— А неофициально? Станки-то новые.
— Конечно, трудность определенная имеется. Но у вас, я видел, есть еще неустановленное оборудование. Оно может оказаться некомплектным.
— Нужен акт авторитетной комиссии.
— Ну, зачем же отрывать занятых людей от дела? Вы и главный механик — этого вполне достаточно.
— Но на вашем письме тоже должны быть визы?
— Уговорить главного инженера нетрудно. Ему можно сказать, что мы дадим из списанного.
— Наш главный инженер, конечно, не кинозвезда, но он очень ценит свой автограф.
— Сколько вы хотите за один станок?
Да, конечно, Воловой — мужик не промах, это Мулерман угадал чутьем, но чтобы так брать с ближнего своего! Мулерман даже опешил:
— Вы имеете в виду наличными?
— К сожалению, я не имею своего счета в Глушковском отделении Госбанка.
— Но ведь я не для себя беру эти станки.
— Меня это не касается…
Гипертоники торговались долго. Но три новеньких станка Мулерман увозил из Курска пассажирской скоростью.
Такие же визиты нанес Мулерман на Пехорскую, на Сосновоборскую фабрики, на фабрику «Творец рабочий» и в ряд иных мест. К концу сентября техническое переоснащение мастерских завершено было полностью.
А Торчинский все это время энергично зондировал сырьевую базу. Он успел объехать несколько ближних колхозов и договорился о поставке шерсти на прядильные фабрики по спецзаказу мастерских. В ход опять-таки шли официальные слезные письма «в порядке исключения», «в порядке шефской помощи» людям, «страдающим тяжким недугом — психическим расстройством». И естественно — наличные суммы, выделенные из акционерной кассы.
На сегодня была назначена деловая встреча с представителями прядильной фабрики. Они будут делать для мастерских пряжу.
Деловая встреча состоялась в ресторане «Арагви». Мулерман, крупный знаток кавказской кухни, заказал столик заранее. Их встретил метрдотель, сухощавый черноволосый человек. Науму Львовичу он улыбнулся, как старому знакомому.
— Налево в зал попрошу, третий столик справа. Пожалуйте, проходите.
Торчинский поморщился:
— Эта ваша популярность мне не очень нравится. Вы же не киноартист Бернес…
— Бросьте ныть, — ответил Мулерман, — вам везде мерещатся агенты ОБХСС. Все идет прекрасно. А если мы будем себе отказывать в этом, — он щелкнул по карточке меню, — стоило ли регистрировать свое рождение?
И Наум Львович с наслаждением, как и подобает всякому гурману, стал выбирать закуски.
— Конечно, осетринка, соус сацибели, — нежно ворковал он, — сациви из индейки, белужий бочок, сулгуни — это на закуску. Ну и, конечно, шашлычок по-карски. Или лучше цыплята-табака?
— Мне все равно, — буркнул Торчинский, — я не Ротшильд.
— Если можно, — не слушая колкостей партнера, говорил Мулерман официантке, — две бутылочки армянского коньяка. Попросите для меня. — И он многозначительно похлопал официантку по руке. — А вы все цветете!
— Каждый ваш глупый комплимент официантке, — проворчал Торчинский, — это лишние пятьдесят копеек, приписанные к счету. Вы что, не знаете эту публику?
— Почему пятьдесят? — изумился Мулерман. — Мы не нищие. Набрасываю рубль!
— Я в этом не участвую.
— Слушайте, Торчинский, я давно все хотел спросить: зачем вам деньги?
— Это разговор не для ресторана.
— Нет, почему же? Здесь каждый занят собой, и нас никто не слушает. Ответьте мне: почему вы решили потихоньку грабить родное государство? Вы живете вдвоем с женой. У вас чудная квартира, вы имеете дачу, записанную, правда, на какую-то дальнюю родственницу. Вы не ходите по ресторанам, если только я вас не вытащу силой. Вы не увлекаетесь, сколько я знаю, женщинами. Про вас по крайней мере не скажешь: «Седина в бороду, а он пошел по городу». Так зачем же вам деньги?
