— Я все слышала, — сказала она. — И слышала твое обещание, господин.
Странное дело, девушка изменилась. В ее голосе уже не было услужливости, а лицо утратило выражение дерзкой невинности. На этот раз я внимательно разглядел ее и увидел мягкие черты, изящный нос и маленькие губы. Это было прекрасное лицо, и трудно было поверить, что оно принадлежит рабыне.
Впрочем, времени на долгие раздумья у меня не было, потому что девушка отпрянула, встали на цыпочки и подняла руку, украшенную серебряными браслетами. А потом закатила мне пощечину.
Звук ее эхом прокатился по темной комнате. Потеряв равновесие, я упал на ложе и сидел, таращась на девушку в полном остолбенении. В эту минуту в голове моей кружилась хаотическая масса мыслей и догадок.
«Это посланница людей Цирцеи, — говорил я себе. — Она услышала, как я даю обещание… С их стороны разумно действовать быстро. Фронтис не ждет вестей от них, пока меня не разместят в храме. Теперь их ход — быстро, пока он ничего не подозревает. Только с какой целью?»
Щека моя горела. Я опустил руку, которой машинально коснулся больного места, и тут разум мой совершенно отказался работать, потому что я увидел ладонь девушки.
Двигаясь как автомат, я вновь коснулся своей щеки и увидел оставшуюся на пальцах темную краску.
Я посмотрел на девушку — она с ужасом вглядывалась в мое лицо Потом повернула ладонь, которой меня ударила, и оба мы уставились на розовую кожу в том месте, где пот со стиснутой ладони размазал черный пигмент.
Глаза девушки вновь встретились с моими и широко раскрылись от страха и растерянности. Я молниеносно схватил нубийку за руку пониже серебряного браслета и потер ее вспотевшую ладонь. Под моими пальцами черная кожа сменила окраску на светло-розовую.
Не выпуская ее запястья, я потер свою щеку, стирая темный краситель, оставшийся после удара. Глаза девушки смотрели на меня, она учащенно дышала, но ничего не говорила.
— И долго ты еще намерена молчать? Она глубоко вздохнула.
— Я… я не знаю, господин, о чем ты. Я просто…
— Ты подслушала мой договор с Фронтисом, — резко бросил я, — и вошла, чтобы отомстить, если получится. Что ты собиралась сделать? Выманить меня отсюда и столкнуть со стены, когда представится случай? — Я сделал паузу, а когда в глазах девушки появилась надежда, что я закончил, неторопливо добавил: — Может, ты собиралась сказать мне, кто ты такая на самом деле?
Она безуспешно пыталась освободить руку.
— Пусти меня, — прошипела она. — Я не знаю, о чем ты говоришь.
Это была рискованная игра. Мне было нечего терять, а выиграть я мог многое, к тому же какой-то инстинкт подсказывал мне, что я прав.
— Ты молодая Цирцея, — сказал я.
Глаза ее лихорадочно искали встречи с моими, в надежде увидеть в них неуверенность. Чем дольше она тянула с возражениями, тем крепче я утверждался в своей догадке.
— Ты не могла избегнуть жертвенного алтаря без помощи кого-то из храма, — продолжал я. — Это ясно. А раз тебя, несмотря на все усилия, не нашли в городе, логично предположить, что тебя там и не было. Ты все время находилась здесь, у них под носом… с тем, кто помогал тебе с самого начала. Лучшее укрытие — это пещера льва, и ты ее нашла. Кто тебе помогал?
Она покачала головой в тюрбане.
— Я не Цирцея! Это неправда! О, пусти меня, пусти меня, господин! — В голосе девушки звучали истерические нотки, и я заметил слезы в уголках ее глаз.
— Осторожнее, девушка! — предостерег я ее. — Помни, что краска мажется, когда намокает.
Она перестала вырываться и удивленно посмотрела на меня.
— Какое это теперь имеет значение? — тихо спросила она с отчаяньем в голосе. — Или ты не собираешься выдавать меня?
