имя, тогда как среди тартешцев это позволительно только близким друзьям. — Зимой было бы теплее, а летом прохладнее. Но если Барьерные горы снова рухнут, мы вообще потеряем всю огромную территорию Низины и несметные богатства, которые здесь скрыты: соль, минералы, месторождения нефти, недоступные через толщу воды. За многие столетия тартешцы привыкли к жаре.
— Я бы не стала утверждать это столь безапелляционно, — улыбнулась Тогло. — Вряд ли можно назвать случайностью тот факт, что наши кондиционеры продаются по всему свету.
Рэднал кивнул.
— Верно подмечено, свободная. Однако плюсы Низины с лихвой окупают все неприятные стороны климата.
Когда они добрались до края древнего моря, солнце еще светило в небе, медленно опускаясь за горы на западе. Туристы с облегчением слезли с ослов, потирая натруженные ягодицы. Рэднал послал их за поленьями, заранее заготовленными сотрудниками Парка. Костер он разжег с помощью кремниевой зажигалки, предварительно спрыснув щепу из бутылочки с горючим.
— Способ для лентяев! — с улыбкой признал биолог.
Как и его умение обращаться с ослами, это его действо с костром произвело на туристов сильное впечатление. Рэднал достал из поклажи пищевые пакеты и бросил их в огонь. Когда они стали лопаться и повалил пар, гид выудил их при помощи специальной вилки на длинной рукоятке.
— Прошу! Снимайте фольгу, и перед вами тартешская еда: может, это и не пиршество богов, но кушанье вполне способно утолить голод и отсрочить неминуемую с ним встречу.
Эвилия прочитала надпись на своем пакете.
— Это же солдатский паек! — подозрительно протянула она. В группе раздались стоны.
Как и все тартешские свободные, Рэднал отслужил положенные два года в Добровольной гвардии Наследственного Тирана и патриотично стал на защиту родного снаряжения:
— Повторяю, все очень питательно.
Содержимое пакетов — ячменная каша с бараниной, морковью, луком, молотым перцем и чесноком — оказалось недурно на вкус. Чета Мартос даже попросила добавки.
— Увы, — произнес Рэднал, — поклажа ослов ограничена. Если я сейчас дам вам по пакету, кто-то может остаться голодным.
— Но мы хотим есть! — возмутилась Носко вез Мартос.
— Вот именно, — поддакнул Эльтзак.
Супруги уставились друг на друга, удивленные редким единодушием.
— Извините, — твердо повторил Рэднал. Никогда раньше у него не просили добавки.
Тогло вез Памдал не произнесла ни слова по поводу столь непритязательной пищи. Девушка смяла пустой пакет и поднялась, собираясь выбросить его в мусорный бак. У нее была грациозная походка, хотя фигуру скрывала просторная мантия. Как свойственно молодым — и даже не столь уж молодым, — Рэднал на миг погрузился в фантазии: это с ее отцом он спорит о цене невесты, а не с Маркафом вез Патуном, который ведет себя так, словно его дочь Велло испражняется исключительно серебром и нефтью…
По счастью, у него хватало ума, чтобы понять, где фантазии переходят в откровенную глупость. У отца Тогло, безусловно, множество гораздо лучших партий для дочери, чем предложение заурядного биолога. Столкновение с суровой действительностью не могло удержать Рэднала от мечтаний, но с успехом удерживало от чересчур серьезного к себе отношения.
Он улыбнулся, доставая из поклажи грузовых ослов спальные мешки. Туристы по очереди надували их ножным насосом. В такую жару многие предпочитали ложиться поверх спальников. В Тартеше существовало табу на нудизм: Рэднал, конечно, не пришел в ужас при виде голых тел, но не смог отвести глаз от Эвилин и Лофосы, беспечно скидывающих с себя рубашки и брюки. Они были молоды, привлекательны и даже мускулисты для узкоголовых.
— Постарайтесь хорошенько выспаться, — сказал он, обращаясь к группе. — Не засиживайтесь допоздна. Почти весь завтрашний день мы проведем в седле, а путь будет потяжелее.
