божий. Может такое быть? – И сам же ответил: – Может.
– Только не у нас, – горячо вступился за свое учреждение Николай Абрамович. – Мы держим марку. Наш морг является образцово-показательным заведением. Здесь за честь считают лежать самые известные и состоятельные горожане. Бывает, что даже из других городов привозят.
– Ну, положим, оказаться здесь никто не мечтает...
Звездочка не успел закончить фразу, потому что в этот момент они вошли в секционный зал. Сняв показания и зафиксировав место происшествия, оперативная группа со словами «Ждите результатов» поспешно удалилась.
Николай Абрамович со вздохом присел на краешек стола, достал носовой платок, вытер пот со лба и произнес: «Ну и ну!», не в силах ничего больше произнести. На Гиттермана смотрело несколько пар глаз работников морга. И уже персоналу Николай Абрамович бросил:
– У вас что, работы нет? Расходитесь по местам!
Все нехотя стали разбредаться.
Дом, где проживала семья Терновских, выделялся среди своих трехэтажных собратьев по Самокатной улице не только фасадом, но и номером. Хотя многие дома в округе имели дроби или буквы, никто не мог сказать, почему этому дали столь странный номер – 50/50. Подростки называли этот дом не иначе как на английский манер – «фифти-фифти». Старики любовно величали дом «полтинником» или «смирновкой», наверное, за крепость одной из разновидностей этой водки. Людям, связанным с торговлей и финансами, больше нравились «стольник» и «полбакса», хотя происхождение последнего было не ясно.
В тихом жилом микрорайоне, принадлежавшем когда-то одному из военных гигантов, коих во множестве было в городе, в одном из домов сталинских времен Терновский купил целый подъезд. Убитый, по-видимому, относился к категории деловых людей, пытающихся быть ближе к народу, из которого они не так давно вышли, и всячески демонстрирующих свой демократизм. Сказывалось его прошлое, когда Женька Терновский был обыкновенным пареньком из глухой деревни. Это позднее он поступил на физфак местного университета, там его избрали комсоргом факультета. А затем благодаря своему упорству и трудолюбию Терновский сделал карьеру, став секретарем райкома комсомола одного из районов города.
Внутри ничто не напоминало бывший подъезд стандартного многоквартирного дома с грязными лестницами и разбитыми стеклами. Все было обставлено в соответствии с нормами капиталистического общежития. Кроме того, «буржуйский подъезд», как любовно называли жители дома скромную квартиру Евгения Терновского, имел почти столько же степеней защиты, как американский доллар.
Пройдя через эшелонированную оборону дома, я оказалась в большой комнате, служившей, видимо, гостиной. Навстречу мне вышла жгучая брюнетка лет тридцати пяти, одетая в шикарный домашний халат. У нее были огромные карие глаза с ресницами, как опахала, и роскошный бюст, который наверняка свел с ума не один десяток мужчин.
– Здравствуйте, Татьяна. Меня зовут Маргарита. Я жена, – она замешкалась, – уже вдова... Терновского. Олег предупредил меня о вашем визите.
По выражению ее глаз я поняла, что смерть мужа ее не очень расстроила, а лишь слегка огорчила. Поэтому я решила действовать открыто.
– Я хотела выразить вам искренние соболезнования, но вижу, что вы в них не нуждаетесь.
– Не вижу смысла притворяться скорбящей любящей женой. Наш брак давно фактически распался. Однако сразу хочу сказать, что я не убивала мужа, да и смысла делать это не было.
Несколько секунд подумав, Маргарита продолжила:
– Мы поженились с Женей рано – в двадцать два года, сразу после окончания университета. Учились вместе с первого курса. Сначала просто дружили. А когда пришло время обзаводиться семьей, Женя сделал мне предложение. Я его восприняла как само собой разумеющееся. Хотя, наверное, я Женю никогда не любила. Тогда я считала, что нет более крепкой основы для семьи, чем дружба. Но как оказалось впоследствии, этого недостаточно. Постепенно мы друг к другу охладели. Женя завел себе любовницу, хотя и тщательно скрывал это. Только ради детей я сохраняла семью. Евгений был прекрасным отцом, он обожал своих детей, особенно сына. Мальчик бы не перенес распада нашей семьи.
