глаза. — А вы остальных, случайно, не видели?
— Да тута они были, — пожал плечами наш провожатый. — Они уж с полчаса как в баньку загрузились.
Я вспомнила «загруженного» под завязку Петрушкова и на всякий случай попросила Георгича заглянуть в «баньку». Георгич, очевидно, подумал о том же, что и я, потому как тихо охнул и торопливо вернулся к двери.
В тот же момент та распахнулась сама, на нас дохнуло жаром и запахом эвкалипта. На пороге «баньки» выросла по пояс запеленатая в простыню фигура Виктора. Увидев нашу компанию, он на мгновение запнулся, потом скинул с себя простыню, перебросил ее через плечо Георгича, сам оставшись при этом нагишом, и с криком: «Разойдись!» — с размаху плюхнулся в бассейн.
Оторопевшие было девчонки с визгом бросились врассыпную, спасаясь от брызг, а затем, не сговариваясь, помчались в раздевалку. Паша с интересом посмотрел на Виктора, оттеснил Георгича и заглянул в «баньку».
— Больше никого, — сообщил он, плотно прикрывая дверь и оглядываясь на восторженно фыркающего Виктора. — Любопытно…
Что именно вызвало Пашино любопытство — преображенный водитель, отсутствие в «баньке» Петрушкова или еще какое обстоятельство — для нас с Георгичем осталось тайной.
Из раздевалки послышался визг, хохот, к «баньке» цепочкой потянулись первые желающие, закутанные в простыни.
— Я простынку от тут повешу, — пробормотал Георгич, обращаясь к бассейну, пристраивая простыню на крючок около двери, и поторопился ретироваться, пока жаждущие поскорее попасть в сауну невзначай не столкнули его в воду.
— Пойду-ка я тоже разденусь, — сказала я.
Общее приподнятое настроение давно уже меня захватило. Я подумала, что сауна — это как раз то, чего недостает в моем доме. Надо будет с Гошей свести более тесную дружбу, только вот как быть со Светланой, когда необходимость в ней отпадет? Вообще-то утром мы расстались с обоюдной неохотой. Гоша пообещал, что если не успеет в ближайшие сутки добраться до «Рощи», то будет ждать моего звонка и сам названивать мне каждые полчаса.
Развернувшись, чтобы пойти в раздевалку, я заметила на скамье, стоящей ближе к стене, чьи-то голые ноги. Через секунду над столом появилась рука, слепо пошарила, пока не наткнулась на откупоренную бутылку пива, следом из-под стола вынырнула взлохмаченная голова Сержа.
— Что тут происходит? — Он сфокусировал взгляд на пробегавшей через столовую Еве, помотал головой, увидел меня: — А, и ты тут. А где Верка?
— В командировке, — успокоила я его. — Верка далеко, можешь расслабиться.
— Если Верка далеко, — Петрушков, кряхтя, приподнялся, глотнул пива, — то я пошел париться.
Скромно прикрывая простынкой причинное место, он прошлепал в «баньку», пробормотав по пути Паше:
— Привет служителям искусства.
Паша проводил его упитанные телеса плотоядным взглядом. Я укоризненно покачала головой, напомнила:
— Паша, даже и не думай об этом. Верка убьет.
В раздевалке находилось еще несколько человек. Особо разумные и практичные во главе с Жаннеттой сначала сбегали за одеждой, чтобы было во что переоблачиться после сауны — не в мокрые же от пота танцевальные костюмы.
— Я и твою одежку прихватила, — Жаннетта показала на крючок, на котором висели мои вещи; под ними на скамье стояла сумка.
— Спасибо, подруга, — поблагодарила я, вспоминая, надежно ли в сумке запрятано то, что на глаза никому попасться не должно было.
Это одна из немногих присущих моей работе особенностей, которая мне не нравилась, а иногда вызывала глубокую досаду, — вслух человеку добрые, хорошие слова говоришь, а про себя прикидываешь, не мог ли этот самый человек воспользоваться удобным случаем и пошарить в твоих карманах. По отношению к Жаннетте, правда, учитывая подслушанный вчера разговор, я не то что мук совести, но даже малейшего намека на это не испытала. Но бывали такие ситуации, когда, несмотря на всю свою тщательно выпестованную черствость, я чувствовала себя поросенком.
Глава 6
Через полчаса, пожарившись в «баньке» и вдоволь поплескавшись в бассейне, народ начал подтягиваться к столу.
Когда все собрались, Серж стал строить мне страшные рожи, намекая, что пора бы раскрыть секрет нашего здесь пребывания. От Верки, очевидно, ему доставалось нередко, поэтому одним из жизненных девизов Сержа было, как он сам признался мне еще в кафе, что если тайну знают двое, то как ее ни прячь, она все равно рано или поздно наружу вылезет; а посему лучше свои тайны самому и раскрывать. — Главное — делать это вовремя, тогда она и службу свою сослужит, и шанс есть ответственности избежать, хотя бы частично.
Разлили напитки — каждому по вкусу; Паша поднялся, сказал:
— Мальчики и девочки, позвольте произнести тост.
Жаннетта, ни к кому конкретно не обращаясь, но так, чтобы услышали все, пробурчала, что все это, конечно, замечательно, да вот интересно, кому предъявят счет за все это изобилие. Сидящие за столом почувствовали себя неловко, притихли и только виновато переглядывались.
Тут я подумала, что сейчас самое подходящее время раскрыть тайну, и вежливо перебила:
— Паша, надеюсь ты не против, если этот тост скажу я?
При этом постаралась улыбнуться как можно загадочнее, да еще и подмигнула в придачу, так что Паша, заинтригованный такой выразительной мимикой, опустился на скамью со словами:
— Извольте, голубушка.
— Должна вам сознаться… — начала я.
— Чистосердечное признание — прямой путь на каторгу, — пробасила Ева.
Я рассмеялась вместе со всеми, подождала, пока стихнет шум, и продолжила:
— Так вот, должна сознаться, что сегодня у меня день рождения.
Со всех сторон посыпались поздравления, шуточки и обещания подарков. Я подняла руку, требуя тишины:
— Один мой знакомый сделал мне шикарный подарок…
Ева прогудела, что подарок надо немедленно предъявить общественности.
— Да погоди ты, — пискнула Марго. — Дай человеку высказаться, а то есть жутко хочется.
— Сам он, к сожалению, сегодня очень занят. А подарок, так вот он, — я обвела рукой вокруг. — Я уломала Сержа заранее ничего не говорить, чтобы сюрприз получился. Надеюсь, никто за это не в обиде?
Меня дружно заверили, что ни одна душа не имеет претензий ни ко мне, ни к воспрявшему духом директору, выпили за здоровье виновницы торжества и, более ни о чем не заботясь, приступили к празднованию.
Часа через два никого уже не волновало, что простыня, поначалу закинутая на плечо на манер тоги, сползла ниже уровня общепринятых приличий; кое-кто на эти условности вообще плевать хотел; откуда-то появились карты и какой-то шутник со смехом предложил играть на раздевание. Игру немедленно начали, облачившись в простыни, кое у кого под простыней оказались даже плавки. Те проигравшие, снимать которым было уже нечего, по желанию остальных кукарекали, мяукали или пели песни.
Я только и успевала мысленно вычеркивать из списка одного человека за другим: нательная живопись Сюзанны давно смылась; у Виктора обнаружилось еще несколько татуировок, все на армейские темы, так
