Она виновна, но она неподсудна. Умоляю, будь к ней милосерднее. Небо уже наказало ее, лишив рассудка. Я уверен, если бы Иван Иванович был жив, он отпустил бы ей ее грехи.
– О да, мой отец всегда был добросердечным самаритянином!
– Владимир, твой отец был благородным человеком и настоящим воином. Он никогда не стал бы воевать с женщиной и мстить ей, тем более, когда уже свершился высший суд – суд Божий, наказавший ее по всей строгости и справедливости. Моя мать уже неопасна, прости ее.
– Хорошо, – после тягостно долгой паузы тихо сказал Корф. – Я напишу письмо с отказом от претензий. Но я не желаю больше ни видеть, ни слышать ее.
– Обещаю, что, как только доктор позволит, мы увезем ее на лечение подальше отсюда. Возможно, за границу. – Андрей протянул Корфу руку. – Я благодарю тебя и прошу не отказываться от дружбы.
Корф молча кивнул и пожал протянутую Андреем руку. Тот горячо ответил на рукопожатие и, поклонившись, вышел из кабинета.
– Надо же, какой я благородный! Правду говорят, что дурной пример заразителен. И это все ваше воспитание, отец. Теперь-то вы довольны? – печально спросил Владимир, обращаясь к портрету отца на стене.
– Я доволен, я страшно доволен, что ты вернулся домой! – воскликнул Репнин, вбегая в кабинет на последних словах Корфа. – Андрей успел обмолвиться, что возвращает тебе имение и все права на него.
– Спасибо на добром слове, Миша, – сдержанно ответил ему Корф. – Наконец-то я снова чувствую себя здесь, как дома.
– И что же дальше?
– О чем ты? – нахмурился Владимир.
– Не о чем, а о ком. Когда ты намерен дать вольную Анне?
– Все еще любишь ее?
– Ты не ответил мне! Значит, ты не собираешься освобождать ее? – понял Репнин. – Тогда продай Анну мне.
– Тебе? Чего ради?
– Но ты же собирался продать ее моему дяде, князю Оболенскому!
– Собирался, но передумал. У меня есть свой театр, и я не хочу лишаться лучшей в нем актрисы.
– Послушай, Корф…
– Я не желаю слушать всякий вздор! Анна останется в моем доме на прежнем, как при отце, положении.
– Владимир! Зачем тебе Анна? Что ты задумал сделать с ней?!
– Тебя это не касается! Я могу с ней делать все, что захочу, потому что она моя крепостная!
– Нет – потому что ты ее любишь!
– И как это могло прийти тебе в голову? – с деланным изумлением рассмеялся Корф.
– Я знаю, ты давно ее любишь, но стыдишься в этом признаться – даже самому себе.
– Если бы я любил Анну, как ты это себе воображаешь, то старался бы вызвать ответное чувство, а не лютую ненависть.
– Нет-нет, тебе меня не обмануть! Все это только слова, а на деле ты боишься отпустить ее от себя. Потому что знаешь – свободная Анна никогда не станет твоею, а предпочтет тебе кого-нибудь другого.
– Уж не тебя ли?
– Надеюсь, что меня. По крайней мере, я не запятнал себя перед нею романами, приводящими к дуэли, и отвратительной грубостью, – с вызовом сказал Репнин.
– Неужели я настолько плох? – Владимир снова спрятался за спасительно иронией.
– Ты разбил много сердец, Володя, но на этот раз у тебя ничего не выйдет.
– Желаете пари, сударь?
– Такие пари заключают только негодяи.
– Так вот, – воскликнул Корф, вставая, – этот негодяй обещает тебе завоевать сердце Анны. И его, негодяя, уже никто не остановит. Даже ты, благородный рыцарь!
– Анна никогда не полюбит тебя! – Репнин тоже поднялся ему навстречу. – Анна любила и любит только меня!
– Тебе нравится тешить себя иллюзиями? Пожалуйста, но уже через несколько дней она преданно и с любовью будет смотреть мне в глаза.
– Ни за что! Через пару дней мы уедем с Анной в одной карете, а ты благословишь нашу любовь.
– Идеалист!
– Фигляр!
– Барин, скорее! – с порога закричала Полина, врываясь без стука в кабинет Корфа. – Анна хочет бежать, она уже на конюшне, Григорий карету заложил.
– Что? – в голос воскликнули оба соперника и вместе бросились к двери, едва не столкнувшись лбами.
