'Пощады никто не желает!' АнтиЦУСИМА

лишь одного попадания восьмидюймового снаряда, говорили сами за себя. Неси 'Адзума' двенадцатидюймовые орудия, это попадание одно могло привести к утоплению русского корабля. Все же линейный бой грудь на грудь, с равным обменом ударами был русским 'броненосцам-рейдерам' проекта 'Пересвет' строго противопоказан.]. Изменив первоначальный приказ, Макаров приказал отряду Ухтомского поворотом 'все вдруг' разорвать дистанцию с противником и уходить в конец колонны русских главных сил. Там пристроиться за 'Сисоем' и далее 'действовать по обстановке'. Оттуда у слабо бронированных, но прилично вооруженных 'Пересветов' был шанс нанести урон противнику, не подвергаясь ненужному риску. Увы, этот логичный маневр выключал их из боя минимум на десять минут. Отряду Розенкранца, сократившемуся до двух кораблей, был отдан совершенно противоположный приказ - атаковать хвост японской колонны. При возможности пройти за линию японских линкоров и, если удастся, отрезать от главных сил шестой боевой отряд японцев, состоящий из четырех старых крейсеров. Шестой боевой отряд, флагманом которого была старая приятельница 'Варяга' 'Нанива', уже в третий раз пытался просочиться на север мимо занятых боем с японскими линкорами русских главных сил. Того хотел во что бы то ни стало добраться до русских транспортников. В принципе на пути японских бронепалубников успевали встать русские коллеги - 'Светлана', 'Паллада' и примкнувший к ним 'Новик'. Их сил вполне хватало для парирования угрозы любого японского крейсерского отряда, но Макаров хотел не просто отогнать 'собачек'. Он хотел поймать увлекшегося командира японских крейсеров, что и растолковал Розенкранцу в радиограмме. Свой же собственный отряд Макаров решил пока не уводить из столь удачно занятой им позиции в голове японцев. Он рассчитывал на стойкость тройки хорошо забронированных новых броненосцев и мощь их двенадцатидюймовых орудий. Три новых броненосца держались под огнем четырех японских коллег и трех броненосных крейсеров более получаса. Первым не выдержал 'Цесаревич', он оказался в наихудшем положении из тройки русских 'богатырей'. По нему вели огонь два броненосца Того и шедший третьим в строю крейсеров Камимуры 'Ивате'. Одна за одной замолкали шестидюймовые башни, часть из них можно еще было ввести в строй, но для этого надо было выйти на верхнюю палубу и с помощью лома, кувалды и зубила выковырять заклинившие их осколки. До выхода из зоны обстрела это было невозможно, что подтвердили две попытки починиться, не выходя из боя, приведшие к серьезным потерям в людях. Но попавший в правую кормовую башню японский крупнокалиберный снаряд перекосил ее и сделал любые попытки ремонта в море бессмысленными. Несмело поначалу занимающиеся пожары постепенно окрепли, к десяти часам броненосец, казалось, полыхал уже с носа до кормы. Попытки тушить очаги возгорания одна за одной срывались новыми взрывами снарядов, осколки которых выбивали людей пожарных дивизионов и в клочки рвали шланги. От удара шестидюймового снаряда в вертикальную броню кормовой башни вышла из строя система отката левого двенадцатидюймового орудия. А сама башня теперь поворачивалась очень медленно и с жутким скрипом, перемалывая засевшие в мамеринце осколки. Через десять минут попавший в то же место восьмидюймовый снаряд заставил башню временно прекратить огонь, контузив всех находившихся в ней. Носовая башня главного калибра, получив удар в вертикальную броню снарядом неустановленного калибра, тоже временно вышла из строя. Командир броненосца, каперанг Эбенгард, скрипнув зубами, причем в прямом смысле этого слова - толстым слоем сажи от полыхающих по всему кораблю пожаров в рубке было покрыто все, - скомандовал поворот влево. Но не успел еще кренящийся на правый борт броненосец начать маневр по выходу из строя, как из телефонной трубки раздался радостный вопль сидящего на фор-марсе молодого сигнальщика: - Япошка взорвался! В клочья разнесло, третий с конца! Несмотря на еще не прекратившийся обстрел, все офицеры толпой рванули из тесной боевой рубки на правое крыло мостика. Они не могли отказать себе в удовольствии увидеть своими глазами то, ради чего они эти страшные полчаса терпели ужасающий обстрел. Далеко, более чем в четырех милях, из грибовидного облака взрыва выползал, быстро садясь носом, японский броненосный крейсер. Казалось, что в этот момент весь русский флот одновременно выдохнул одно слово: - Есть! Ну может быть, и даже наверняка, большинство нижних чинов, да и офицеры помоложе добавили еще пару-другую слов. Но эти слова в книгах упоминать не принято, их же и дети читают. Наполеону как-то раз расхваливали одного генерала, претендующего на должность командира дивизии. И долго превозносили ум, храбрость и знания кандидата… Пока император не перебил докладчика вопросом: - К черту все это! Лучше скажите о главном, он удачлив или нет?! 