«видети красоту» жены Федора, князь, «посмеяся», говорит: «Аще нас преодолевши, то и женами нашими владети начнеши» (с. 288). Разгневанный столь дерзким ответом Батый приказывает убить Федора и перебить всех, кто пришел с ним. Узнав о гибели Федора, его жена Евпраксия бросилась с сыном «из превысокаго храма своего» и разбилась («заразися до смерти», с. 289). Окончание рассмотренной части Повести, как видим, почти дословно повторяет окончание предшествующего «Повести о разорении Рязани Батыем» рассказа о перенесении образа Николы.
Это экспозиция Повести. И хотя, на первый взгляд, рассказ о приходе Батыя к Рязани и посылке ему даров носит самостоятельный характер, он тесно связан со всем сюжетом произведения. Разрозненно отдельные княжества не могут противостоять силам Батыя, но своекорыстие князей препятствует их союзу для совместной борьбы с врагом. Попытки умилостивить врага, примириться с ним бесцельны: в этом случае придется полностью и безоговорочно подчиниться во всем его воле. Остается единственный выход — бороться с насильниками, как бы ни были велики их силы и как бы ни безнадежна была эта борьба: «Лутче нам смертию живота купити, нежели в поганой воли быти» (с. 289). Эти слова Юрия Ингоревича, с которыми он обращается к рязанским князьям и воинам, призывая их на борьбу с врагом, когда стало известно о гибели посольства к Батыю, выражают основную идею всех эпизодов произведения — лучше гибель, чем позорное рабство. Эта идея придает Повести цельность и единство, несмотря на самостоятельность и завершенность каждого эпизода самого по себе.
Слова Юрия Ингоревича напоминают обращение героя «Слова о полку Игореве» Игоря Святославича к своим воинам перед выступлением в поход: «Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти». Едва ли здесь прямая зависимость, скорее всего такое совпадение объясняется одинаковым представлением о воинской чести, глубоким патриотизмом и гражданственным пафосом того и другого памятника. Обращению Юрия Ингоревича к рязанцам предшествует рассказ о горестной судьбе Федора Юрьевича, его жены и сына. Это придает словам великого князя рязанского не только гражданственное звучание, но и своеобразный лиризм, особый драматизм.
Рязанцы не ждут прихода Батыя, они идут навстречу его силам и, встретив врага «близ предел резанских», сами нападают на него. «И начаша битися крепко и мужествено, и бысть сеча зла и ужасна» (с. 290). Батый, видя мужество рязанцев и терпя большие потери, «возбояся». Но, восклицает рассказчик, «противу гневу божию хто постоит!»: силы Батыя так велики, что одному рязанцу приходится сражаться с тысячью врагов, а двоим — «со тмою» (с десятью тысячами). Сами татары дивятся «крепости и мужеству резанскому господству» (с. 290) и едва одолевают противника. Перечислив убитых князей, автор Повести говорит, что все «удалцы и резвецы резанския» «равно умроша и едину чашу смертную пиша». После этого сражения Батый «начаша воевати Резанскую землю и веля бити, и сечи, и жещи без милости» (с. 291). Несмотря на героическое сопротивление всех жителей Рязани, войска Батыя после пятидневной осады захватывают город и уничтожают поголовно всех его жителей: «Не оста во граде ни един живых: вси равно умроша и едину чашу смертную пиша» (с. 292). Гибельность Батыева нашествия, равная участь всех рязанцев выражены в Повести кратким и ярким пассажем — после битвы и резни населения наступила мертвая тишина: «Несть бо ту ни стонюща, ни плачюща». Погибли все, и некому даже оплакать погибших: «И ни отцу и матери о чадех, или чадом о отци и о матери, ни брату о брате, ни ближнему роду, но вси вкупе мертви лежаща» (с. 292).
Разорив Рязань, Батый пошел на Суздаль и Владимир, «желая Рускую землю попленити». Когда происходили эти события, «некий от велмож резанских» Евпатий Коловрат был в Чернигове. Услыхав о нашествии Батыя, Евпатий «гнаша скоро» в Рязань, но было уже поздно. Тогда, собрав дружину в «тысячу семсот человек, которых бог соблюде — быша вне града», Евпатий бросился «во след безбожного царя и едва угнаша его в земли Суздалстей». Воины Евпатия с такой отчаянной храбростью стали избивать «полны татарскыа», что враги «сташа яко пияны или неистовы» и «мняша, яко мертви восташа» (с. 293).
