Стоянка оказалась очень непродолжительной, и поезд уже тронулся с места, но это не произвело на меня никакого впечатления. Мне было уже все равно, отстану я от него или навсегда останусь бродить в окрестностях озера Байкал. И если бы не моя проводница, которая чуть ли не силой подхватила меня за руку и втащила в вагон, я скорее всего действительно осталась бы на этом богом забытом полустанке, где поезд останавливается на одну минуту.
— Да что это вы? — причитала проводница, беспокойно заглядывая мне в глаза. — Чуть было от поезда не отстали, я уж стоп-кран срывать собралась.
Видимо, у нее были серьезные сомнения по поводу моей трезвости, и, чтобы не прослыть алкоголичкой, я извинилась перед ней самым трезвым интеллигентным образом:
— Извините, пожалуйста. У меня просто закружилась голова. Должно быть, от свежего воздуха.
— Идите к себе, — немного успокоилась она, — а я вам кофейку принесу.
— Спасибо.
Я снова сидела в своем купе, кофе остывал в моей чашке, но я даже не притронулась к нему. Я просто не знала, чем себя занять.
Так чувствует себя, наверное, контуженный боец, сидящий на краю дороги, когда мимо него стройными рядами проходят бывшие его боевые товарищи, а ему только и остается дожидаться, когда его отправят в тыл.
У всех остальных есть конкретная задача, жизнь продолжается, а у него уже все в прошлом, он чувствует себя выброшенным из коллеи и никому не нужным.
За стенами моего купе продолжалась обычная человеческая жизнь со всеми ее бедами и радостями, а время в моем купе словно остановилось.
По радостным крикам соседей я поняла, что мы подъехали к Байкалу и теперь несколько часов будем видеть озеро из окна, так как железная дорога проходит в двух шагах от него.
Я выглянула в окно и убедилась, что так оно и было.
Байкал, как всегда, был огромен и величав, и я по инерции в который раз в своей жизни подумала, что никакое это не озеро, а самое настоящее море, только затерявшееся среди бескрайних просторов нашего континента.
По радио поставили песню «Славное море — священный Байкал», и она неожиданно подтвердила мои мысли. Наши предки, оказывается, тоже воспринимали его как море.
Я уткнулась лбом в оконное стекло и тупо рассматривала солнечные блики на его волнах, пока у меня не зарябило в глазах.
Тогда я достала из сумки железнодорожный справочник, который непременно беру с собой в любую поездку на поезде, и нашла место на карте, по которому мы сейчас проезжали.
Эта привычка у меня с детства. С первых поездок с родителями мне доставляло огромное удовольствие отмечать каждую речушку и поворот на нашем пути и с видом знатока предупреждать ближних о той или иной станции загодя. Прослышав про мою осведомленность, ко мне обращались взрослые дяди и тети из соседних купе, я консультировала всех желающих; это очень льстило моему детскому самолюбию и смешило моего отца.
Я изучила весь путь от Байкала до Владивостока и теперь с удовлетворением отмечала, что позади остались еще сто километров, и еще сорок пять, а потом будет Улан-Удэ, а там недалеко и до Читы. И если мне повезет, то к этому времени мне сообщат, что я могу быть свободна. Тогда я выйду из опостылевшего мне поезда и сяду на самолет и через несколько часов буду в Европе, а там, глядишь, и дома.
Я вдруг поняла, как соскучилась по своей уютной квартире, и отдала бы полжизни не задумываясь, чтобы прямо в эту секунду оказаться у себя дома. А еще лучше проснуться в своей кровати и рассказать своей любимой плюшевой пантере, какой мне страшный сон приснился ночью.
Но, к сожалению, это был не сон.
Я посчитала, сколько часов осталось мне провести в поезде, если никто не позвонит и придется ехать в нем до самого Владивостока.
