юркнув в пролом, исследовать подземный Кремль», — записал археолог в своем дневнике. Но это было слишком опасно.
Вскоре непризнанному искателю царской библиотеки удалось поступить на работу делопроизводителем в Архив министерства юстиции. Директор его, профессор Цветаев, отнесся к археологу по-дружески, так как тоже интересовался судьбой исчезнувших книжных сокровищ и разыскивал сведения о них в своем архиве. В 1914 году Цветаев взял на себя смелость снова потревожить дворцовое управление Кремля. Он просил разрешить Стеллецкому производить «археологический осмотр» подземелий в башнях Арсенальной и Тайницкой «с целью восполнения и проверки содержащихся в документах архива о них сведений». На этот раз разрешение было дано.
Вдвоем со смотрителем губернского архива Стеллецкий спустился, наконец, в особенно интересовавшее его подземелье Арсенальной башни. Куполообразный свод отходившего от него подземного хода нетрудно было обнаружить; но как в него проникнуть? Тщательно исследовав подземелье, они нашли давнишний пролом, сделанный, очевидно, первооткрывателем тоннеля Кононом Осиповым, с торчавшей в нем деревянной лестницей.
«По ней мы и спустились в неведомую мрачную пустоту с фонарем в руках, — вспоминал впоследствии Стеллецкий, — ноги ступали по жидкому мусорному дну тайника. В центре тайника возвышалась сложенная из камней пирамида. Только налево чернело устье огромного сводчатого макарьевского тоннеля, ведшего когда-то под Тайницкую башню, а ныне перегороженного на пятом метре устоем арсенала…»
Где бы ни находилась библиотека, между соборами или в другом месте, Стеллецкий так же, как и князь Щербатов, считал, что раскопки надо вести из забитого каменной пробкой макарьевского подземного хода.
«Остановка за творческой инициативой, — писал он в газете «Утро России», — поиски, надо надеяться, не заставят себя ждать. Но кто возьмет на себя связанные с ними расходы?»
На его призыв никто не откликнулся.
Вскоре Московское археологическое общество и Архив министерства юстиции направили Стеллецкого в Прибалтийский край «для изучения подземных ходов и осмотра старинных архивов».
Ему было поручено обследовать архивы нескольких городов, в том числе таких древних, как Рига, Пярну и Юрьев. Археолога интересовал только один из них — архив Пярну — хранилище, где бесследно исчез подлинник «списка Дабелова». Разыскать его во что бы то ни стало было негласной, по главной целью предпринятой им поездки.
Приехав в Пярну, в тихий приморский эстонский городок, Стеллецкий прямо с вокзала помчался в местный архив.
Нетрудно себе представить волнение мало надеявшегося на успех археолога, когда, перелистывая одну из запыленных ветхих связок, он вдруг, по его словам, нашел то, что искал: два пожелтевших листка, исписанных выцветшими порыжелыми чернилами. Старинными немецкими буквами были выведены названия принадлежавших московскому царю редчайших книг.
Опрометчиво выпущенный из рук профессором Дабеловым, напрасно в течение многих лет разыскиваемый Клоссиусом и рижскими археографами, служивший предметом ожесточенных споров, драгоценный список был, наконец, в его руках!
«Скопировав наполовину с трудом разбираемый на немецком языке документ, — вспоминал он впоследствии об этой счастливой минуте, — я взглянул на подпись. Была как будто В (Веттерман?); первое мгновение я был ошеломлен… Я поспешно свернул связку, с тем чтобы вскоре приехать опять и сфотографировать драгоценную находку…»
О своей удаче археолог сообщил по возвращении в Москву только одному человеку — своему покровителю профессору Цветаеву. О поддельности «списка Дабелова» ходило столько слухов, что печатать сообщение о вторичной находке его без снимка и заключения авторитетных экспертов не имело никакого смысла. Опасаясь, что кто-нибудь все же сможет его опередить, Стеллецкий, посоветовавшись с Цветаевым, решил не предавать пока свою находку гласности. Но съездить еще раз в Пярну ему не удалось — вскоре разразилась мировая война.