— Слушаюсь, отец клана! — с иронией отозвался Мобли, сын Сопсирка. У себя на родине за подобный тон, обращенный к главе семейства, его бы немедленно высекли.
Как обычно, в первую ночь Рэднал не последовал собственному совету.
В дупле пальмы заухала сова. В воздухе стоял острый пряный запах; шалфей и лаванда, олеандр, лавр, чабрец — многие местные растения выделяли ароматические масла. Тончайший слой масла уменьшал потерю воды — что имело здесь первостепенное значение — и делал листья несъедобными для насекомых и животных.
Затухающий костер привлек мошкару; иногда из темноты появлялись и более солидные гости — летучие мыши и козодои, явившиеся полакомиться объедками. Туристы не обращали внимания ни ка насекомых, ни на хищников, их храп перекрывал уханье совы. После множества походов Рэднал был убежден, что храпят практически все, вероятно, и он сам, хотя собственного храпа ему слышать не доводилось.
Рэднал потянулся на спальном мешке, положил руки под голову и уставился на яркие звезды, будто бриллианты, выставленные на черном бархате. Да, такого не увидишь в городе — еще одна причина для работы в Парке… Ни о чем не думая, он смотрел, как они искрятся и мерцают в бездонном небе: лучший способ расслабиться и уснуть.
Его веки уже смыкались, когда кто-то поднялся со своего спального мешка — это Эвилия направилась за кусты в кабинку туалета. Потом глаза Рэднала невольно расширились: в тусклом свете умирающего костра она казалась ожившей статуей из полированной бронзы. Как только девушка повернулась к нему спиной, он облизнул пересохшие губы.
Но вернувшись, вместо того чтобы забраться в свой мешок, Эвилия присела на корточки возле Лофосы. Подружки тихо засмеялись. Еще через секунду они встали и направились к Рэдналу.
Он сделал вид, что спит.
Девушки опустились рядом с ним на колени, слева и справа.
— Ну-ну, не притворяйся, — прошептала Лофоса. Эвилия положила руку ему на грудь. — Ты нам нравишься.
— Как, обеим сразу? — испуганно спросил Рэднал, открывая глаза.
Девушки возбужденно захихикали…
…Погружение в сон походило скорее на нырок. И все же прежде, чем поддаться, Рэднал обратил внимание, как возвращается из туалетной кабинки Тогло вез Памдал. И мгновенно проснулся. Неужели она видела?..
Рэднал прошипел сквозь зубы, как песчаная ящерица, хотя все же скорее покраснел, чем позеленел. Тогло забралась в свой мешок, не глядя ни на него, ни на узкоголовых девушек. Все его фантазии о ней померкли и развеялись. В лучшем случае можно рассчитывать впредь на холодную вежливость, какой благородная персона удостаивает мелкую сошку. В худшем… В худшем ему грозила обструкция. И естественно, потеря работы. Тартешцы с презрением относились к обществу вседозволенности узкоголовых, и Рэднал рисковал оказаться парией.
Несмотря на усталость, заснуть он так и не сумел.
Разбудило его солнце. С воспаленными глазами, невыспавшийся, биолог заставил себя выбраться из мешка. Кое-кто из туристов уже бродил по лагерю.
Презирая себя, подстегивая и понукая предательское тело, он старался двигаться вдвое быстрее и, разумеется, совершал мелкие досадные промахи: то и дело спотыкался, путал слова и никак не мог сообразить, что же ему делать.
Наконец Рэднал ухитрился принести копченые сосиски и сухой хлеб. Эвилия и Лофоса обменялись ухмылками, вытаскивая сосиски из пакетов, и он едва ли не возненавидел девушек. Эльтзак вез Мартос немедленно стянул одну сосиску у своей жены, и та обложила его руганью, достойной портового грузчика.
Пришла очередь получать завтрак Тогло вез Памдал.
— Благодарю вас, свободный, — сказала девушка вполне обыденным тоном. Ее серые глаза встретились с глазами биолога. — Надеюсь, вы спали спокойно?
Обычное тартешское утреннее приветствие… Или нет?
