произнес:
— А впрочем, Вы вполне разумный человек и сами все знаете лучше меня. Я могу только помочь Вам, — о последних словах можно было лишь догадаться по движению губ Макса.
Господин Рандлер кивнул и закрыл глаза, оставив Макса размышлять о том, какое действие произвело на него последнее заявление Макса. Выходя из палаты больного, Макс невольно обернулся и поймал на себе ничего не выражающий взгляд господина Рандлера.
Вторую половину дня Макс напряженно размышлял о том, как ему поступить. Внутренний диалог не прекращался ни на минуту. Он машинально проделывал свою работу, доведенную до автоматизма и потому не требующую особого внимания.
«А если это ловушка? Все подстроено? Рандлер сговорился с Дарреллом меня подставить. Зачем? Кто я такой, чтобы кому-то было интересно подставлять меня! У стариков, тем более умирающих, такие странные причуды. Да… очень странные… Как же, помню, того идиота; каждое утро он заставлял сестру Элизабет петь военные марши. Издевался, придурок. Бедная плакала. Марк Рандлер, на смертном одре решил позабавиться. Все возможно. Посмотреть, как за деньги, дурачок поможет ему отправиться на тот свет. А потом просидит остаток жизни в тюрьме. Забавно, наверное, наблюдать за тем, как человек превращается в послушную марионетку.»
Ближе к вечеру Макс окончательно решил про себя, что он не поддастся на уговоры господина Рандлера. «Пусть он сам, как-нибудь разбирается со своей кончиной и счетами с Господом Богом. Я ему в этом деле не помощник. И с чего я стал колебаться? Спрашивается?», — тут же, без всякой подсказки, лишь укорив себя за неискренность, сам себе и ответил: — «Как же! Как же! Деньги! Всегда только деньги лежат в основании поступков. Разбери любой, самый непонятный и вздорный поступок и что ты обнаружишь? Все те же деньги! Как говорят французы? Глупые, тщеславные, хвастливые французы — ищите женщину! Как бы не так. Женщину искать не нужно, она сама найдется, и будет умирать от желания быть с тобой. Но только в том случае, если у тебя есть деньги. Она придумает тебе массу достоинств, и заставит самого тебя поверить в них».
Макс наткнулся на шедшую ему навстречу сестру Элизабет; очнулся, внимательно, как в первый раз, оглядел ее с головы до ног. Под его пристальным взглядом сестра стала потихоньку заливаться краской и заметно прибавила шагу. Макс обернулся ей в след. «И эта цыпочка, которая корчит из себя недотрогу, сразу бы подобрела».
Макс зашел в палату господина Рандлера, не зная еще, как он поступит. Взгляд его был жадно устремлен на господина Рандлера. Марк Рандлер лежал на кровати, вытянувшись во весь рост, безучастный ко всему. Услышав шаги вошедшего, он медленно открыл глаза.
— Ну, как у нас настроение, получше? — бодро, скороговоркой выпалил Макс, — А я слышал Вас днем родные навещали. Сестричка сказала мне, что приходила ваша дочь, — он сделал паузу в надежде, что Марк его поправит, но не дождавшись реакции, продолжил, — ей показалось, что это была ваша дочь, выглядела сногсшибательно, и такая заботливая. А у Вас такие мрачные мысли. Как можно! О Вас беспокоятся, о Вас заботятся, а Вам все равно, странно даже.
— Никакая она мне не дочь, — глухо, с усилием выговорил господин Рандлер, — и Вы знаете это не хуже меня. И почему люди врут, даже когда от этого им нет никакой пользы. Сейчас скажите, что не читаете желтую прессу. В ней смаковали мой последний брак около полугода. Не знаю, что говорят обо мне ваши сестрички, но Вам я скажу правду. Эта женщина больше всех остальных заинтересована в моей смерти. Она уверена, что последнее завещание я составил в ее пользу. Не сомневаюсь, что я, а также и Вы, раз приставлены ко мне, будем иметь удовольствие, видеть ее каждый день… Она самолично хочет видеть, как жизненные силы покинут меня, — помолчав, Марк продолжил, — я становлюсь сентиментальным. Даже перестал ругаться, как прежде. А Вы удивляетесь, почему я хочу разом со всем покончить. У меня осталось слишком мало сил, чтобы обнаружить в моем теперешнем состоянии, что женщина, которую я любил, — Марк закрыл глаза и прикусил нижнюю губу, — и которой верил, с такой жадностью и откровенностью ждет моей смерти. Я не могу…, - Марк замолк, закрыл глаза, — Я не могу больше терзаться мыслью, что никто, слышите никто не пожалеет обо мне, когда я отправляюсь прямиком в ад.
Макс не отвечал. Он лихорадочно размышлял над конкретным вопросом: захочет ли Марк Рандлер уйти в мир иной сегодня ночью или нет. Рандлеру хотелось выговориться, быть выслушанным посторонним человеком, перед котором можно было не стесняться и вывернуть наизнанку, почерневшую за многие годы страшной жизни, душу. Макс слушал и наматывал себе на ус. Господин Рандлер совершенно точно знал, что попадет в ад, и для этого у него были основания. За время своей бурной жизни он загубил стольких честных и не очень честных людей, что образы особенно обиженных им, время от времени посещали его. С тех пор, как он заболел, возможность искупить хоть малую толику вины, не давала ему покоя. Он стал известным филантропом и благотворителем, пожертвовав на всякие «богоугодные» дела, как называли их деятели, исполнявшие его волю, громадные суммы. Но легче ему не стало, ни физически, ни морально. Когда он, наконец, понял, с большим опозданием, что невозможно купить за деньги душевный покой, то ударился во все тяжкие. Стал еще большим богохульником и развратником чем прежде, промотав остатки физического здоровья. Оказавшись на краю могилы, он и тут захотел воспользоваться преимуществами, предоставляемыми деньгами. Он решил ускорить и по возможности облегчить себе переход в мир иной. Рассказывая ужасные подробности своего скрытого от посторонних глаз существования, господин Рандлер испытывал почти физическое удовольствие от наблюдаемой им смены эмоционального состояния Макса. «Глупенький молокосос», как называл его про себя господин Рандлер, пережил шок, после очередного откровения умирающего старика. Макс и подумать не мог, что такой благообразный, всеми почитаемый и почти легендарный старик, жил в нравственной грязи, ни с чем несравнимой. Он уже мало сомневался в том, каким образом поступит, если Марк Рандлер не откажется от мысли воспользоваться его услугами. Как назло, или, скорее всего, чтобы помучить его еще, Марк ни словом не обмолвился о своей утренней просьбе. И судя по всем внешним признакам, старику стало лучше, что несказанно удивило Макса, знающего во всех подробностях историю болезни господина Рандлера. Пристально взглянув на замолчавшего больного, он сделал ему инъекцию, предписанную врачом, пожелал спокойной ночи и, не дождавшись ответа, вышел.
На следующий день Макс удивился еще более, войдя в палату господина Рандлера. Старик полусидел на кровати, опираясь на высокие подушки, и безмятежно улыбался. Господин Рандлер походил еще на больного, очень больного человека, но маска смерти сошла с его лица. Губы двигались и чуть порозовели, глаза вновь стали живыми и пронзительными. Недоумевая по поводу разительной перемены, Макс решил подождать, надеясь получить разъяснения от самого Марка Рандлера. В голову шли совершенно безумные мысли о связях господина Рандлера с нечистой силой, позволяющие ему легко переходить из предсмертного состояния в состояние удовлетворительное.
— Вижу по вашему виду, дорогой Макс, что не ожидали застать меня бодрым и почти веселым. Я угадал, хе-хе. Что ж тут сложного угадать. Ничего тут сложного нет. Напротив, все очень просто, а особенно с Вами, дорогой Макс. У вас все чувства, сразу же отражаются на вашей физиономии. За то и ценит Вас доктор Даррелл. Он говорил мне о Вас. «Этот парень, настоящее сокровище. Ты всегда будешь знать о чем он думает». Теперь я вижу, что доктор Даррелл, мой старинный друг, — при этих словах на лице у господина Рандлера появилась кривая ухмылка, — не соврал. Когда Вы улыбаетесь и думаете про себя, что-то вроде: «Скорее бы черти унесли этого старикашку», — мне всегда понятен, ход ваших размышлений.
Макса передернуло. Он не ответил; деловито приступил к процедурам, тайком наблюдая за господином Рандлером. Его, казалось, гораздо меньше заботили все унизительные подробности производимых Максом манипуляций. Господин Рандлер отсутствовал, он размышлял о чем-то, по всей вероятности, приятном, потому что на губах его блуждала рассеянная, забытая им улыбка. Макс внезапно почувствовал себя рабом, ублажающим знатного римского патриция в термах. Ему захотелось вернуть господина Рандлера в прежнее зависимое от него Макса и потому униженное состояние. Он нарочно сделал ему больно. Марк поморщился и поднял на него глаза.
— Ну вот, кажется, закончили и Вы уже вполне можете делать некоторые вещи сами, — Макс намеренно был груб.
— Ах, мы можем кусаться, у нас уже прорезались зубки и при случае, мы не упустим своего. Да, мой хороший? Умираете от желания узнать, что так перевернуло старика, что он ожил, восстал из мертвых, как Лазарь. Так и быть Макс, я покажу Вам кое-что. Вот так-то. Теперь уж я не помру, совершенно в этом