'Токиву' и в прошлом бою с русскими крейсерами у Кадзимы богиня удачи своим крылом не осенила. Скорее наоборот - шальное, почти случайное попадание в каземат среднего калибра с уже вышедшего из боя 'Рюрика' отправило ее на полуторамесячный ремонт. В ходе которого заодно усилили и крыши казематов, столь неудачно пробитые восьмидюймовым снарядом. Этот же бой начался для корабля попаданием в нос, еще до того как сама 'Токива' открыла огонь. Этот подводный взрыв, и последующие затопления носовых отсеков, укрепили сомнения ее командира, каперанга Иосимацу. Теперь тот был уверен, что его крейсер был поставлен адмиралом Того в весьма неудачное место в боевой линии флота. Да, по скорости его корабль вполне соответствовал паре быстрых броненосцев, совместно с которыми он должен был наносить удары по русским, отходя и разрывая дистанцию в случае сильного ответного огня. Но, как Иосимацу и подозревал, одного удачного попадания могло оказаться достаточно, чтобы его слабее бронированный корабль стал для броненосцев не дополнением, а медленной обузой. Увы, так оно и вышло. Теперь 'Токива' вела бой, находясь в хвосте японской колонны, она шла третьей с конца. Непонятно было одно - почему русские столь упорно выбирали в качестве цели именно его корабль? Ведь он ясно видел - по идущим впереди броненосцам стреляли гораздо меньше! Но ведь они гораздо опаснее для русских, почему же их игнорируют 'в пользу' его корабля? Вскоре стало не до отвлеченных размышлений - попадания русских снарядов пошли одно за другим. Сначала пара фугасных снарядов русских, которые, несмотря на оптимистичные доклады о прошлых боях, оба разорвались, устроили пожар на баке. Потом, не прошло и пяти минут после начала пожара, прибежал посыльный с кормы с докладом, что снарядом заклинило левое орудие кормовой башни. Ему вторил и командир из носовой башни, абсолютно целой, но находящейся в эпицентре пожара, из-за которого он не мог наблюдать цели, и тоже был вынужден прекратить стрельбу. Огневая мощь главного калибра крейсера временно сократилась на три четверти. Но в целом корабль держался под огнем неплохо, и казалось, что скорая гибель ему не грозит. Русские фугасы один за другим взрывались на броне главного пояса, но пробить шесть дюймов закаленной брони они были не в силах. Флоты тем временем продолжали сближаться постепенно сходящимися курсами. Того понимал, что для нанесения русским поражения ему надо сблизиться с ними, иначе у него просто не хватит снарядов для обстрела более многочисленного флота противника. Его первоначальная тактика - удары по более медленной русской колонне силами трех отдельных быстрых отрядов - не сработала. Кажется, русские ее раскусили, и теперь главную роль играла выдержка и способность продержаться под огнем противника дольше, чем тот выдержит твой огонь. Макарова, прекрасно знающего о характеристиках русских снарядов, которые были смертельно опасны для японских броненосных крейсеров именно на близких дистанциях, сближение тоже вполне устраивало. И он продолжал стоически терпеть расстрел его отряда сосредоточенным огнем почти всего японского флота. После очередной серии взрывов снарядов среднего калибра на носу и рубке флагманского 'Александра' Макаров вдруг усмехнулся в бороду. Он внезапно понял, что Того вынудил его вести бой в полной противоположности его изначальному плану. Ведь они с Рудневым планировали подставить под огонь Того отряд СТАРЫХ, медленных броненосцев. А его отряд при поддержке 'Пересветов' Ухтомского и броненосных крейсеров должен был, быстро приблизившись, нанести японцам решающий удар. Ну и? 'Терпилой', по грубому, но меткому выражению Руднева, пришлось работать самому Макарову. 'Пересветы' только-только занимают место в ордере и начинают наконец вести огонь. Зато предназначенные на роль приманки 'старики' вбивают в броненосные крейсера японцев снаряд за снарядом. Вот после очередного выстрела 'Полтавы' над одним японцем поднялось грибообразное облако дыма… Он появился на свет под вечно хмурым небом Санкт- Петербурга. Почти всю свою сознательную жизнь, а для ему подобных он мог похвастаться изрядным долголетием, он не видел солнца. Собственно, оно и освещало-то его блестящие бока всего несколько раз в жизни… Только в моменты погрузки в вагон поезда или погреб корабля, или вот недавно, когда при ослепительном свете дня его извлекли из погребов и заменили не только донный взрыватель, но и всю начинку. Впрочем, подобные ему в годы мира жили раз в сто дольше, чем во времена войны, когда они сгорали в ее огне тысячами. На этот раз его от столь присущей его виду полудремы вечного ожидания пробудили не только частые звуки выстрелов орудий, как бывало и раньше, во время учений, но и звуки ударов по его дому. И вот свершилось - венец и цель его существования, пришел и его черед - его грузят на элеватор! Короткий подъем, лоток, на соседнем столе подачи лежит его близнец. Досылание, в затылок