Я заколебался. Конечно, обещание обещанием, однако…
— Подойди, — оказал я. — Садись. Нет, сюда! — Я рассмеялся и опустился на ложе, потянув девушку за собой так стремительно, что она упала мне на колени. Это походило на любовные объятия, однако рука моя крепко держала ее запястье. Я знал, что если отпущу девушку, то никогда больше не увижу ее такой, какую мог бы наверняка опознать в будущем. И еще я не был уверен, на какой стороне буду играть дальше.
— Не вырывайся, — сказал я, — ничего с тобой не случится. Теперь мы можем поговорить, не вызывая подозрений, если вернется Фронтис. А разговор у нас будет долгим, моя милая. Как мне звать тебя? Цирцея? Или у тебя есть свое имя?
— Меня зовут… Киан, — ответила она. Девушка лежала в моих объятиях совершенно неподвижно и смотрела снизу вверх серьезными, блестящими глазами цвета лесного ручья под солнцем, обрамленными ресницами, отбрасывавшими на щеки бархатную тень. Я пытался представить ее без темной краски на коже, помня, что говорил о ней Панир.
— Киан? — повторил я. — Хорошо, а теперь расскажи мне свою историю, да побыстрее, пока не вернулся Фронтис. Как тебе удалось избежать жертвенного алтаря? Кто тебе помогал? Есть ли здесь кто- нибудь, кому ты можешь доверять?
— Только не тебе! — крикнула она, и в глазах ее вспыхнули огоньки. Я… я не знаю, кому могла бы довериться. Я слышала, как ты обещал меня выдать и… тут же пришла просить тебя о помощи, несмотря на то, что ты сказал жрецу.
— Ты просишь довольно сильно, — сказал я, растирая щеку.
Она повернулась ко мне боком.
— Ну… оказалось, что я не могу унизиться до просьбы. Вместо того чтобы упасть перед тобой на колени… мысль об этом, сознание того, что ты обещал меня выдать… А, будь что будет! Да, я дала тебе пощечину. Я уже три дня в храме и больше просто не могу. Мне все равно, что будет дальше!
Дрожь потрясла ее гибкое тело, покрашенное в черный цвет. Девушка глубоко дышала, прикусив нижнюю губу.
— Я скажу тебе, потому что вынуждена. Может, услышав мою историю… Но я не буду молить тебя о помощи! Меня освободил один из жрецов.
— Фронтис? — быстро спросил я.
Она отрицательно покачала головой.
— Не знаю. Во время жертвоприношения все жрецы выглядят одинаково. А я была в ужасе.
— Расскажи мне об этом.
— Я лежала на алтаре под золотой тканью и ждала… — Она говорила очень тихо; глаза ее беспокойно бегали, когда она возвращалась мысленно к тем страшным минутам. — Я слышала, как они идут, слышала музыку и пение, а потом кто-то в облачении жреца вышел из-за алтаря и развязал мои путы. Я была слишком ошеломлена, чтобы о чем-то спрашивать. Он прошел вместе со мной через небольшую дверь, а за ней уже ждала какая-то женщина с одеждой невольницы и кувшинчиком чернил. Никто не проронил ни слова. Еще до того как краска на мне высохла, за стеной поднялся шум, когда обнаружили пустой алтарь. Жрец, освободивший меня, исчез. Я думаю… — Она заколебалась. Нет, знаю наверняка, что он пошел привести на мое место другую девушку, невольницу. Они одели ее в мои одежды, и пустили слух, будто я мертва. Но сплетни в городе вроде нашего расходятся быстро.
Мне выделили отдельную комнату в помещении для невольниц. Восемь девушек обслуживают эти покои, где живут лишь самые высшие жрецы. Я услышала, что привели какого-то мужчину с Эи, и тут же прибежала, думая, что это, наверное, человек, проникший в храм, чтобы помочь мне. Но когда я услышала…
Она умолкла и изогнулась в моих объятьях так, что лицо ее оказалось против моего. Глаза ее смотрели необычайно серьезно.
— Скажи мне правду, — попросила она. — Давая обещание, ты собирался его выполнить? Я мог обмануть ее, но не стал.
— Да, — тихо ответил я. — Собирался. — Я прижал девушку к себе, крепко сжимая ее руку. — Я хочу