— А вам?
— О, я вам скажу. Я не делаю и» этого тайны. Я, как вы знаете, люблю выпить и люблю закусить. Особенно после того, как я несколько лет посидел на строгой диете. Но много мне не надо. Я дал себе слово: сколотить миллион. Не пугайтесь, это на старые деньги. Я соберу, стало быть, сто тысяч новых гульденов и выхожу из игры. И даже не потребую компенсации за мое оборудование.
— Посмотрим.
— Я доставлю вам это удовольствие. Но вы не ответили на мой вопрос, Торчинский: зачем вам столько денег? На черный день? Или вы хотите обратить их в драгоценности? Ведь это очень рискованная операция.
Ответить Торчинскому не пришлось: к их столику направлялись поставщики сырья. Акционеры встретили их стоя. Торчинский представил гостей Мулерману: Стацюк — коммерческий директор фабрики, Соловьев— главный бухгалтер. Первую рюмку выпили за знакомство. Вторую и последующие — за успех дела, за здоровье простых тружеников лечебно-трудовых мастерских.
И если бы кто-то из сидевших за соседними столиками прислушался к их разговору, то он, собственно, так и понял бы, что вот собрались деловые люди, руководители кооперирующихся предприятий и ведут беседу на самые прозаические темы: о пряже, о шерсти, о тоннах, рублях, накладных, товарных ведомостях, вагонах, о внутренних резервах, ГОСТах и тому подобных сугубо производственных делах.
Фабрика недавно пустила в строй новое оборудование, и теперь создавались солидные резервы сверхплановой продукции. Именно за счет этих неучтенных резервов и решено было помочь (не исключая, конечно, и наличный расчет) больным тяжким недугом.
— За полное их выздоровление! — поднял рюмку главбух Соловьев.
— Это очень тяжелая болезнь, — искренне вздохнул Наум Львович, — от нее редко кому удается излечиться полностью. К тому же кто-то должен перерабатывать пряжу, которую вы нам любезно предоставляете. Я предлагаю выпить за здоровье нашего главного врача. Все в ее руках!
Окончательно обо всем договорились только тогда, когда опорожнили третью бутылку армянского.
— Для дорогих гостей, — торжественно сказал Наум Львович, — ставлю еще разгонную бутылку! Шампанского! — кинул он официантке. — И черный кофе.
Гости не стали ждать, пока подадут счет, распрощались раньше и отбыли. Торчинский на салфетке тайком подсчитывал понесенные убытки.
— Зачем было брать четыре бутылки воды? — ворчал он. — Одну даже не открывали.
— Не жмотничайте, Торчинский, — устало сказал Наум Львович.
У ресторана их терпеливо ждал мрачный юноша по имени Вадим, владелец собственной «Волги», который за определенную мзду оказывал Мулерману различные транспортные услуги.
— Ну что же, — сказал Мулерман, удобно усаживаясь на заднем сиденье, — будем считать, что дело сделано. Мы получаем из колхозов шерсть самого низкого качества. Из нее чисто шерстяной пряжи не сделаешь. Только полушерстяная. Стацюк и Соловьев дадут нам чистую шерсть.
Торчинский покосился на Вадима:
— Тсс… При нем не надо. И вообще лучше ездить в трамвае. Безопаснее.
— Вадим — могила, — уверял его Мулерман. — А платить буду ему по-прежнему я. Вас это не касается. Впрочем, можете пользоваться городским транспортом. Как хотите.
Через три месяца в лечебно-трудовых мастерских было поставлено вполне современное оборудование — 29 трикотажных машин, а на складе появилась пряжа стопроцентной шерсти и тонны шерсти высокого качества. Больные осваивали новые виды продукции — рейтузы, платки и самые модные шарфы — мохеры.
