объявил:
— Уже глазами хлопает! Это — в кайф, а то лапаешь, как резиновую, — ни уму ни сердцу.
Справа коротко хохотнули:
— А зачем тебе, Вовк, ум? Глянь на свои штаны, они у тебя вроде как на два размера меньше сделались. Вот это, я понимаю, сердце!
— Так баба же! — доказывал белобрысый под гогот товарищей.
— Ах ты, мартышка!
Он грубо похлопал меня по щеке, будто отвесил серию пощечин, и тревога во мне сменилась злостью. Застонав, я попыталась отодвинуться от него, что было глупо, конечно, потому что справа, вплотную, сидел коренастый. Озабочен он был менее белобрысого и поэтому просто отпихнул меня.
Машина была не моя. Впереди сидел Петр, рядом с обезьяноруким, управлявшим ею. Под ногами что- то мешалось.
— Отодрать-то ее дадите? — спросил белобрысый, облапив меня в очередной раз.
— Как бы Диман нас всех не отодрал! — ответил Петр и потребовал: — Заткнитесь, оглоеды, я ему сейчас звонить буду.
— Про мокрощелку спроси.
— Про нее и речь.
«Чем они меня так накачали?» — подумала я и вспомнила драку, удар по спине и тяжесть, навалившуюся сверху.
«Успешно действовать против сильнейшего, а тем более превосходящего количеством противника, можно только грамотно передвигаясь» — так когда-то наставлял нас Костя и на практике демонстрировал грамотные передвижения. И как же красиво у него получалось! Но даже ему для этого требовалось немало пространства. Или я бездарная ученица своего сэнсэя, или невозможно грамотно передвигаться в пространстве, заваленном барахлом и полном взбудораженных людей. Если на этот раз все обойдется благополучно, попрошу Константина преподать мне курс членовредительства. Не по душе придется ему такая просьба, но уговорю.
— А что нам было делать? — орал тем временем в трубку Петр. — У нее в руках был целый ворох наших фотографий. Не-ет, не портретов! — протянул он с издевкой. — Самая настоящая гребля с пляской, вот как! Откуда я знаю? Витька? Здесь, конечно… Ладно, понял, — ответил после молчания и, споткнувшись вновь на слове, выпалил: — Нет уж, хера! И куда нам ее потом девать? Нет, нет! Давай, как и Витьку — к Диману. А он разберется, кого куда. Ты только с ним сам поговори.
Он надолго затих, только головой покачивал, соглашаясь, а когда пришла необходимость отвечать, заговорил уже спокойно:
— Не беспокойся, с нами все. Да, здесь. И пленка тоже. Все Диману сдадим. Только вот что, позвони ему, договорись, а то как бы не сожрал он нас за такие товары.
— О'кей, парни! — воскликнул он, складывая сотовик. — Теперь если по ушам и заработаем, то не сильно. Наш Ктошкин Диману скажет, что это по его распоряжению мы людей с собой захватили.
Под ногами зашевелилось, и коренастый с остервенением топнул ногой. Раздался звук, будто чем-то твердым ударили в пол машины. Но звук исходил не от его подошвы.
— Ты смотри, не очень!.. — осадил его обезьянорукий. — Морду расквасит и пол вымажет. Диман и так разозлится из-за них, а тут еще его машину испачкаем.
— Ей еще вколем? — спросил у Петра Коренастый. — А то смотри, совсем ожила ведь, а скоро приедем.
— Дурак, что ли? — отозвался Петр. — «Дурь» денег стоит, а нам они лишние? И так довезем. Вы ее только под руки возьмите с обеих сторон, и все.
Меня взяли под руки, и я подумала, что, будь я в нормальном состоянии, это стоило бы им трудов, а сейчас ощущение телесной ватности хоть и прошло мало-помалу, но сменилось мышечной вялостью такой степени, что сама мысль о любом необязательном движении вызывала отвращение. А о том, чтоб силу употребить, вообще не могло быть речи. Шевельнувшаяся было при хлопках белобрысого по моему лицу злость, едва появившись, канула в небытие, и из всех эмоций сейчас доступна была только тревога. Она и глодала меня потихоньку, пока мы ехали по пустынной дороге городской промышленной зоны. И лишь одна- единственная мысль на короткое время вывела меня из равнодушия. Ощутив боками локти моих конвоиров, я вспомнила фотографии, так и не ставшие моими, и подумала, коротко и беспомощно, повторив про себя прозвучавшее здесь слово:
«Отдерут!»
И через несколько минут, когда машина свернула с главной дороги, шестерни в мозгах провернулись со скрипом, и пришло продолжение:
«Если не смогу собраться..».
Но это представилось почти непосильной задачей.
Место, куда они меня привезли, оказалось задворками какого-то завода, замусоренными разной мелочью и захламленными расколотыми бетонными блоками. Металлолома здесь тоже хватало. Производственные корпуса виднелись вдалеке, и там даже шла работа, чем-то дымили и стучали по железному. Редко и не ритмично. Щербатый асфальт был влажен и весь в лужах.
Дорога кончалась у ворот приземистого краснокирпичного здания с высокой трубой над ним, вытянутой в небеса гигантским ржавым штыком. Под стеной из асфальтовых трещин вырос бурьян, но перед большими, век не крашенными воротами его не было. То ли вырвали, то ли передавили колесами. Тополя неподалеку, ободранные ветром, почти голы. Скучное это было место и не производило впечатления часто посещаемого людьми.
— Пошли! — скомандовал Петр и открыл дверцу.
Меня собрались выволочь за руки, но я их отдернула и как смогла выползла сама, прислонилась в изнеможении к багажнику. Коренастый даже отступил на шаг, чтобы полюбоваться мной. Я почувствовала отвращение при виде его улыбки и обрадовалась, поняла, что быстро восстанавливаюсь. Хорошо, если вслед за чувствами ко мне начнут возвращаться и силы.
Братия, негромко, но отчаянно матерясь, выволокла из машины фотографа. Вот что под ногами мешалось! Виктор был в гораздо худшем состоянии — производил впечатление мертвецки пьяного, без поддержки вообще не стоял на ногах. Вовка и коренастый потащили его к воротам, одна створка которых была слегка приоткрыта, а Петр с той же целью направился ко мне.
«Нет!»
Я, стараясь ступать как можно тверже, направилась к воротам сама. Он не возражал, и через несколько шагов я вошла вовнутрь, будто нырнула в пасть хищника.
Пасть оказалась чем-то вроде большой котельной, с гроздьями труб по стенам, штурвалами задвижек и узкими металлическими лестницами, ведущими вверх и вниз, куда-то под цементный пол. При пасмурной, как сейчас, погоде здесь было почти темно.
Виктора бросили прямо на цементный пол, а я оперлась о что-то железное неподалеку от него. Куда разбрелись отморозки — неведомо. Единственное, что привлекло внимание, — грохот металлических ступенек лестниц под их ногами.
— Дмитрий! — позвал кто-то из них спустя некоторое время.
— Куда его черт унес? — до эха громко спросил обезьянорукий, проходя мимо.
— Не ори! — откликнулся Петр. — Людей наорешь! Ктошкин сказал, что он должен быть здесь.
«Ктошкин — это Кторов, — поняла я. — Тимофей».
— Что будем делать? Ждать?
— Ты что? — поразился Петр. — А за макулатурой ехать? Да старый умом двинется!
— А чего ее возить? Бабенка-то здесь, — ткнул в меня пальцем белобрысый.
— И ты будешь здесь, — указал Петр Вовке. — За ними присмотришь, пока Диман не подъедет.
— Еще чего! — возмутился тот, но Петр настоял:
— Присмотришь, Вова, присмотришь, надо! Да и подругу заодно оттянешь, если успеешь.
Такая перспектива белобрысого устроила. Он больше не возражал, но, посмотрев на меня, обратился к Петру с просьбой:
— Ты мне только «дури» оставь. Одну дозу. Сам же говорил, что она каратистка — ногами
