подготовки. В том, что Горшенин именно такое предложение собирается мне сделать в самое ближайшее время, я была уверена на девяносто девять процентов. Горшенин торопится избавиться от «гражданского» доктора. Значит, мне надо поторопиться с ним встретиться. Иначе можно и опоздать.
Кроме того, не факт, что, проникнув в лагерь легально, я буду иметь большую свободу действий, чем если появлюсь здесь без спроса.
Из всего этого следует, что еще одной вылазки в лагерь не избежать. И совершить ее следует не позднее чем завтра. Ведь завтра утром или к обеду Горшенин уже получит обо мне все необходимые сведения, подтверждающие, кстати, что я — очень даже подходящая кандидатура для работы в центре, чем бы они тут ни занимались.
Лучше бы даже и на завтра не откладывать. Хотя… одни сутки едва ли что-нибудь изменят в сложившейся обстановке. Так что разумнее воспользоваться возможной отсрочкой и как следует подготовиться к следующему шагу. Будем надеяться, что деятельность начальника службы безопасности по обеспечению максимальной безопасности охраняемой территории от несанкционированного проникновения за грядущие сутки дальше предложений не продвинется.
Все эти мысли быстро пронеслись в моей голове. Словно в подтверждение или скорее вслед им Горшенин задумчиво произнес:
— Фильм двухсерийный, говоришь? Значит, закончится около девяти. Плюс минут тридцать-сорок на дорогу, если она торопиться не будет. А торопиться ей некуда… Пожалуй, стоит позвонить ей ближе к десяти, справиться, как дела. Пригласить куда-нибудь, поужинать, например. Кстати, насчет работы она больше не звонила?
— Нет, только вот тот звонок и сделала.
— Не торопится, значит. Что ж, в какой-то степени это нам на руку.
И не буду торопиться, откликнулась я мысленно на слова Горшенина. Чем позже вы сделаете мне свое предложение, тем для меня же лучше. Кстати, об ужине. Продумывая дальнейшие действия на вечер, я совсем забыла включить в план мероприятий ужин. Спасибо, Игорь Викторович, что напомнили. Только вот с вами общаться я сегодня больше не хочу. Для дела от нашей с вами вечерней встречи пользы все равно никакой не будет, а других причин для совместного ужина я, увы, не вижу.
В этот момент тетка опять принялась громко причитать то ли о нескладной судьбе племянника, то ли о собственной несладкой жизни.
— Надо бы время свиданий на полчаса сократить, — помолчав, сказал Горшенин. — Ты смотри, сидят ведь до последнего. Автобус в город уходит через десять минут.
— Не успеет, — согласился второй. — Да тут многие пешком ходят. Проезд ведь денег стоит.
— Все равно надо сократить время, — настаивал Горшенин. — Сейчас стрельбы начнутся. Серегину заниматься надо, а не бабский треп выслушивать.
— Так что, мне пойти, турнуть ее? — с готовностью предложил начальник службы безопасности.
— Да что уж теперь, пускай сидит. Раньше надо такие вопросы продумывать. И предупреждать заранее.
Поздненько у них стрельбы, удивилась я. Да и вообще, как-то одно не очень увязывается с другим. Вроде бы налицо забота о подрастающем поколении, а в частностях — полное равнодушие как к воспитанникам, так и к их родственникам. Физические наказания опять же, да такие, после которых требуется медицинская помощь…
На взгляд серегинской тетки, находиться в этом лагере было для ее племянника куда лучше, чем в колонии для несовершеннолетних. Что-то я начинала в этом сильно сомневаться.
Горшенин между тем прощался. Велел напоследок по возможности не спускать с моей персоны глаз, но держаться на расстоянии, а в случае чего звонить ему в любое время дня и ночи. После чего он прошел через КПП и направился к машине. Его трость негромко постукивала в такт шагам, из чего я заключила, что дорожка перед зданием забетонирована или заасфальтирована. Оставалось только порадоваться, что я отказалась от мысли спрыгнуть именно здесь.
Начальник службы безопасности покрутился еще некоторое время под окнами «комнаты для свиданий» и быстрым шагом удалился в сторону ангара.