Каждый час я изобразила в виде квадратика с палочкой наверху. И когда очередной час заканчивался, я превращала его в крестик. Таким образом, я убивала время в прямом и переносном смысле этого слова.
Мне принесли обед, и я заставила себя, не торопясь, съесть и куриный суп, и котлеты с гречневой кашей, и даже выпить компот, хотя пить мне совершенно не хотелось.
Зато я «убила» еще один час, и на моем листочке прибавилась еще одна могилка. С мрачным удовлетворением я сообразила, что к концу пути у меня на листочке будет целое кладбище. И это совершенно соответствовало моему настроению, особенно когда поезд заходил в очередной туннель и я чувствовала себя заживо погребенной…
Неожиданно поезд остановился, хотя из окна не было видно никаких признаков жилья, и моя карта это подтверждала. Иногда такое случается на железной дороге, но на этот раз пауза явно затягивалась.
Через полчаса я не выдержала и вышла к проводнице, чтобы узнать, в чем дело. Проводницы в вагоне не оказалось, но ни у кого, кроме меня, непредусмотренная стоянка не вызывала никаких эмоций: им спешить было некуда, а у меня это событие вызвало резкий выброс адреналина в кровь.
— Да что же это такое! — возмущалась я. — Он что, теперь у каждого столба будет останавливаться? Тоже мне — Транссибирский экспресс! И так плетемся, как черепаха!
В этот момент резко оборвалась веселая песенка по радио, и непоставленный мужской голос сделал совершенно невероятное заявление:
— Внимание! Господа пассажиры! По пути нашего следования был совершен террористический акт, в результате которого было повреждено железнодорожное полотно. Просьба не покидать вагонов и оставаться на своих местах до особого распоряжения.
— Только этого мне недоставало, — простонала я.
— О происшествии уже сообщили все средства массовой информации во всех городах по пути нашего следования. Информация о вынужденной задержке состава будет предоставляться по мере поступления оперативной информации. Ориентировочное время ремонтных работ — восемнадцать-двадцать часов. Убедительная просьба соблюдать спокойствие, руководство железной дороги приносит вам свои извинения.
Сообщение прозвучало, как гром среди ясного неба. Во всяком случае, для меня. Я не услышала из коридора ни громких проклятий, ни воплей отчаянья, хотя это означало, что нам всем предстояло провести в заточении на целые сутки больше запланированного.
Я поражалась людскому спокойствию.
«Неужели ни у кого из пассажиров не было срочных дел во Владивостоке? — размышляла я. — Ведь большинство их едет туда по делам. Или в нашей стране лозунг „Время — деньги“ не работает и никого всерьез не волнует опоздание на работу на целых двадцать часов?»
Следующая мысль заставила меня позабыть о собственном раздражении. У меня пересохло во рту от внезапно охватившего меня волнения, и я залпом допила всю чашку холодного кофе.
— Одного человека, во всяком случае, это очень волнует! — сказала себе я. — И я бы на его месте постаралась приехать во Владивосток вовремя.
Разумеется, я имела в виду потенциального курьера, кем бы он ни был! Ему назначен очень небольшой срок для передачи посылки, и у него есть возможность уложиться в этот отрезок времени.
Мне очень пригодилась теперь моя карта и то, что я изучила ее досконально.
Сравнительно недалеко от того места, где мы застряли, проходила автомобильная дорога, и по ней курьер мог за пару часов добраться на попутке до Читы. А из Читы до Владивостока долететь на самолете. В результате он не только не опоздает к назначенному сроку, но окажется там на сутки раньше.
Таким образом, если мои предположения подтвердятся, то я должна благодарить неведомых террористов за испорченное взрывом железнодорожное полотно. Благодаря этому я могла наконец-то обнаружить неуловимого курьера.
«Главное — не спугнуть его сейчас, когда он уже почти у меня в руках», — думала я.
— Сколько ему нужно времени, чтобы осознать происшедшее и понять безысходность своего
