времена… — вспомнила я слова Макарова.
— Может быть, и не те, — легко согласился Беднов. — Тут я действительно переборщил! Пожалуй, тогда эффективней было бы просто арестовать меня и всю мою семью… Тихо и надежно! Но вы свою роль отыграли с блеском, поздравляю!
— Вы свою тоже, — ответила я. — Только вы уже начинаете переигрывать… Может быть, остановимся?
— У меня есть какие-то гарантии? — спросил Беднов.
— У вас лично — вряд ли, — ответила я. — Но я приложу все силы, чтобы ваша дочь осталась жива.
— Спасибо за откровенность, — сказал Беднов. — Странное дело, но почему-то мне уже все равно… Я проиграл, а мне все равно…
Он замолчал, словно прислушиваясь к своим ощущениям, а потом ткнул пальцем в книжный шкаф за моей спиной.
— Будьте добры, возьмите с верхней полки первый том «Капитала» Маркса. Если вы оторвете переплет, то сзади под коленкором обнаружите конверт… — лицо его в этот момент выражало спокойную решимость.
Я поднялась, подошла к шкафу и проделала все, что он мне велел. В моих руках оказался тонкий конверт. Когда я раскрыла его, на ладонь мне выпал листок бумаги с какими-то значками и цифрами.
— Вот и вся тайна! — сказал Беднов и с каким-то облегчением сделал большой глоток из бутылки. — Я потому попросил вас испортить книгу, что на конверте нет моих отпечатков пальцев, как, кстати, и на плане… На суде я все равно намерен все отрицать — все до последней буквы! Считайте мое признание подарком лично вам! За вашу странную доброту, которая так странно уживается в вас с коварством…
— Вы начали ценить доброту? — удивилась я.
— Да! Оказывается, это не такое презренное качество, когда дело касается тебя лично, — с усмешкой сказал Беднов.
— Но, собственно, что следует из этого плана? — недоверчиво сказала я. — Метры, крестики, дата… Это может быть где угодно! — Я сердито посмотрела на Беднова.
— Все очень просто, дорогая Юлия Николаевна! — ответил он благодушно. — Не стану же я водить вас за нос сейчас! Снявши голову, как говорится… План указывает конкретную точку, где находится тайник. Разумеется, я не стал расписывать на бумажке название местности — я и так это хорошо знаю! А вам поясню — правый край листа можете считать абстрактным изображением грунтовой дороги, которая отходит от Ярославского шоссе. Цифра в правом верхнем углу — это километр, на котором нужно сворачивать с шоссе на запад. Дальше — расстояния все указаны в метрах, сам тайник — горизонтальной восьмеркой… Дата указана не случайно. За эти годы многое могло перемениться и, возможно, для того, чтобы восстановить местонахождение тайника, придется использовать старые карты… Кстати, даже не возможно, а точно придется… Как-то я обмолвился, что есть обстоятельства, которые препятствуют мне воспользоваться чертежами… Это очень неприятные обстоятельства. Знаете, раньше в том месте была симпатичная полянка в окружении молодых березок… Иногда мы выезжали туда на пикники… Сейчас в это просто трудно поверить! Мне даже страшно делается от мысли, что сталось с теми ребятами, которые веселились на той поляне, — они все уже гниют в земле! Один я пытаюсь еще придать смысл этой безумной череде событий, которая называется нашей жизнью! Но у меня это получается все хуже и хуже… Наверное, я тоже подбираюсь к своему фи — нишу…
Но я отвлекся! Все это лирика, а проза в том, что с некоторых пор на этом самом месте выросли дачные участки весьма привилегированных особ — с высоченными заборами, глухими воротами и серьезной охраной… Вы понимаете, что, как бы ни был я здесь богат и влиятелен, затесаться в тот круг мне невероятно трудно, даже невозможно. Представляете, какой поворот судьбы! Признаться, я уже давно подумывал плюнуть на это дело, и только ослиное упрямство удерживало меня от этого шага. Я рассчитывал, что мне поможет случай и исподволь искал пути, которые помогли бы мне проникнуть туда, где я захоронил мечты четверых честолюбцев… Но теперь я решил окончательно — забирайте эту тайну себе! Я больше ничего не хочу об этом знать!
