свою долю в тяжелой карме мира.
Есть такие заблуждающиеся люди, которым даны некоторые проблески этой высшей способности и которые до такой степени не умеют правильно отнестись к ней, что пользуются этими проблесками для самых низких целей, даже объявляют себя 'испытанными специалистами по ясновидению'. Бесполезно говорить, что подобное употребление своей силы есть простое проституирование и унижение ее, показывающее, что несчастный обладатель этой силы каким-то образом получил ее раньше, чем нравственная сторона его натуры достаточно развилась для того, чтобы выдержать ответственность, которую она налагает. Понимание всей той злой кармы, которая может быть в очень короткое время порождена подобными поступками, превращает наше отвращение в жалость к человеку, повинному в святотатственном безумии.
Иногда приводят в виде возражения, что обладание ясновидением уничтожает все приватно- сокровенное и дает неограниченную возможность заниматься чужими тайнами. Несомненно, оно дает эту возможность, но тем не менее этот упрек кажется забавным всякому, кто хоть сколько-нибудь практически знаком с этим делом. Подобное возражение может быть основательно по отношению к очень ограниченным способностям 'испытанных специалистов по ясновидению', но человек, выставляющий его против тех, у которых эта способность раскрывалась по мере того, как они учились, и которые поэтому обладают ею в полной мере, забывает три основных факта: во-первых, что совершенно немыслимо, чтобы кто-либо, имея перед собой великолепное поле наблюдения, которое истинное ясновидение раскрывает перед ним, почувствовал бы хоть малейшее желание рыться в лживых и мелких тайнах всякого отдельного человека; во-вторых, что если бы по какому-нибудь невозможному случаю у нашего ясновидящего явилось бы такое нескромное любопытство по отношению к каким-нибудь мелким сведениям, — то нужно помнить, что в конце концов существует такая вещь, как честь джентльмена, которая и на том плане, как и на этом, конечно, удержит его даже от минутной мысли о том, чтобы удовлетворить это любопытство; и, наконец, на случай (едва ли возможный) встречи с какой-нибудь разновидностью питри низшего сорта, для которой вышеприведенные соображения не будут иметь значения, — всегда каждому ученику, как только в нем начинают развиваться признаки способности, лаются подробные наставления относительно ограничения пользования этой способностью.
Короче говоря, эти ограничения таковы, что не должно быть ни нескромного любопытства, ни пользования своими способностями для эгоистических целей, ни показыванья феноменов. То есть, предполагается, что те же самые соображения, которые руководят поступками порядочного человека на физическом плане; будут руководить им также и на астральном и на ментальном плане; что ученик никогда и ни при каких обстоятельствах не будет пользоваться силой, которую дает ему его новое знание, для того, чтобы получить какие-нибудь земные выгоды, вообще, для какого бы то ни было захвата; и что он никогда не будет показывать то, что в спиритических кружках называется 'явлением', то есть что-нибудь несомненно доказывающее скептикам на физическом плане обладание тем, что для них покажется сверхъестественной силой.
По поводу этих последних некоторые люди часто говорят: 'Но почему бы и нет? Было бы так легко опровергнуть и убедить вашего скептика, и это принесло бы ему пользу'. Такие критики теряют из вида тот факт, что прежде всего никто из тех, кто что-нибудь знает, не желает опровергать скептиков или, вообще, хоть сколько-нибудь принимать к сердцу то или иное отношение скептиков; а затем, они не могут понять, насколько лучше будет для того же скептика, чтобы он, постепенно развиваясь, научился оценивать факты природы, а не был бы внезапно приведен к этому каким-то сногсшибательным ударом. Но вопрос этот был подробно рассмотрен много лет назад в 'Оккультном Мире' Синнетта и бесполезно будет снова повторять доказательства, приведенные там.
Некоторым из наших друзей очень трудно представить себе, что глупая болтовня и праздное любопытство, которые так всецело заполняют жизнь неосмысленного большинства людей на земле, — не найдут себе места в более реальной жизни ученика; и поэтому они иногда спрашивают, не может ли ясновидящий случайно, без всякого специального желания увидеть какой-нибудь секрет, который другое лицо старается сохранить, подобно тому, как чей-нибудь взгляд может нечаянно упасть на какую-нибудь фразу раскрытого письма, случайно лежащего на столе. Конечно, может, но что же из этого? Честный человек сразу отведет глаза, как в том, так и в другом случае, и будет так, точно он ничего не видел. Если бы те, которые так возражают, могли бы хоть сколько-нибудь подойти к мысли, что никакой ученик не занимается чужими делами, исключая те случаи, когда в пределах его возможности оказывается помощь другим, и что перед ним всегда целый мир своей собственной работы, на которую он должен устремить свое внимание, они бы не были так безнадежно далеки от понимания фактов более широкой жизни тренированного ясновидящего.
Даже из того немногого, что я сказал относительно ограничений, налагаемых на ученика, ясно, что в очень многих случаях он будет знать гораздо больше, чем он может сказать. Это, конечно, верно и в гораздо более широком смысле по отношению к самим великим Учителям Мудрости, но именно поэтому те, кому дано преимущество иногда находиться в их присутствии, относятся с таким уважением к малейшему из их слов даже по поводу предметов, совершенно далеких от прямого учения. Потому что мнение Учителя, или даже одного из его наиболее высоких учеников относительно любого предмета есть мнение человека, чьи возможности судить правильно совершенно несоизмеримы с нашими.
Его положение и его расширенные способности, в сущности, — наследство всего человечества, и как ни далеки мы теперь от этих великих сил, тем не менее верно то, что некогда они будут нашими. И как изменится наш старый мир, когда все человечество будет обладать высшим ясновидением! Подумайте, как изменится отношение к истории, когда все смогут читать хронику; к науке, когда все процессы, о которых теперь люди строят теории, можно будет непосредственно наблюдать; к медицине, когда и доктор, и пациент, одинаково ясно и точно могут видеть все, что сделано; к философии, когда уже не будет возможности спорить о ее основах, потому что все одинаково смогут видеть более широкий аспект истины; к труду, когда всякая работа будет радостью, потому что каждый человек будет приставлен лишь к тому, что он может выполнить лучше всего; к воспитанию, когда умы и сердца детей открыты учителям, стремящимся образовать их характер; к религии, когда больше уже нельзя будет спорить о ее широких догмах, так как истина относительно посмертного существования и Великого Закона, управляющего миром, будет очевидна всем.
И, главное, несколько легче будет развитым людям помогать друг другу при этих свободных условиях! Возможности, открывающиеся уму, как блестящие перспективы простираются по всем направлениям, так что наш седьмой круг поистине будет настоящим золотым веком. Хорошо для нас, что этими великими способностями не будет обладать все человечество до тех пор, пока оно не разовьется до гораздо более высокой ступени нравственности и мудрости, иначе мы лишь еще раз и при еще худших условиях повторили бы падение великой атлантической цивилизации, действующие лица которой не поняли, что увеличение силы означает увеличение ответственности. И, однако же, большинство из нас самих были среди тех самых людей; будем надеяться, что это падение научило нас мудрости, и что когда возможность более широкой жизни откроется перед нами снова, — на этот раз мы лучше выдержим испытание.