– Кому после смерти вашего мужа достанутся его недвижимость и ценные бумаги?
– Мне и моим детям. Женя не оставил завещания.
– А сколько вашим детям лет?
– Елене – пятнадцать, а Костику – двенадцать.
– Значит, самостоятельно они пока не могут распоряжаться своим имуществом. Кому принадлежит контрольный пакет акций банка?
– Моему мужу... принадлежал. – И с грустью добавила: – Теперь мне и моим детям.
– А кто сейчас управляет банком?
– Юрко – компаньон мужа. Он, кстати, уже пообещал, что возьмет на себя похороны Жени и будет регулярно выплачивать мне проценты по акциям.
– Вернемся к вашему мужу. Во сколько обычно он возвращался домой?
– Как правило, часов в шесть.
– Он после работы ехал сразу домой или заезжал куда-нибудь?
– Куда ехать после работы, решал мой муж, – равнодушно произнесла вдова. – Обычно утром, перед уходом Евгений говорил, во сколько будет дома. Если задерживался, то звонил с работы.
– Вы не знаете, Евгений Николаевич никуда не собирался в тот день?
– Я никогда не спрашивала его о работе – она меня мало интересовала. На мне было домашнее хозяйство и воспитание детей. Сам муж никогда не рассказывал о своих делах.
– Никто из ваших знакомых или друзей не живет в районе улицы Космонавтов? Может быть, родственники?
– У Жени было мало знакомых, которых он приводил домой и знакомил с семьей. А друзей и того меньше. Из близкого круга, насколько я знаю, все живут в разных местах. У одного – собственный коттедж на окраине города. У другого – квартира в центре. Нет, в такой глухомани никто не живет. А родственников в городе у нас нет.
– Как ваш муж добирался на работу?
– За ним заезжал его личный шофер Русанов Сергей. Иногда, очень редко, Женя сам садился за руль. А бывало, что добирался на общественном транспорте. Но это случалось крайне редко.
– В пятницу за вашим мужем тоже заехал шофер?
– Да, все было как обычно.
– Это случайно не его машина под окном? – указала я на авто красного цвета.
– Что вы, это мой «Форд-Эскорт». А муж ездил на черном «БМВ».
Выйдя из подъезда, я решила побеседовать с жильцами дома. Сделать это оказалось нетрудно. Убийство известного всей округе бизнесмена было столь редким для этих мест событием, что весть о нем мгновенно облетела весь поселок и вышла за его пределы. «Буржуйский подъезд» вот уже несколько дней находился под пристальным вниманием жильцов дома номер 50/50. Ни одному официальному, а тем более неофициальному лицу не удавалось пройти туда незамеченным.
Собравшиеся около подъезда охотно включились в беседу. Каждый старался наперебой рассказать все, что он знал и даже чего не знал о Терновских. Как о любом известном человеке, о банкире и его семье ходили самые невероятные и нелепые слухи. Явные домыслы типа того, что у собаки Терновских вставные фарфоровые челюсти, я сразу отбросила.
Однако встретилось и немало полезной информации. Я узнала, что хотя Евгения Николаевича недолюбливали за его состояние, он был не из числа тех людей, которые с высокомерием относятся к тем, кто стоит ниже их по социальной лестнице. Терновский всегда здоровался с жильцами дома и вел незаметную жизнь. Наконец, его усилиями дом получил новую систему отопления и свежевыкрашенный фасад, который на следующий же день был «обновлен» местными мальчишками. Несмотря на это, поступок Терновского снискал банкиру уважение. Поэтому о нем говорили не иначе как «жалко мужика».
Иное было мнение о Маргарите Витальевне. Она явно не относилась к числу домоседок. Как правило, во второй половине дня, а иногда и утром, проводив всех домочадцев, Терновская на своем красном «Форде» уезжала за покупками. Возвращалась она домой часов в пять вечера. Так было и в прошлую пятницу.