Так, по крайней мере, излагает дело Стеллецкий. Однако некоторые подробности этого эпизода кажутся не менее подозрительными, чем первое «исчезновение» «списка Дабелова». Нельзя забывать, что Стеллецкий был кладоискателем-фантастом, своего рода фанатиком этого дела. Не вступил ли он на путь сознательной мистификации? Или это был неосознанный им самообман?
ПОДЗЕМНЫЕ ПОИСКИ
Искателя библиотеки Ивана Грозного война забросила на Кавказский фронт, проходивший по территории турецкой Армении. Правда, и тут он работал по специальности — обследовал памятники древности во фронтовой полосе от Эрзерума до Трапезунда с целью их сохранения. Особенно много их было в древней столице Грузии — Испире, приютившейся у подножия Понтийского хребта. Эта гористая местность была известна также своими пещерами, никем еще не изученными. Стеллецкий, конечно, не хотел упустить такую возможность. Он принял участие в работах военно-археологической экспедиции, изучавшей недра Понтийских гор. Но едва до него дошла весть о всколыхнувшей родину революционной буре, археолог сразу же поехал домой. Сообщение о занятии Кремля Красной гвардией приобрело для него особый смысл: теперь уже никто не помешает ему заняться поисками библиотеки Ивана Грозного!
Однако в Москве кладоискателя ожидало новое огорчение: принадлежавший удравшим за границу хозяевам дом, в котором он жил до войны, был занят государственным учреждением, а оставшуюся в нем беспризорную библиотеку Стеллецкого случайно вывезли вместе с имуществом его прежних владельцев. С потерей книг он мог бы еще примириться. Но вместе с ними исчезла и снятая Стеллецкий точная копия «списка Дабелова».
О новой поездке в Пярну не могло быть и речи — Прибалтика тоже была охвачена гражданской войной. Юденич подступал к Петрограду. В Эстонии власть перешла в руки буржуазии. Враждебно относясь к молодому Советскому государству, ее правители вряд ли позволили бы русскому ученому рыться в своих архивах.
На немедленное возобновление поисков библиотеки в Кремле тоже было трудно рассчитывать. Туда из осажденного белогвардейцами Петрограда только что переехало Советское правительство во главе с Лениным. Естественно, что охрана Кремля в связи с этим была усилена. Да и раскопки потребовали бы еще больших средств, чем поездка за «списком Дабелова». Надо было сначала доказать, что эти средства не будут выброшены на ветер.
На этот путь и стал теперь неистовый кладоискатель. Куда только он не обращался в первые годы советской власти со своими проектами! И в Исторический музей, и в Наркомат просвещения, и в Моссовет.
Предложение возобновить поиски книжных сокровищ Ивана Грозного он связывал с широким подземным наступлением на все вообще московские тайники и клады. На страницах «Известий» Стеллецкий доказывал, что «очередной задачей переизбранных пролетарских жилтовариществ старых домов в Москве должно быть тщательное, в кровных интересах науки и реальной жизни, обследование подвалов и погребов».
Незадолго до появления этой статьи под лестницей старинного дворца в Хоромном тупике, принадлежавшего до революции князю Юсупову, в замурованной снаружи каменной нише были неожиданно найдены большие ценности.
Служившие когда-то в этом дворце уборщица и дворник обратили внимание на исчезновение ниши, заменявшей им раньше шкаф для хранения метел и швабр. Она была заделана кирпичом и выкрашена в такой же цвет, как и вся стена. Когда кирпичи разобрали, за ними оказался сундучок с изделиями из золота и серебра. Там же была найдена и редчайшая скрипка работы Страдивариуса, переданная потом в Московскую консерваторию.
Узнав об этом, Стеллецкий тщательно обследовал все подземные помещения дворца, но там больше
