Хансер встал сам, превозмогая боль, подошел и обнял ее.
– Не плачь, малыш, ну не надо. Иначе я расплачусь. Ты же этого не хочешь? Я бы все отдал, чтобы умер не он, а я. Но этого уже не изменить.
Она подняла на него заплаканные глаза. И Хансеру вдруг подумалось, что все как тогда, перед дуэлью с де Марсо, повелевающим стихиями. Когда он понял, что любой посягнувший на этот хрупкий цветок против ее воли должен быть сметен. Предательницапамять тут же подсунула то, что было потом, – их первую ночь. И кровь побежала быстрее. Хансер почувствовал, как в нем просыпается ктото чужой, но до боли знакомый. Тот, кого он забил в глубину души, когда в жизни Тайви появился ЛинКеТор. А она сейчас не способна сопротивляться, да и не будет. В ней до сих пор живо чувство вины. И все время он сам это чувство усугублял тем, что смирился с ее выбором. И вот ЛинКеТора нет. Протяни руку, Хансер, и Тайви опять будет твоей…
Со стоном жуткой боли он отстранился. Это был стон пробудившегося зверя Хансера, которого человек Хансер схватил за загривок и пригнул носом к земле. О, он сопротивлялся, рвался. Но Хансер уже держал себя в руках. Тайви непонимающе смотрела на него.
– Что? – В голосе ее звучала неподдельная тревога.
– Раны, – хрипло ответил Хансер, отворачиваясь. В горле у него вдруг пересохло, так что слова не хотели лезть наружу. Он сел, отвинтил крышку фляги, долго пил, но это не могло потушить бушевавшего внутри пожара. Может, потому он не заметил наблюдателя в зарослях. Гюрза отползла назад, надела свою маску. Зачем? Может, чтобы никто не увидел, что и у нее глаза на мокром месте.
Тайви отошла к костру. Хансер незаметно достал нож. Зверь рвался с привязи, его надо было угомонить. Лезвие начало медленно, с проворотом, входить в ладонь. Боль стегнула по всему телу, отозвались раны. Проверенный способ: зверь затих. Но где же все? Словно издевательство какое. При всех ему будет легче держать себя в руках. Надо отвлечься. Вспомнить ЛинКеТора – пусть тень друга встанет между Хансером и женщиной, которую он так желает.
Гюрза словно почувствовала его мучения – появилась как раз тогда, когда человек понял, что окончательно проигрывает звериному напору. Зверь, недовольно ворча, уполз в свою нору, сверкнув напоследок клыками. Мол, как ни сопротивляйся, верх будет за мной. Раньше тебе в подмогу были принципы. Но нет среди них такого, который запрещает взять одинокую женщину, которая не только не сопротивляется, а воспримет это как способ облегчить душевные страдания, забыться. Клинок Джино ди Басалетти обкорнал любовный треугольник, оставив ровно столько, сколько надо… Для чего?
Бок пронзила боль. Гюрза, проходя мимо, задела рану, нанесенную Элеонорой.
– Прости, мой господин! – Она тут же упала на колени, голос изпод маски звучал глухо. – Я так неуклюжа.
Да уж, если Хансера можно было сравнить с котом, то ее – со змеей, чье имя она носила. А настоящая гюрза может быть какой угодно, только неуклюжей быть не может по определению.
– Прекрати этот цирк, – чуть брезгливо произнес Хансер. – Поиграли – и хватит.
– Но я же всего лишь смиренная рабыня, готовая исполнить любое желание… – Маска глушила голос, делала его бесцветным, и никто не мог бы понять, сколько яда в словах Гюрзы.
Вышел из леса Орсо, окинул лагерь хмурым взглядом, задержал его на Гюрзе в смиренной позе.
– Тешишь самолюбие? – криво усмехнулся он. – Самые страшные испытания – властью и деньгами. Но и самые верные. Властью – ты уже не прошел.
– Медведь, иди сюда, – попросил Хансер.
– Зачем? Мне и здесь хорошо.
– Как скажешь.
Хансер сцепил зубы и поднялся.
– Орсо, что ты мучаешь его! – не выдержала Тайви.
– Тише, малыш, – успокоил ее Хансер. Шатаясь, он пошел к бывшему друиду. И с каждым шагом непреклонность уходила из взгляда последнего.
