просто отвезти этих двоих в местную милицию, а дальше пусть там разбираются.
Немного пошевелив мозгами, я пришла к выводу, что лучше всего начать с первого, тем более что так я смогу избавить Людмилу Ситенкову от лишних часов заточения: неизвестно, сколько мне понадобится времени, чтобы доказать в милиции, что эта парочка — преступники и требуется их наказать. Они наверняка сначала пошлют запрос в Тарасов, все проверят, а уже потом начнут действовать. Ох уж эти формальности, вечно они все портят! Мое счастье, что я их не имею.
Приняв единственное, на мой взгляд, правильное решение, я позвонила вниз и попросила управляющего гостиницей подняться в номер и принести веревку. Он выполнил мою просьбу незамедлительно и даже помог мне связать парочку заново и покрепче. Потом, чтобы не пугать людей, управляющий вывел нас на улицу через черный ход и, усадив в машину, распрощался.
Теперь уже в обществе двух связанных преступников поехала к окраине города — где-то там должна быть свалка, а среди нее заброшенный домик, где вот уже сколько времени томится несчастная Людмила. Ольга всю дорогу вертелась, но удрать от меня у нее не было никакой возможности. Я специально посадила ее на соседнее с собой сиденье, чтобы она все время была у меня на виду. За поведение Федора я не волновалась, он вел себя тихо и даже развалился поудобнее на заднем сиденье, словно ехал на отдых.
— Куда теперь? — добравшись до дороги, выходящей из города и разветвляющейся сразу на три стороны, спросила я.
— Влево, — указал путь Федор.
Я повернула руль и поехала в данном направлении. Постепенно дорога становилась все хуже, словно по ней ездили одни грузовики, а ремонт не производился уже лет двадцать. Впрочем, скорее всего, так оно и было. Вскоре показалась и сама свалка, сначала заявившая о себе невыносимым запахом.
— Фу, — невольно сморщилась я и принялась закрывать все окна в машине. — Вы что, другого места не нашли? Тут же задохнуться можно.
— Зато никто сюда нос не сует, — деловито добавил Федор и кивнул, чтобы я свернула в сторону. — Это там.
— Ну и местечко, — еще раз вздохнула я и принялась петлять между разбросанных по земле в беспорядке различных железок, кусков дерева, металла и иного мусора.
Естественно, ни о какой дороге тут и говорить не приходилось — ее тут попросту не было. А потому, так и не доехав до домика, нам пришлось оставить машину и пойти к нему пешком.
Я вывела из машины сначала Ольгу, затем уже, держа ее за плечо, открыла дверь и для Федора. Он вышел и покорно побрел вперед, показывая дорогу. Зато Туркину приходилось чуть ли не тащить — эта дрянь никак не желала подчиняться и все искала способ удрать. Она несколько раз пробовала подставить мне подножку, но каждый раз терпела фиаско, а заодно и получала тумаков.
И все же, честно сказать, ее жизненная энергия и желание выжить заставляли меня удивляться. Мне даже показалось на мгновение, что девчонка чем-то напоминает меня саму — такая же упрямая, и тем упрямее, чем сложнее ситуация. Только вот цель у нее… Порассуждать долее на эту тему мне не довелось, так как мы наконец добрались до злополучного домика. Он представлял собой хлевоподобное строение, сколоченное из кусков самых разных материалов. Оно давно уже накренилось в сторону, поросло мхом и плесенью и с двух сторон было завалено мусором. Уже одно то, как, находясь в нем, можно дышать, мне было непонятно.
«Бедная Людмила! Что ей пришлось вынести», — принялась было я жалеть девушку, но потом вспомнила о том, ради чего сюда прибыла, и поспешила ее вызволить. Я открыла дверь, кстати, запертую на крупный навесной замок, и, прежде чем войти, втолкала внутрь Ольгу с Федором. Когда они исчезли в полумраке халупы, я прошла в нее тоже, но… на пороге вынуждена была остановиться.
Хоть глаза мои еще не сразу привыкли к полумраку, я почти тотчас разглядела лежащую в углу скорчившуюся женскую фигурку в разорванном платье, со спутавшимися, теперь уже непонятно какого цвета волосами, с массой кровоподтеков на теле. Рядом с несчастной девушкой стояла металлическая, явно найденная на помойке миска с чем-то густым и вонючим. Ее содержимое уже давно облюбовали мухи, которые и кружились над ней стаями, то и дело садясь то, с позволения сказать, на еду, то на окровавленное тело. Зрелище было просто ужасным.