Я проводила его взглядом и только двинулась к краю крыши, как вынуждена была вновь остановиться. Лагерь оживился. Из двухэтажного здания по одному выходили люди и строились в две шеренги, разбиваясь на группы по несколько человек.
Больше всего это напоминало построение повзводно. Вероятно, так и было, учитывая военизированную направленность центра. Скорее всего это были воспитанники. Но торопливость движений, скованность фигурок, общая гнетущая атмосфера с трудом вязались с предполагаемым возрастом воспитанников.
Я насчитала около сорока человек, не считая внушительной фигуры сопровождающего, когда шеренги потянулись в сторону ангара. Все действие происходило в полном молчании, которое нарушалось лишь негромкими отрывистыми командами да дружным топотом нескольких десятков ног. Отчего-то на ум опять пришла ассоциация с «малолеткой» — колонией для несовершеннолетних преступников.
Впечатление усилилось, когда один из идущих в центре неожиданно споткнулся, едва при этом не упал и, жалко съежившись, бросился обратно в строй. Шагавший впереди и сбоку от строя сопровождающий резко обернулся, приостановившись на мгновение, но, ничего не заметив, двинулся дальше. Остальные даже головы не повернули.
Не теряя более ни минуты, я спустилась с крыши и двинулась в обратный путь. Свет перед воротами после отъезда Горшенина выключили, но я все же предпочла обогнуть опасный участок по той же круговой траектории.
Обратная дорога должна была занять, по моим прикидкам, раза в полтора меньше времени. Воспользоваться нормальной асфальтированной дорогой я снова не решилась. Горшенин уехал, но не было гарантии, что ему не придет в голову по каким-то причинам вернуться. Кроме того, мне совсем не хотелось появляться на людях, не приведя себя предварительно в порядок.
Я уже подходила к месту, где бетонная ограда образовывала угол, когда услышала приглушенную стрельбу. И по характеру звука выстрелов поняла, что стрельбы проходят в помещении ангара. Стреляла группа числом не менее пяти-шести человек, использовалось как автоматическое, так и полуавтоматическое оружие.
Времени у меня оставалось в обрез. Как только появлялась возможность, я переходила на бег, в остальных случаях передвигалась быстрым шагом. Пакет с минеральной водой лежал там же, где я его оставила. А куда бы он делся? Зажав его под мышкой, я двинулась дальше. Минералка соблазнительно плескалась в пластиковой бутылке, но больше глотка я сделать не смогла. Дождь не прекращался, и я пропиталась водой насквозь. Куртка промокла и отяжелела, только внутри ботинок по-прежнему оставалось сухо.
Через несколько минут я уже стояла на дороге, соединявшей несколько особняков с «большим миром». Теперь надо было выйти на тропинку, ведущую к поселку. Дорога здесь шла по направлению к шоссе под уклон. Угол наклона был достаточно большим и чувствовался даже при передвижении.
Кофейного цвета «шестерка» все еще мокла на пятачке около въезда в гараж. Пес снова залился тонким лаем. Мог бы уже и за свою принять, подумала я с неудовольствием. На тявканье пса никто из жителей особняков опять же не среагировал, махнула на него рукой и я.
Проходя мимо машины, я бросила на нее еще один взгляд, полный зависти. Неожиданно в голову пришла замечательная, хотя и несколько рискованная идея.
Чужие, очевидно, сюда практически не забредают, раз хозяин, а может, гость, оставил машину вот так запросто без присмотра. Запирал он ее при мне. Ни тогда, ни сейчас, при беглом осмотре, никаких признаков наличия сигнализации я не заметила.
Открыть машину, не имея ключа, — минутное дело. Если, конечно, имеешь определенные навыки или техническую смекалку, будучи при этом знаком с устройством кузова. Варварски ковыряться в замке совсем не обязательно. Готовая в любой момент дать деру, я аккуратно вскрыла форточку, открыла дверь. Сигнализации в машине действительно не было.
Самым трудным оказалось сдвинуть машину с места. Когда это наконец удалось, дальше все пошло как по маслу. Выкручивая руль, я вытолкала «шестерку» на дорогу. После первого же незначительного толчка