– Хочешь, – тихо спросил Хансер, подойдя вплотную и взглянув Орсо в глаза, – я отдам ее тебе?
– Зачем? – Повелевающий стихиями отшатнулся.
– За тем, что сдерживает ее только клятва. Сейчас среди нас, включая меня, нет способного ее остановить. А таланты ее нам жизненно важны. И чтобы спасти вас, я пожертвую любой плутонской мразью.
– Ею? Пожертвуешь? – Орсо кивнул на Гюрзу.
– И ею в том числе.
– А кем еще?
– Хватит! – рявкнула Тайви. Мужчины притихли. Она подошла, обняла Хансера, помогла ему сесть.
– Ты действительно медведь, неуклюжий и толстокожий! А ты, Хансер, запомни: хватит рисковать за меня жизнью. Что ты хочешь доказать, чего бы я и так не знала?
– Если бы хотел доказать, уже остановился бы. Я ничего не доказываю.
Прикосновения Тайви опять пробудили зверя. А она, видевшая многих насквозь, в случае с Хансером была слепа.
– Теперь прекратите этот балаган. Если хотим спастись, надо действовать. Ты, Медведь, поумерь свой пыл. А ты, Хансер, не забывай, что Гюрза – прежде всего человек, девушка в конце концов.
– Спасибо, но в защитниках не нуждаюсь, – вскинулась прерывающая нить.
– Замолчи и слушай. – Взгляд Тайви ее только что к земле не пригвоздил. – Нам надо попасть на Луну, в Зеленый замок. После этого Хансер освободит тебя.
– Сомневаюсь.
– Освободит. Так, Хансер? – Хан молча кивнул.
– Наконецто хоть ктото взялся навести порядок в этом киселе – нашем отряде! – Орсо расхохотался. – Так, так нам всем. Ты права, Тайви: чем пререкаться, подумаем, что делать.
– Небесную тропу я смогу открыть дня через три. Раньше, чем Хансер встанет на ноги, это бессмысленно. Но хватит ли у вас сил прорубиться по ней?
– Хватит ли у нас сил? – Гюрза хмыкнула. – Я видела, как мой господин разделал Элеонору Штальберг. Поучительное зрелище для всех несущих спокойствие.
– Это была случайность, – хмуро откликнулся Хансер. – Могло и не получиться.
– Да, свет моих очей, воистину случайность. А сколько из десяти собранных тобой на Плутоне амулетов принадлежало несущим спокойствие?
– Два, – признался Хансер.
– И он говорит – случайность. Завалил двух марсиан один на один.
– Одного, – поправил Хансер, – в спину, когда его мечи были в теле жертвы. Мне повезло. Второй я снял с его противника, моего наставника.
– Это будешь следственной комиссии доменов рассказывать, мой велеречивый господин. А нам поведай, куда делся брат убийцы твоего наставника, тоже несущий спокойствие.
– Многовато ты знаешь, – прошипел Хансер.
– Возможность убить меня за это ты упустил. Разъясника, как у тебя это получается. Ни один несущий спокойствие не среагирует на падающий плащ как на врага. Да и когда ты выпрыгнул, реакция Элеоноры была странной. Словно она разрывалась между тем, что видела, и тем, что подсказывало чутье.
– Так и было, – признался Хансер. – Да, я не взял амулета учителя. Брат его убийцы поклялся прикончить меня. Может, умный и побежал бы, а я, дурак, решил добраться до него первым. Наставник рассказывал мне, как он может предвидеть в бою мои действия. Они формируются в голове, хоть и неосознанно. И соответственно оставляют отпечаток в какомто ментальном поле, как он это называл. Он же чувствует это поле и четко реагирует на мои действия одновременно с тем, как я их произвожу, без какого бы то ни было временного зазора. И вот, когда меня прижало, мне пришло в голову: а что если в голове развивать атаку как ктото другой, а тело пусть действует само? Есть такие приемы, которые настолько отработаны, что их помнит тело. Вот так я и убил того несущего спокойствие, так и лазурную стерву завалил. Но мне не удается вызвать это состояние раздвоения по желанию. Получилось лишь два раза. Элеонора и правда чувствовала, что падает не плащ, а я. И ее тело среагировало рефлекторно. Они,
