тоном сообщил диктор.
Знакомые фамилии резанули слух, так что я буквально прилипла к экрану, на котором поплыли кадры недавней съемки: двое мужчин в темных костюмах обменивались рукопожатиями и улыбками на фоне флага и гимна Российской Федерации. В общем, обстановочка была официальная, а торжественность момента подчеркивало большое скопление народа в кабинете. Как водится, Филатов пообещал закончить реставрацию здания в кратчайшие сроки, а Калинин пожелал ему успехов на этом поприще.
В общем-то, ничего подозрительного я не заметила, но профессиональное зрение по привычке выделило из видеорепортажа мелкую деталь: главные виновники сего торжества казались непомерно маленькими на фоне своих бесчисленных заместителей и прочих находившихся в кабинете личностей… Коротышке Филатову я уже имела честь быть представленной в ресторане, а Калинин… Заместитель главы администрации области смотрелся абсолютной копией своей дочери Юли, только мужского пола и в два раза старше.
Дальше ведущий стал рассказывать о каких-то встречах нашего обожаемого мэра с другими дядьками с такими же изможденными работой лицами, поэтому я убавила громкость и переключила свое внимание на кофе. Не знаю почему, но что-то меня в последние дни стали несколько «напрягать» малорослые люди. Причем относилось это преимущественно к мужскому полу.
В школьные годы чудесные некоторые подруги мне завидовали именно потому, что на уроках физкультуры я стояла почти во главе шеренги. Кстати, стандартный рост фотомодели и сейчас часто служил мне неплохим прикрытием: ну кто заподозрит в высокой длинноногой блондинке частного детектива, ведущего важное расследование? И, честно говоря, я даже не могла себя представить в шкуре маленькой толстенькой пышечки.
Вот только с самого детства я заметила, что мой рост почему-то воспринимается эквивалентом возраста. Все окружающие думали: если высокая, значит, достаточно взрослая и самостоятельная. Вот и приходилось соответствовать. Впрочем, грех жаловаться, ведь стимул для достижения успеха у меня был хороший, и черный пояс по карате я получила не за красивые глаза. Правда, лежа на клумбе при выслеживании очередного преступника, я очень часто завидовала тем, у кого ноги покороче, и старалась сложиться как можно компактнее.
Но это уже издержки профессии, которые просто неизбежны. Так что я готова поспорить с известным детским писателем, который утверждал: «Жить на свете очень просто людям маленького роста, а тому, кто так высок, нелегко сорвать цветок». Цветочки собирать — не мое призвание, зато быстро ориентироваться на местности мне все-таки легче, чем каким-нибудь коротышкам.
Такими рассуждениями несколько возвысив свою самооценку, я выпила кофе и приступила к осуществлению следующего пункта расследования.
— Алло, Миш, мне твоя помощь срочно требуется, — сообщила я тоном, не терпящим возражений.
Но противоречить никто и не собирался. Михаил Чекунов, мой старинный друг и помощник, очень часто выручал меня из трудных ситуаций. Он всю свою сознательную жизнь занимался фотографией: в стародавние времена работал в обычном «совковом» ателье и пачками шлепал оттиски с фейсов сограждан. Но в настоящий момент Мишка круто пошел в гору и создал собственное фотоагентство. Конечно, получить от него новую информацию по моему делу я не рассчитывала, но кое в чем Чекунов все-таки мог бы мне помочь.
По совести сказать, он хорошо знал свое дело и выполнял его на совесть — все самые красивые девушки и крутые «мэны» нашего города предпочитали сфотографироваться именно в «Капризе». Впрочем, про отношение Мишки к клиентам можно было бы и не упоминать — само название ателье говорило все.
— Тань, нет проблем, — отозвался Чекунов. — Приезжай хоть сейчас. Кстати, снимать надо тебя или какую подругу? — поинтересовался он на всякий случай.
— Снимать вообще никого не надо, — остановила я его дальнейшие вопросы про предпочитаемый интерьер и освещение. — Работа срочная, но не сложная: мне надо несколько пленок проявить и напечатать.
— Не доверяешь моему профессионализму? — начал подозревать меня старый друг.
