странами на поставку стратегического сырья, а на самом деле переправлял им оружие.
— Прибыльный бизнес, — вынуждена была признать я.
— Не то слово. И я, естественно, не хотел терять его.
— Я вам сочувствую, Иван Антонович.
Я лукавила. Мне было его совсем не жалко. Напротив, я питала к этому человеку отвращение. И не только потому, что он занимался какими-то там махинациями с оружием, а потому что готов был ради этого предать друга. Мелихов доверял ему, а тот за его спиной натравливал бандитов на Оксану.
— Счастливо оставаться.
Я встала и пошла к двери. Я была готова к тому, что он выкинет напоследок какой-нибудь финт, но этого не произошло. Горностаев и в самом деле признал поражение. Он был морально раздавлен…
Я вышла на улицу и, поймав такси, поехала к Мелихову.
— Женя! — взволнованно встретил он меня. — Ну куда же вы запропастились? А где Оксана?
Заметив, что я одна, без его дочери, Андрей Вениаминович разнервничался еще больше.
— С ней все в порядке. Я на время укрыла ее в безопасное место.
— В безопасное место? — засуетился Мелихов. — В какое еще безопасное? Почему вы не привезли ее ко мне?
— Успокойтесь, Андрей Вениаминович, — охладила я его. — Перестаньте паниковать. Я приехала сказать вам, что моя работа закончена.
— Как это? — ахнул он. — Вы что, отказываетесь? Но как же так, Женя? Ведь завтра самый ответственный день. Неужели вы не понимаете?
Я не перебивала его. Пусть выболтается, если ему так хочется. Я не против.
— Нет, Андрей Вениаминович, не отказываюсь, — произнесла я, когда его фонтан иссяк. — Просто Оксане больше ничто не угрожает.
— Я ничего не понимаю, — замотал головой Мелихов. — Вы можете толком объяснить, что случилось?
— Могу. Шрам, охотившийся за вашей дочерью, погиб. Погибла и вся его братия. Так что теперь человек, нанявший Шрама, никак не сможет достать вас. Во всяком случае, за предстоящие сутки.
— А вы знаете, кто этот человек?
— Знаю.
— Кто?
— Ваш друг Горностаев, — сказала я.
— Ваня! Не может быть? — опешил Мелихов. — Вы наверняка ошиблись.
— Нет, не ошиблась, Андрей Вениаминович, — категорично заявила я. — Он сам только что признал свою вину.
— Признал?
— Да. Но даже если бы он этого не сделал, у меня есть еще кое-что.
Я отдала Мелихову кассету.
— Послушайте.
Он так и сделал. Послушал один раз, затем другой, третий. Мазохист какой-то.
— Можно мне выпить кофе? — попыталась я отвлечь его.
— Конечно. Пейте.
— Спасибо, — язвительно произнесла я.
— Ах, извините, — дошло наконец до него. — Сейчас распоряжусь.
Андрей Вениаминович вызвал секретаршу и попросил ее принести две чашечки кофе.
— До сих пор не могу поверить, — сказал он мне, кивнув на кассету.
— Придется.
— Так он хотел вообще сорвать тендер? А я-то думал, он помогает.
— Иван Антонович помогал только самому себе. Он хотел все оставить, как прежде. Так, как было до того, пока Челноков не поднял вопрос об аукционе и пересмотре дела о владении контрольным пакетом.
— Старая бестия, — изрек Мелихов.
Секретарша принесла кофе и вышла.
— Это слабо сказано. Уголовники, которых он нанял во главе со Шрамом, могли, между прочим, нечаянно убить вашу дочь, Андрей Вениаминович.
— Это ужасно, — тут его снова охватило волнение. — Кстати, если вы говорите, что все закончилось, то почему вы не привезли Оксану сюда?
— Сперва я решила отчитаться перед вами. Ведь вы нанимали меня на работу. Не так ли?
— Да-да, конечно, — Мелихов тут же полез за бумажником.
В очередной раз он неправильно истолковал мои слова, но я спорить не стала, и он рассчитался со мной по полной программе.
— Я отвезу Оксану домой. Хорошо?
— Хорошо, — Андрей Вениаминович сейчас был далек мыслями от меня. — А Иван? Он где сейчас?
— Надо полагать, зализывает раны.
Оставив Андрея Вениаминовича в расстроенных чувствах и в разочаровании по поводу крепкой и нерушимой мужской дружбы, я поехала на свою конспиративную квартиру за Оксаной.
Мелихова находилась во взвинченном состоянии. Она мерила шагами мою однокомнатную квартиру и беспрерывно курила.
— Кажется, я тебе уже говорила, что курение вредно для здоровья. Особенно в таком юном возрасте, — сразу накинулась я с нравоучениями. — Или я забыла это сказать?
Она тут же загасила сигарету в пепельнице и уставилась на меня немигающим взглядом.
— Ну что?
— Сейчас я немного передохну, и поедем домой, — я села на диван и вытянула ноги. — Вернее, если быть точной, я отвезу тебя в твой дом, а затем сама поеду к себе домой.
— Вы что, хотите сказать, что меня больше не нужно охранять? — Оксана расположилась рядом со мной.
Она снова было потянулась за сигаретами, но передумала.
Я устало сомкнула веки.
— Тебя просто не от кого больше охранять.
— А Шрам?
— Забудь о нем.
Мне не хотелось посвящать девочку во все, что случилось, но она оказалась настырной.
— Как это забыть?
— А так. Его больше нет. Он погиб. И, ради бога, давай не будем больше об этом! У меня вся эта история уже вот где сидит, — я провела ладонью по горлу.
Она поняла меня и сумела-таки смирить свое любопытство, хотя по Оксаниным глазам было видно, что у нее есть еще масса вопросов.
— Может, выпьем кофе? — предложила я, сглаживая возникшую неловкость.
— Я не против, — ответила уже бывшая клиентка.
Я сварила кофе, и мы пили его в гробовом молчании.
— Ты готова ехать домой?
— Готова. Хотя… — замялась она.
— Что?
— Меня там, наверное, будут преследовать воспоминания обо всем случившемся.
— Это скоро пройдет, — уверенно произнесла я. — Поверь мне.
Она вымученно улыбнулась и встала.
— Поедемте?
Когда мы подъехали к Оксаниному дому, уже вечерело. Спицинская бригада еще вчера отогнала мой
