– Уверяю, у меня не было и мысли скрываться от вас, – тихо сказала Анна, пытаясь с достоинством смотреть в глаза княгине.
– Лжешь! – закричала Долгорукая. – Это барон научил тебя лгать? Мерзавец, всех нас надул, и долга не отдавал, и потешался над нами, выставляя тебя благородной!
– Не смейте так говорить о бароне! – воскликнула Анна. – Он был честный человек и вашему мужу – верный друг. И Петр Михайлович в нашем доме как родной был.
– Что? Что ты сказала?! – сорвалась Долгорукая – ее лицо покраснело и всю ее явно залихорадило. – Да как ты посмела!
– Прикажете выпороть самозванку? – тут же предложил управляющий, с удовольствием наблюдавший эту сцену.
– О нет! Я сама хочу ее наказать. Да так, чтоб другим не повадно было чужих мужей отбивать!
– О чем вы говорите? – побледнела Анна.
– Знаешь, как наказывали беглых крепостных в старину? – Долгорукая оглянулась и увидела среди прочих предметов на стене металлическую кочергу для клеймения телят, схватила ее. – Знаешь? Клеймо ставили на лбу – чтобы впредь не бегали. С клеймом-то далеко не убежишь!
– Правильно, Ваше сиятельство, – зашелся он в довольном смехе, – так ей и надо! Заклеймить тем тавром, что и телят прижигают!
– Опомнитесь! – умоляюще воскликнула Анна. – Вы же женщина, вы же мать…
– Вот как ты заговорила?! – Долгорукая поднесла клеймо к самому лицу Анны. – А когда строила глазки барину, когда соблазняла? Когда отбивала от семьи, а у нас с Петром – трое детей!
– Что вы такое говорите?!
– Все вы такие – лезете в барскую постель, отбиваете мужей у законных жен, заставляете страдать порядочных женщин! Но больше ты никому не причинишь зла! Признавайся, дрянь, что ты его соблазнила, грязная девка!
– Барыня, – раздался от дверей приторный голос Полины. – Там к вам господа приехали. Срочно вас видеть хотят.
– Господа? Какие еще господа? – Долгорукая непонимающе обернулась к ней.
– Князь да молодой барон. С ними исправник еще да доктор, – пояснила Полина.
– А этим-то что нужно? – начала понемногу остывать Долгорукая. – Ладно, после закончим этот разговор. Она пусть здесь сидит – незачем ее никому видеть.
– Ну, что, Анька, дождалась своего часа? – нагло спросила Полина, едва только княгиня и управляющий вышли.
– А ты и рада? – устало ответила ей Анна.
– Ох, как рада! Так рада, что и сказать мало, – улыбнулась Полина. – Но теперь тебе уж точно конец. А я стану свободной и богатой. Карл Модестович выкупит меня и вольную даст. А еще у меня его денежки есть, что он на черный день копил – сама себе хозяйкой стану. На сцену пойду, и будут у меня поклонники, каменьями одаривать станут, платья покупать дорогие. А ты так и останешься здесь!
Полина с наслаждением плюнула в сторону столба, к которому была привязана Анна, и вышла, с такой силой распахнув дверь, что висевший на ближайшем столбе фонарь упал и разбился. Полина ушла, заложив щеколду замка. Она не заметила, как керосин из лампы разлился по сену, и оно загорелось.
– Какая приятная неожиданность, – изобразив на лице самую ангельскую из своих улыбок, сказала Долгорукая, войдя в гостиную. – Рада видеть вас, господа!
– Это скорее неприятная неожиданность, – кивнул ей Репнин. – Мы с плохими вестями, Марья Алексеевна.
– Господин Забалуев оказался дружен с судьей, – в тон ему сказал доктор Штерн.
– И что с того? – пожала плечами Долгорукая. – Дружен, это еще громко сказано, – поправил Штерна Репнин. – Господин судья проиграл когда-то господину Забалуеву некоторую сумму, и Андрей Платонович любезно забыл об этом. А теперь припомнил. И вполне возможно, что скоро мы увидим господина Забалуева на свободе. Ибо, по мнению судьи, доказательств Для обвинения его в убийстве барона недостаточно.
– Как это, недостаточно? – напряглась Долгорукая. – В его карете обнаружили яд – это ли не доказательство? И, потом, господин Забалуев женился на моей дочери, чтобы завладеть поместьем Корфа, которого он убил, это же причина реступления.
– Увы, судье показалось, что этого мало, – развел руками Репнин.
– Боже мой! – княгиня в растерянности опустилась на диванчик. – Неужели нет ни одного человека, которого господин Забалуев не обманул или не подкупил? Его нельзя выпускать на свободу. Я не желаю, чтобы преступник жил рядом с моей дочерью.
– Мария Алексеевна, успокойтесь, – присел рядом с ней Штерн. – У меня появилась мысль, как этого не допустить, но нам нужна ваша помощь. Вы не могли бы дать мне на время свои перчатки, в которых вы были в тот вечер?
– Перчатки? Зачем вам мои перчатки?
– Неловко обременять вас этой просьбой, – поддержал доктора Репнин, – но Илья Петрович должен осмотреть перчатки всех гостей, которые были в тот вечер в доме. Я уже отдал ему свои.
– Небольшой осмотр, – успокаивающим тоном сказал Штерн, – и я тут же верну их вам. Чистая формальность.
– Хорошо, хорошо, но скажите, что вы хотите там разглядеть?