— На пленке совершенно другой человек, — развеяла я его опасения. — Это нужно для дела. И еще там снять произведения художественного искусства. Но это так, для общего развития.
Заручившись Мишкиным полнейшим согласием на сотрудничество, я сообщила, что сегодня вечером передам с кем-нибудь пакет. Он разочарованно присвистнул, но мои клятвенные заверения в том, что за готовыми фотографиями я заеду сама, немного убедили его в искренней моей дружбе.
— Тань, ты уже сто лет у меня не была. Учти, если до Нового года не появишься — обижусь окончательно, — констатировал он самым трагическим голосом, на который был способен.
Я рассмеялась и отключила связь.
Уладив эту проблему, я приступила к осуществлению нового грандиозного замысла. Отыскав в телефонном справочнике номера выставочных залов Тарасова, я обзвонила их все. Через несколько минут в моем распоряжении был целый список галерей, где собирались самые известные художники и критики нашего города. Из поля моего зрения не ускользнули также кафе и забегаловки, в коих любила бывать местная богема.
Я прекрасно понимала, что не все люди искусства погружены в жизнь чисто духовную — не секрет, что некоторые из них иногда «балуются» травкой. «Вполне возможно, что среди знакомых самого Филиппа Туманова, кроме Бориса и ему подобных истинных художников, полно всякого сброда, — резонно рассудила я. — Но у них есть уши и языки, а у меня — деньги».
Конечно, приняв решение «идти в народ», то есть, точнее, — «в богему», я рисковала. В этой среде можно было запросто «засыпаться», потому что в проницательности художникам не откажешь, даже если они — самые заядлые алкоголики. Кстати, как раз они — вот парадокс! — по мнению многих своих собратьев по цеху, и являются наиболее талантливыми.
Довольно короткий по времени рейд по городским кабакам дал мне больше, чем иногда дает неделя расследования, проводимая милицейскими чинами. К счастью для меня, простым гражданам женского пола, к тому же — приятной наружности, тарасовцы доверяют гораздо больше, чем ментам, поэтому в информаторах у меня недостатка не оказалось.
Представляясь почитательницей таланта Филиппа Туманова или Бориса Корнеева (в зависимости от обстоятельств), я не просто вышибала слезные монологи из своих собеседников, но и получила довольно обширную информацию об интересующих меня лицах. Например, я узнала, что Борис — «яркая звезда на небо-склоне нашего художественного искусства», как выразился интеллигентного вида мужичок с эспаньолкой и в берете а-ля Рембрандт.
Когда я увидела этого мужичка, мне на ум как-то сразу пришла мысль о старом бургундском вине, которое в этом кабаке, естественно, не продавали. Но мой «Рембрандт», ничуть не смущаясь, отхлебывал по полкружки пива за раз и закусывал вяленой воблой. Я сразу поняла, что внешний антураж никак не соответствует внутреннему содержанию этого представителя богемы. Честно говоря, по некоторой фривольности в поведении он скорее Петрова-Водкина напоминал. Это умозаключение я сделала, основываясь на недавно прочитанных в купленных книжках чьих-то воспоминаниях.
«Рембрандт», представившись Збышеком-без-фамилии, в очередной раз подтвердил, что Филипп никогда не участвовал в дружеских попойках после выставок и презентаций, хотя относился к ним достаточно лояльно.
— Молодец был, — икнул мой собеседник, — никогда не курил, не пил, но никому не запрещал. Не пойму, чего он перестал писать… Его же самым талантливым признавали, он даже в Англии учился. И вдруг поссорился с Борисом, ушел куда-то в театр расписывать пыльный картон! Нет, мне этого не понять.
Збышек-без-фамилии с пафосом закончил свою речь, отхлебнул пива и, обнаружив во мне внимательного слушателя, принялся рассказывать про свою горькую судьбину. Потерпев его душеизлияния минуты две, я снова аккуратно вернула разговор в нужное русло.
— А Борис Корнеев, — напомнила я, — он сейчас где-нибудь выставляется?
— О, конечно! У него же собственный павильон есть, — оживился «Рембрандт». — Помнится, даже