Он остановился и опять приложился к бутылке.
— Ну, что ж! — сказала я. — Как бы вы сами об этом ни думали — у меня это ваше решение вызывает уважение. Надо сказать, это чувство я испытала к вам впервые за все время знакомства. В принципе, мне вы очень несимпатичны, и если кто и заслужил в этом доме кару, то это вы!
— Я придерживаюсь другого мнения, — спокойно ответил Беднов. — Все мы заслуживаем кары, только кто на этом свете может определить меру?
— Но вы-то брали на себя эту смелость! — напомнила я.
— Кто-то же должен ее брать, — пожал он плечами, — если ему это позволяют…
На какое-то время наш разговор увял, а потом я вспомнила, что до сих пор не посвятила Беднова в тайну Ангелины Ивановны, и вкратце изложила ее злоключения.
— Все это как будто не имеет теперь смысла, — философски заметил он. — Но ее придется все-таки немедленно уволить. Нам будет обоим неприятно смотреть друг другу в глаза…
— Напротив! Вы не должны даже показывать вида, будто что-то знаете, — возразила я. — Именно через Ангелину Ивановну я рассчитываю выйти на Углова. Просто ее нужно соответствующим образом проинструктировать…
— Займитесь тогда этим сами! — предложил Беднов. — Мне действительно не хочется ее видеть…
— Хорошо. Тогда мы сделаем так, — сказала я. — Прежде всего Ангелина Ивановна должна сообщить Углову, что вы передали чертежи властям. Он лишится стимула, но, полагаю, захочет вам отомстить напоследок. Сюда он вряд ли теперь сунется — здесь могут быть следователь, милиция… Мы попробуем выманить его на открытое, так сказать, пространство… Все будет зависеть от того, насколько удачно сыграет свою роль Ангелина Ивановна.
— Поступайте как считаете нужным, — сказал Беднов. — В конце концов, я теперь просто статист, не так ли?
ГЛАВА 18
Прошло два дня. Формально я выполнила свое задание и теперь только ждала подтверждения от Макарова. Получив от меня план с пояснениями, он уехал в Москву весьма воодушевленный и даже удостоил меня скупой похвалы.
Возле дома Беднова теперь постоянно дежурил милицейский пост. Однако милиция до сих пор не знала, кого она ищет, — считалось, что в городе работает некая группировка, подвергшая Беднова банальному рэкету. Личность Углова мне не позволили разглашать до особого распоряжения.
Ангелина Ивановна, специально мной проинструктированная, исправно ходила на работу, по улицам, тряслась от страха по ночам в пустой квартире, но Углов пока не давал о себе знать. Видимо, решил переждать суматоху, которая окружала Беднова после взрыва.
Я перебралась из гостиницы к себе домой, поскольку мой маскарад потерял смысл. Вообще же эти два дня я почти неотлучно находилась возле Беднова, опасаясь, что Углов попробует достать его на работе.
Беднов продолжал управлять своей империей, но теперь делая это больше по инерции, и я то и дело замечала, как внезапно стекленеет его взгляд, словно обращаясь куда-то внутрь, в глубины памяти. К моему присутствию он относился равнодушно, почти меня не замечая. По-видимому, он окончательно смирился с поражением и с неминуемым арестом, который ждал его впереди. Думаю, теперь его больше беспокоила мысль, как спасти часть капиталов, чтобы обеспечить будущее дочери.
Об Углове он как будто забыл — даже не упоминал о нем. Так же, как и об Ангелине Ивановне, которая теперь тоже являла собой образец инерции, думая лишь о том, как ей уцелеть в этой мясорубке.
