ключами.
Он долго возился с замком, прежде чем дверь чуть приоткрылась. До конца ее открыла я своим носом, так как, получив внушительный толчок в спину, буквально влетела в апартаменты. Мальчики вошли следом за мной, и дверь тут же захлопнулась.
Ты попалась, Татьяна Александровна!
Теперь остается только гадать, что на уме у этих отморозков. Впрочем, долго гадать не придется, они скоро сами мне все расскажут, и что самое ужасное, рассказом дело не ограничится.
— Веди ее на кухню. Я пойду отзвонюсь шефу, — отдал очередное распоряжение сообразительный.
Коллега покорно кивнул и потащил меня на кухню.
Кухня, как и вся квартира, имела ужасно запущенный вид, и отнюдь не потому, что здесь давно никто не жил, скорее наоборот — проблема состояла в том, что здесь живут абсолютно неаккуратные люди. Так, например, в коридоре на двух крючках был вывешен весь гардероб, начиная от клетчатой рубашки с оторванными рукавами и заканчивая лисьей шубой. На трюмо, которое стояло здесь же, валялись тюбик зубной пасты и огрызок от яблока, очевидно, оставленный здесь кем-то мимоходом и благополучно забытый на долгие годы. В раковине на кухне, куда меня привели, наблюдалась живописная гора грязной посуды, а в углу кто-то старательно комплектовал газеты, судя по стопке, года эдак с девяносто седьмого.
Я бочком протиснулась на эту кухню и остановилась в нерешительности, всем своим видом демонстрируя, что я девушка скромная. Но мой конвоир явно не ценил в людях этого редкого в наши дни качества. Он ногой выдвинул из-под стола табурет и, шлепнув мне на плечи свои лапищи, заставил сесть.
Тип обошел стол, остановился у подоконника и, скрестив на груди руки, принялся сверлить меня взглядом. Я посмотрела налево, посмотрела направо, а потом от нечего делать тоже уставилась на своего конвоира. Вот так мы и смотрели друг на друга минут десять: он на меня, а я — на него, я на него, а он — на меня. Вообще-то лично я не находила в этом занятии ничего интересного, а вот мальчонку это явно забавляло, так что он даже немного огорчился, когда явился его дружок и помешал нам. Тот по-хозяйски ввалился в кухню, шлепнул на стол мою сумочку, с которой таскался все это время, и объявил о результатах своих переговоров:
— Шеф велел ее колоть.
Я совсем не хотела быть расколотой, о чем незамедлительно сообщила новым товарищам громким нечленораздельным мычанием.
— Женя, она что-то хочет нам сказать, — предположил амбал, с которым мы играли в гляделки.
— Наверное, возражает, — сказал второй, подтверждая тем самым, что сообразительным я считала его не напрасно. Правда, не могу сказать, что сейчас его сообразительность меня слишком-то радовала.
— Может, снять этот пластырь?
— Ты чего, Леха, совсем сдурел?! Она же орать начнет. Или ты хочешь, чтобы сюда сбежались все соседи?
Леше явно не хотелось, чтобы сюда сбежались соседи, поэтому возражать он не стал.
Женя достал пачку сигарет и закурил. Судя по задумчивому выражению лица, он был занят поисками творческого подхода к слову «колоть». Что же касается Леши, то он явно вел здоровый образ жизни, потому как не курил и усложнять жизнь поисками творческих подходов тоже не спешил. Вместо всего этого он снова уставился на меня.
Ну а я, несчастная, сидела, потупив глазки, и занималась полезным, но бестолковым занятием, а именно, пыталась придумать, как избавиться от этих очаровашек, создающих угрозу моей жизни. Размышления мои действительно были бестолковыми, поскольку ничего умного в голову не лезло.
Ничего умного не лезло в голову и еще одному товарищу.
— Женек, — насмотревшись на меня вдоволь, протянул Леша, — а после того как она расколется, мы ее что? Убьем?
Мозгов у Лехи явно не было вообще и, судя по всему, никогда, но все же за участие в моей судьбе я была ему благодарна.
Женек обернулся к своему товарищу и многозначительно покрутил пальцем у виска. Но сей жест означал вовсе не то, что убивать меня не собираются, а то, что, мол, ей об этом знать вовсе и не обязательно. Я отлично все поняла и потому опечалилась еще больше.
Леха заметил грусть в моих красивых глазах и, желая утешить, предложил корешу:
— А может, мы ее оставим себе?
На эти слова Женек ничего не сказал и пальцем у виска крутить не стал, зато его взгляд приобрел мечтательное выражение. О чем именно мечтал в этот момент Евгений, оставалось только догадываться. Но я почему-то не сомневалась в том, что его мечты шли вразрез с моими.
— Ладно, — с неохотой прервал он свои размышления, протянул свои лапищи, ухватился ими за сиденье табурета и придвинул его вместе со мной к себе ровно настолько, что я ткнулась носом в его нос и в ужасе отпрянула.
— Куда цацку дела? — рявкнул Евгений.
Я молчала, но отнюдь не потому, что была скрытной.
— А может, снять ленту? — спросил Леха, опровергнув тем самым мое первоначальное предположение о том, что мозгов у него нет. Мозги у него в наличии имелись, просто было их так мало, что сразу и не заметить.
— Заткнись, идиот, — рявкнул Женя, — без тебя знаю.
И чувствовалось, что он действительно знал, потому что тут же отодрал от моего рта эту поганую ленту. Правда, жить от этого легче не стало, так как нужно было признаваться в том, где ожерелье, а мне этого ой как не хотелось делать.
— Где цацка? — напирал между тем Евгений.
— Какая? — решила было я прикинуться дурочкой и даже состроила подходящую к данному случаю физиономию.
Однако подзатыльник, полученный от Жени, напрочь отбил у меня охоту кривляться, иначе в следующий раз притворяться дурочкой не придется — меня ею сделают.
— В сумочке, — пискнула я.
Женя тут же оставил меня в покое и накинулся на мою сумочку. Через секунду все ее содержимое было высыпано на стол. Ожерелья в ней не было и не могло быть, зато было удостоверение частного детектива, не заметить которого было нельзя.
Но Женя прежде всего заметил отсутствие ожерелья, и это его не порадовало.
Состояние моей внешности напрямую зависело от его радости или отсутствия таковой. Так что мой доблестный облик лучшего частного детектива города Тарасова был незамедлительно испорчен стараниями Жени. Я тоже в долгу не осталась и пнула противника в живот, при этом сама свалилась с табурета, а Женя даже не пошатнулся. Подняв меня, он обратился все с тем же вопросом:
— Где цацка?
— Там была, честно, — ныла я, кивая на сумку.
Женя принялся за повторное изучение содержимого моей сумочки.
Я сидела, затаив дыхание, и ждала, когда он дойдет до моих документов. Женя дошел, раскрыл лицензию, пробежал глазами и хмыкнул.
Я ожидала другой реакции.
— Правильно шеф сказал, что она воровка. Как есть воровка. Смотри, — он протянул мою ксиву Лехе, продолжая погано усмехаться.
Леха почесал коротко стриженный затылок и призадумался.
— А что, если не сперла? Что, если это ее?
Да, в ограниченном количестве Лехиных мозгов иногда рождались поистине ценные мысли.
— Твое? — спросил Женя, ткнув меня носом в мою же ксиву.
Вообще-то подобный жест был исключительно моей прерогативой, но я не стала этого комментировать, а просто буркнула в ответ:
