Отчасти это было объяснимо. Когда противник шел к Москве, все внимание сосредоточивалось на том, чтобы не допустить его в воздушное пространство города. В такие моменты оборона второстепенных по важности объектов оставалась как бы в тени. Этим психологическим обстоятельством порой и пользовались фашистские летчики. Впрочем, без особого успеха.
Все эти факты вызвали серьезное беспокойство руководителей партии и правительства. Государственный Комитет Обороны потребовал расследовать их и принять меры для предотвращения подобных ошибок.
Была создана правительственная комиссия и для проверки нашей работы. Она детально изучала деятельность штаба, политотдела, частей. Наконец проверка закончилась. Итоги ее должны были рассматриваться на заседании Государственного Комитета Обороны 5 апреля 1942 года.
Открыв заседание, И. В. Сталин попросил А. С. Щербакова прочитать выводы. 'Что-то тут сказано о нашей работе?' - с тревогой думал я, слушая докладчика. Но по мере того как А. С. Щербаков читал, успокаивался. К нам, руководителям Московской противовоздушной обороны, к нашему штабу и частям, комиссия больших претензий не имела. Зато действия людей, ответственных за оборону объектов, разрушенных вражеской авиацией в других районах страны, были подвергнуты серьезной критике.
Помнится, обсуждение выводов комиссии длилось довольно долго. А потом И. В. Сталин, подводя итоги, сказал, что в предвидении трудного для наших Вооруженных Сил лета 1942 года необходимо принять меры к усилению Войск ПВО страны, и в первую очередь к дальнейшему укреплению противовоздушной обороны столицы. Он предложил преобразовать Московский корпусной район ПВО в Московский фронт противовоздушной обороны, а также создать Ленинградскую и Бакинскую армии ПВО.
Это предложение было для нас неожиданным. В истории Советских Вооруженных Сил еще не было фронтового объединения ПВО. Однако такая реорганизация обещала много положительного. Создание Военного совета и других органов управления фронта позволяло усилить руководство большим количеством сил и средств, выделенных для противовоздушной обороны Москвы.
- Думаю, что этот фронт будет стоить любого другого, - сказал Верховный Главнокомандующий, обосновывая свое предложение о реорганизации Московской противовоздушной обороны.
Командование фронтом по предложению И. В. Сталина было поручено мне (осенью 1941 года мне присвоили звание генерал-лейтенанта артиллерии). Членом Военного совета был назначен Николай Федорович Гритчин (он также получил новое воинское звание - бригадный комиссар), начальником штаба фронта стал полковник Михаил Григорьевич Гиршович. Тогда же председатель Моссовета Василий Прохорович Пронин стал членом Военного совета нашего фронта. Первым заместителем командующего фронтом был утвержден генерал-майор артиллерии Антон Владимирович Герасимов (ныне генерал- полковник артиллерии).
Его кандидатуру на этот пост выдвинул И. В. Сталин. Когда речь зашла о назначениях, он спросил:
- А где у нас сейчас Герасимов?
Услышав, что Антон Владимирович командует одним из дивизионных районов ПВО, Верховный Главнокомандующий сказал:
- Вот вам и заместитель, товарищ Журавлев.
До службы в наших войсках Антон Владимирович Герасимов прошел большую жизненную школу. Ему довелось близко познакомиться с немецким фашизмом еще до Великой Отечественной войны, находясь на военно-дипломатической работе в Берлине. Человек весьма эрудированный, культурный, до педантичности аккуратный, он пользовался непререкаемым авторитетом в управлении фронта и в войсках. Антон Владимирович очень много сделал для совершенствования управления и внедрения подлинной штабной культуры.
Когда на заседании Государственного Комитета Обороны принималось решение о создании Московского фронта ПВО, И. В. Сталин спросил, сколько нам потребуется еще сил и средств, чтобы сделать противовоздушную оборону столицы полностью непроницаемой для авиации противника. Вопрос этот был для меня несколько неожиданным.
У себя в штабе мы, конечно, не раз обсуждали возможности наших войск, скрупулезно рассматривали различные варианты вражеских воздушных налетов на Москву. Было совершенно точно подсчитано, какое количество орудий, пулеметов, прожекторов, аэростатов, постов ВНОС, локаторов необходимо иметь, чтобы сорвать любую попытку врага прорваться к Москве. Для обоснования цифр, определяющих наши потребности в технике, приводилось такое соображение: зенитных орудий должно быть столько, чтобы они могли воздействовать огнем на каждую цель достаточно длительное время и наверняка уничтожить ее. Соответствующим образом было определено необходимое количество самолетов, прожекторов и другой боевой техники. Но эти цифры были настолько велики, что мы тогда не решались ставить перед ГКО вопрос о выделении такого количества сил и средств.
Однако, чувствуя, что члены Государственного Комитета Обороны очень серьезно озабочены обеспечением полной безопасности Москвы, я решил раскрыть наши выкладки, благо они крепко держались в памяти. Оказалось, что такие запросы никого не удивили.
Сталин предложил утвердить нашу заявку. Вскоре решение ГКО воплотилось в приказ Наркома обороны, в распоряжения Генштаба, в наряды Главного артиллерийского управления, ведавшего обеспечением войск техникой, оружием, боеприпасами. Это позволило нам приступить к формированию новых частей.
Решением ГКО было определено, что в составе Московского фронта ПВО зенитная артиллерия должна быть увеличена на пять стоорудийных полков. Три из них, вооруженные 85-мм зенитными пушками (1201, 1202 и 1203-й), предписывалось сформировать к 1 мая, а два полка (1204-й и 1205-й), вооруженные пушками малого калибра, - к 1 июня 1942 года.
На три новых полка увеличивались прожекторные части. Нам нужно было сформировать 30-й прожекторный полк к 1 мая, 31-й полк - к 1 июня и 32-й полк - к 15 июня. Каждый из них - в составе 144 прожекторных станций.
Нас обязали сформировать также два новых полка аэростатов заграждения, по 216 постов в каждом. При этом 13-й полк аэростатов заграждения должен был начать боевую службу с 1 мая, а 14-й - с 1 июня 1942 года.
К имевшемуся у нас зенитно-пулеметному полку добавлялось еще два (20-й и 21-й), вооруженных крупнокалиберными пулеметными установками.
Нетрудно понять, что оборонной промышленности пришлось крепко поработать, чтобы выполнить задание Государственного Комитета Обороны. Зато мы получили такую силу, которую не смог бы сломить никакой враг. 'Вот если бы все это было у нас в 1941 году, - думалось мне, - тогда мы имели бы реальную возможность не допустить к Москве ни одного самолета противника!'
Мы понимали, что, выделяя для Московской противовоздушной обороны такое количество новых сил и средств, партия и правительство возлагают на нас еще большую ответственность за безопасность столицы.
От работников штаба и политуправления решение повой задачи потребовало больших усилий. Достаточно сказать, что только для укомплектования новых подразделений начальствующим составом необходимо было подготовить 175 командиров батарей и рот, около 2000 младших командиров. Пришлось создавать курсы, проводить учебные сборы. Политуправлению фронта (его возглавлял тогда полковой комиссар С. С. Новаев) нужно было решать вопрос о выдвижении в новые части наиболее подготовленных политработников.
При формировании новых частей мы столкнулись и с такой трудностью. В новых подразделениях комсомольские организации оказались чуть ли не малочисленнее, чем партийные. Дело в том, что в качестве пополнения к нам пришли люди старших возрастов. И это естественно: молодежь направлялась в действующую армию. Работать с таким пополнением было, конечно, сложнее: и сноровка у людей уже не та, да и уровень общеобразовательной подготовки значительно ниже, чем у молодежи. Но нужно отдать должное воинам нового пополнения. Все они были людьми мастеровыми, с богатым жизненным опытом, очень добросовестные, аккуратные.
В течение второго года войны личный состав наших войск значительно обновился и по другой причине. Как я уже говорил, в наши части влились женщины. Кроме того, по требованию Генерального штаба, санкционированному Ставкой, мы отправили на фронты 14634 рядовых и младших командира - людей