Я кинулась к девушке, чтобы оказать ей помощь. В ту же самую минуту побежал другой человек — псевдо-Людмила выбежала из лачуги, очень умело выбрав момент. Я не стала бросаться за ней следом, понимая, что после того, как милиция увидит Ситенкову, Туркину не спасет даже пластическая операция — ее найдут в тот же день. К тому же уйти далеко она все равно не сможет.
Вместо гонки за преступницей я склонилась над несчастной девушкой, нащупала еле бьющийся пульс и, обрадовавшись тому, что она все еще жива, крикнула Федору:
— Принеси из машины воды!
— Не могу, — замявшись на месте, неуверенно промямлил он.
Я обернулась, намереваясь наорать на парня, но тут вспомнила, что у него связаны руки, и промолчала. Затем снова повернулась к постарадавшей и стала поднимать ее с пола. В связи с тем, что довольно долгое время девушка, по всей видимости, почти ничего не ела, она показалась мне подобной пушинке — легкой и невесомой. Я без труда подняла ее, не вывела, а почти вынесла на воздух и уложила на землю, выбрав наименее заваленный мусором участок. Федор медленно и с какой-то нерешительностью вышел следом и встал рядом. В отличие от Ольги, он бежать не пытался, скорее всего, понимая, что тем самым окончательно повесит на себя преступление, совершенное подружкой.
Я мысленно прикинула, воспользуется ли он ситуацией, если я развяжу ему руки и попрошу мне помочь, и решила, что нет. На всякий случай все же спросила:
— Ты можешь мне помочь? Это тебе потом зачтется, обещаю.
Федор молча кивнул и повернулся ко мне спиной, чтобы я развязала ему руки. Я сделала это, а затем снова попросила принести воды из машины, и парень бегом помчался в сторону моей «девяточки». Я же принялась стаскивать с тела девушки ее лохмотья, называемые одеждой, так как именно к ним, на запах грязи, лезли мухи и иные летающие твари. К тому моменту, как тело девушки обнажилось, представив моему взору нечто хрупкое и иссохшееся, вернулся Федор. Он молча протянул мне бутылку с водой и торопливо отвернулся. Смотреть на то, в чем он, собственно, тоже был повинен, у него не хватало сил.
Не обращая на парня никакого внимания, я открутила крышку бутылки и, плеснув из нее себе на ладонь, принялась протирать лицо девушки. Когда верхний слой грязи с него сошел, я повертела головой вокруг и, не найдя ни одной подходящей по санитарному состоянию тряпицы, попросила Федора дать мне его рубашку. Он не стал ничего спрашивать, а просто снял и отдал ее мне. Я торопливо изодрала одеяние Федора в клочья, смочила один из полученных кусков и начала обтирать им девушку.
То ли от более или менее свежего воздуха, то ли от прохлады, девушка наконец начала приходить в себя, медленно повернула голову и застонала. Ресницы ее задергались, но открыть слипшиеся глаза все еще не удавалось. Я решила ей помочь и провела влажной тканью. Теперь девушка смогла приподнять веки, и взгляд ее постепенно стал осмысленным. Но она, видимо, еще не совсем понимала, что происходит и что за люди находятся рядом с ней.
— Вы меня слышите? — наклонившись к уху девушки, произнесла я. — Если да, то кивните.
Людмила сделала над собой усилие, это было видно по тому, как она напряглась, и слегка кивнула.
— Хорошо, — обрадовалась я. — Вы теперь спасены, я из милиции, — стала успокаивать я девушку. — Теперь все будет нормально. Потерпите еще немного, я увезу вас отсюда.
Но тут Ситенкова почему-то громко вскрикнула и истерично зарыдала, подергивая руками. Я не сразу поняла, чем вызвана такая реакция, а потом сообразила: она увидела выглядывающего из-за моей спины Федора и узнала его. Пришлось ее успокоить.
— Не бойся, он тебе ничего теперь не сделает, — поглаживая девушку по свалявшимся грязным волосам, произнесла я. — Теперь все будет нормально. Ты можешь сесть?
Людмила отрицательно мотнула головой.
— Хорошо. Сейчас я помогу тебе дойти до машины, она тут, недалеко. Ты меня поняла?
В ответ последовал новый кивок. Теперь уже я повернулась к Федору и произнесла:
— Ну, чего пялишься, дай что-нибудь накинуть на нее.
— У меня больше ничего нет, — попятившись, ответил парень. — Рубашку ты уже забрала.
