следовательно, преследовать меня было некому, все неясности рассеялись, а что станет теперь с Анатолием Геннадьевичем, меня мало волновало. Скажу даже больше, мне хотелось, чтобы он не отделался легким испугом. Но думаю, что воры ему не позволят это.
— Что с ним будет? — все-таки не удержалась и спросила я у Графа.
— Это решит большой сходняк, — ответил он. — Но полагаю, что итог и так ясен. За крысятничество по нашим законам положена смерть. Так что ты тоже будешь отмщена.
— Я этого не просила, — мне не хотелось, чтобы смерть этого прохиндея в какой-то степени висела и на мне.
Граф промолчал. И на том спасибо.
— Я, пожалуй, поеду, — сказала я. — Можно?
— Конечно, — улыбнулся московский смотрящий. — О чем речь?
Я еще раз бросила полный злобы взгляд на Ляпишева и вышла из домика. На улице по-прежнему было знойно, несмотря на то что солнце давно уже село за горизонт.
Ехать в город с Графом мне не хотелось, и я побрела к дороге, надеясь остановить одну из попуток. Мне жутко хотелось оказаться дома. Я устала.
— Тебя к телефону, — сказала тетушка.
Я нехотя вылезла из постели и взяла трубку.
— Привет!
Я узнала голос Графа.
— Откуда у тебя мой номер?
— Неважно, — ответил он. — Я хочу тебя видеть.
— Это что, так срочно?
— Сегодня вечером улетаю в Москву.
— А что с Салли? — спросила я. — Вы будете перевозить его тело в столицу?
— Зачем? — рассмеялся мой собеседник. — Мы уже похоронили его.
— Где?
— Там же, где он и погиб, — просто ответил он.
Я была поражена. Друзья даже не соизволили с честью предать его земле. Выходит, Шейх был прав, когда сказал, что тот домик для кого-то станет могилой. Вряд ли он имел в виду Салли, но получилось именно так.
— Алло! Женя! Алло! Куда ты пропала? — пытался докричаться до меня Граф.
Я молча повесила трубку. Но вот уснуть теперь, увы, не получится.
