда врасплох. Я знаю, что это всего лишь отражение, но… не верю. Оно всегда смотрит так, будто я что-то украл или публично обгадился. Попытки опередить его и состроить на лице какое-нибудь нейтральное выражение безрезультатны. Я даже тренировался перед зеркалом в мыльном блоке, копируя тридэшного диктора. Там получается, а на улице - никак.
Поэтому через некоторое время во мне оформилось твердое, непоколебимое убеждение, что эта мерзкая морда не является отражением моего собственного лица, а есть скорее некая тонкая сущность, возникающая в том месте и в то время, когда по законам физики в стеклоне тротуара должно появляться мое отражение.
Что особенно противно, двойник всегда смотрит на меня в упор. К тому же если отвести глаза, то его беспощадный взгляд начинает буравить лобную кость. Какое же это отражение?
Он молчит, и это страшнее всего. Он непредсказуем. Кто знает, какой номер выкинет эта бесплотная тварь? Поэтому я стараюсь побыстрее надышать. От дыхания стеклон запотевает, и отражение, и без того мутное, становится совсем неразборчивым. Зато обостряется слух. Если мусора не едут долго, можно успеть даже помедитировать.
Жаль только, в макушке все это время монотонно тиликает какая-то хрень.
Как и всем честным трудакам, мне приходится падать по нескольку раз в день практически со школьного возраста. Первый раз грохнуться коленками о стеклоновое покрытие тротуара было больно. Поэтому на занятиях в школе я сачковал. Многие сачковали.
Потом перестали.
Когда я увидел, как пулемет “мусорника”, нимало не мохая, аннулировал пару трудящихся, зазевавшихся на рекламный “голяк”, я забыл о коленках. Мало того, я падал на четвереньки даже в обитали, куда “мусорник” в общем-то не заглядывает.
Рядом со мной кто-то начал ругаться, я медленно повернул голову: седой старик, потирая ушибленную ногу, перебирал все, что мог вспомнить из крепкого арго.
Я снова привел лицо в должное положение и услышал, что ментовский “мусорник” вылетел из-за угла с Пелевинского пролета. Раздалось несколько вскриков. Я машинально сосчитал их - намного ли прибавилось работы. Раз, два… Пара. Ну, ничего. Займет полчасика.
Еще останется время до того, как придет Севка Прошкец, поковыряться в подвале с гитарой. Он хоть и секретарь, но вполне неплохой четэ.
Я прислушиваюсь, не скосил ли “мусорник” еще кого на моем участке, но звука падения больше не слыхать. Значит, сегодня всего два.
Два покойника - не так уж много. Быстро управлюсь. До ночи “мусорник” больше не появится. А ночью народу на улицах мало, так что можно и поспать часов до пяти, потом собрать ночных, чтобы толпы трудаков шли на смену по чистому, и поспать еще до десяти. Все равно до этого времени нет смысла заниматься уборкой - полусонные трудаки так и валятся под лазерным пулеметом. Я, честное слово, удивляюсь, какие люди тормоза. Аннулятор, он же не школьный и не тренировочный! Он же сразу насмерть. И на вторсырье. Говорят, что Матрица всех ждет, Матрица всем мать и отец, и там даже лучше, чем здесь. Но тогда неясно, почему тогда все люди не пойдут туда строем?
Хотя я помню. Была у меня мысль умереть. Очень любопытно было - как там. Но потом меня остановило вот что. Фимоза приволокла запрещенный фильм про море. И у меня мечта появилась. Я подумал, что сначала туда, на море как-нибудь, а потом уже обратно в Матрицу. Хотя умные люди говорят, что Матрица и море практически одно и то же.
Нет-нет. Сегодня неплохой день. Среда. Вот по понедельникам после воскресных злоупотреблений “краснотой” заваливают весь тротуар. Хорошо, что ментовский аннулятор варит придурков целиком, не разворачивая в кровавый фарш, как старинные пули. Я видел кучу картинок на сайтах по истории - тошнить тянет с этого зрелища.