Нападение Евпатия с малой дружиной случайно уцелевших рязанцев на бесчисленные полчища Батыя оканчивается поражением Евпатия. Но это поражение героя, и оно символизирует воинскую удаль, силу и беззаветную храбрость русских воинов. Татары смогли одолеть «крепка исполина» Евпатия только тогда, когда «нача бити по нем ис тмочисленых пороков» (стенобитных орудий). Прежде чем погибнуть, Евпатий успел перебить огромное число «нарочитых багатырей Батыевых», одних «на полы пресекаше», а других «до седла крояше». Он рассек «на полы до седла» Батыева шурина Хостоврула, похвалявшегося взять Евпатия живьем. Так же, по-богатырски, бьют татар и воины из отряда Евпатия. Когда татары схватили нескольких рязанцев, «изнемогших от великих ран», то те на вопрос самого Батыя, что они за люди и от кого посланы, отвечают: «Посланы от князя Ингваря Ингоревича Резанскаго тебя силна царя почтити и честна проводити, и честь тобе воздати» (с. 294). Характер ответа выдержан в духе народно-эпической поэтики: преследуя и избивая врага, воины оказывают им тем самым наивысшую почесть. Эта словесная игра, подчеркивающая беспредельную храбрость и удаль рязанцев, продолжается в данном эпизоде и дальше. Воины смиренно просят Батыя не обижаться на них: татар так много, говорят они, что мы не успеваем «наливати чаш на великую силу — рать татарьскую». И блестящим завершением всего этого пассажа являются слова о том, что Батый «подивися ответу их мудрому» (с. 294).
Признание силы, внутреннего духовного превосходства побежденных рязанских богатырей над своими победителями автор вложил в уста самих татар и Батыя. Глядя на поверженного Евпатия, татарские князья и воеводы говорят, что никогда еще они «таких удалцов и резвецов не видали» и даже от отцов своих не слыхали о столь мужественных воинах, которые словно «люди крылатыи и не имеюще смерти, тако крепко и мужествено ездя, бьешеся: един с тысящею, а два со тмою». Батый же, обращаясь к Евпатию, восклицает: «Аще бы у меня такий служил, — держал бых его против сердца своего» (с. 295). Оставшихся в живых воинов из отряда Евпатия Батый отпускает невредимыми с телом героя. Нападение Евпатиевой дружины на татар — отмщение за разорение Рязани и за погибших рязанцев. Мстители гибнут, но враги устрашены их нападением и вынуждены признать силу и небывалую храбрость русских воинов.
Вслед за рассказом о Евпатии повествуется о приезде из Чернигова в Рязанскую землю князя Ингваря Ингоревича — единственного по Повести оставшегося в живых рязанского князя. При виде страшного разорения Рязани и гибели всех близких людей Ингварь Ингоревич «жалостно возкричаша, яко труба рати глас подавающе, яко сладкий арган вещающи». От горечи и отчаяния он «лежаща на земли, яко мертв» (с. 296). Ингварь Ингоревич погребает останки погибших в Рязани и на поле брани и оплакивает их всех. Плач Ингваря Ингоревича и образами и фразеологией сближается с народными похоронными причитаниями. Заканчивается Повесть словесно изукрашенной похвалой погибшим рязанским князьям: «Бяше родом христолюбивыи, братолюбивыи, лицем красны, очима светлы, взором грозны, паче меры храбры, сердцем легкы, к бояром ласковы, к приеждим приветливы, к церквам прилежны, на пированье тщывы [щедры], до господарьских потех охочи, ратному делу велми искусны, к братье своей и ко их посолником величавы» (с. 300). Эта похвала роду рязанских князей, их былому могуществу, их былой славе и доблести с особой силой подчеркивает трагичность происшедшего.
Похвала рязанским князьям, завершающая Повесть, — наиболее яркий образец словесного мастерства ее автора. Автор Повести использовал в своем произведении устные эпические предания о нашествии Батыя на Рязань. Особенно заметно ощущается эпическая основа эпизода, повествующего о Евпатии Коловрате. Некоторые исследователи вообще считают эпизод о Евпатии песенной вставкой в Повесть.[232] Но и рассказ о Евпатии, и рассказ о судьбе князя Федора, его жены и сына в составе Повести являются органичными частями цельного повествования. И все эти части крепко связаны единой идеей — идеей беззаветной, мужественной защиты родины от нашествия врага, единой мыслью, проходящей через все эпизоды: «Лутче нам смертию живота купити, нежели в поганой воли быти». Этот основной смысл Повести делал ее не рассказом о гибели Рязани, а повествованием о героизме и величии человеческого духа. В Повести объединены похвала-слава и плач. Такое сочетание в едином повествовании фольклорных по своей природе жанров присуще только литературным памятникам и характерно для ряда наиболее замечательных произведений древнерусской литературы — «Слова о полку Игореве», похвалы Роману Мстиславичу Галицкому, «Слова о погибели Русской земли».[233]
«Повесть о разорении Рязани Батыем» — один из шедевров древнерусской литературы. Она замечательна и своими литературными достоинствами — сочетанием в ней книжных элементов с эпическими, и своим идейным смыслом — высоким патриотизмом и героическим пафосом.
