посмотрел на меня, а потом захохотал, аж прикрыв от удовольствия глаза.
Я тоже не смогла удержаться от смеха: настолько все это было забавно. Тоже мне — любитель кулинарных анекдотов с партийным прошлым и настоящим.
— Про себя, что ли, рассказываешь? — вдруг прозвучал над нами холодный женский голос.
Я обернулась.
Татьяна Юрьевна высилась надо мной, как древнеримская Фурия — богиня мщения. Впрочем, нельзя сказать, что на ее сухом вытянутом лице был написан гнев. Скорее какое-то брезгливое, холодное недоумение.
Геннадий Иванович съежился, как мальчишка, которого застали за поеданием варенья из секретных фондов бабушки. Будущий губернатор… да он будет править губернией, а им самим будет править вот эта треска маринованная, или какие там еще рыбные блюда существуют!
— Тебе не кажется, Геннадий Иванович, что нам уже пора? — вопросила она. — Похоже, ты запамятовал, что завтра у тебя по графику несколько важных встреч в рамках предвыборной кампании?
— Н-нет, — окончательно стушевавшись, проговорил тот.
…А как хорохорился, когда сидел за столом, а жена с каменной маской великого египетского Сфинкса на лице сидела рядом! Словно и не замечал ее! А тут две фразы — и полный дефолт.
Неожиданно Татьяна Юрьевна повернулась ко мне.
— Евгения Максимовна, — произнесла она тоном, в котором от свежезамороженной рыбы оказалось не так уж много, можно сказать, что проглянуло даже что-то человеческое. — Евгения Максимовна, я присматривалась к вам, и думаю, что вы очень достойная кандидатура. Дело в том, что у нас есть хорошее предложение для вас.
— Простите? — с трудом скрыв некоторое недоумение, отозвалась я.
— Мне не хотелось бы говорить сегодня: обстановка не соответствует. Да и Геннадий Иванович, откровенно говоря, не в норме.
Геннадий Иванович действительно был не в норме, потому что, когда он попытался подняться на ноги, его неумолимо занесло куда-то в сторону, и он вне, всякого сомнения, упал бы всем телом на стол, если бы его не подхватил рослый телохранитель.
«Что же они дают ему так нажираться в избирательную кампанию», — промелькнуло у меня в голове. Или кто-то нарочно его подпоил?
Я посмотрела в ту сторону, где еще недавно сидел Алексей Павлович, но серый человек с лицом и взглядом маститого партийного функционера уже ушел. Тихо и незаметно.
Как будто его и не было.
В этот момент из полумрака на меня вынырнул Самсон Головин. Он был сильно навеселе, рубашка расстегнута, галстук сбился набок, пиджак он и вовсе снял. Его гладко выбритый череп был разрисован губной помадой. В руках он держал винтовку.
Несмотря на то что винтовка была пневматической, Геннадий Иванович отшатнулся, как нервный черт от некондиционного ладана, пробормотал что-то нечленораздельное и, перегнувшись через руки телохранителя, ткнулся-таки лбом в поверхность стола, перевернув при этом прибор с обглоданными фрагментами скелета курицы.
— Я требую оформления шенгенской визы… — донеслось до меня. — А меня обокрали… собака с милицией приходила…
— Женька! — гаркнул Головин мне в самое ухо. — Пошли стрелять в тир! Я там поспорил на сто баксов, что ты легко обстреляешь одного хмыря! Он там выдает себя за бывшего члена олимпийской сборной России по стендовой стрельбе… и почему-то по бобслею!
Я поморщилась:
— Извини, Самсон, я сегодня не в форме. Хандрю, однако. Так что в следующий раз.
— Значит, завтра?
— Значит, завтра.
— Ты что, уезжаешь?
— Да, мне пора. Еще раз мои наилучшие пожелания.
— Распорядиться, чтобы тебя отвезли домой? — галантно осведомился Головин, которого, по всей видимости, мой безвременный отъезд с места торжества не очень огорчил.
— Да нет, я сама.
Так получилось, что из клуба я выходила вместе с Геннадием Ивановичем и его бесценной супругой. Хотя вместе — это громко сказано, потому что их попросту замкнули в кольцо несколько рослых детин, напрочь отрезав доступ к ним всех проявлений внешнего мира.
Надо сказать, делалось это довольно бестолково, потому что, насколько я могла заметить, высоко- классный киллер без труда нашел бы брешь в их геометрических построениях. Проще говоря, достал бы Турунтаева.
Спускаясь по лестнице клуба, я зацепилась за одного из неподвижно стоявших на ступеньке охранников, деловито выставившего вперед нижнюю конечность, и, споткнувшись, едва не полетела вниз, на тронутую вечерним мартовским морозцем землю.
Возможно, тут сыграло свою роль то обстоятельство, что я особо не стеснялась в употреблении спиртных напитков, причем неразумно смешала вино, шампанское и даже немного водки. Хотя я обычно предпочитаю водку не употреблять.
Правда, уже у самого асфальта мне удалось ухватиться рукой за изящный фигурный держак фонаря, но это только замедлило и смягчило падение, но вовсе не избавило меня от самого факта.
— Черрт!
Охранники Турунтаева повели себя так, словно никакой Жени Охотниковой нет и не было и что она не упала с лестницы благодаря одному из коллег, который расставил свои ноги где не надо. Зато сам Геннадий Иванович, несмотря на то что был определенно пьян куда существенней меня, услышал мой вскрик и, пренебрегая всеми правилами безопасности, оттолкнул своего телохранителя и бросился меня поднимать.
Пострадавший от кандидата в губернаторы верзила потер ушибленный бок и последовал за своим не в меру прытким боссом.
От момента моего падения до того, как Турунтаев очутился возле меня, прошло не более трех секунд.
— Благодарю вас, Геннадий Иванович, — пробормотала я. — Можете считать, что ваш рейтинг повысился еще на одну тысячную процента.
— Правда? — с не оставившей его и в этот момент самодовольностью спросил он, и его руки — вероятно, от переизбытка чувств в связи с неслыханным повышением рейтинга — дрогнули и выпустили меня.
Этого я не ожидала и вписалась носом прямехонько в мостовую. Мое счастье, что натренированные за многие годы рефлексы развернули мое тело, сжав его в комок напрягшихся мускулов (хотя это и не по женской части), и удар пришелся на бок.
Впрочем, и это было достаточно больно.
Я проскрежетала проклятие — лучше бы этот деятель вообще меня не трогал! — и, слыша за спиной сконфуженное бормотание Турунтаева, подняла голову.
И наткнулась взглядом на черную дверцу машины.
Но не это привлекло мое внимание, несмотря на то что дверца принадлежала «Линкольну», на котором привезли кандидата в губернаторы.
Под днищем машины четко вырисовывались контуры какого-то предмета.
Предмет лежал прямо на земле, за левым задним колесом, и был расположен так удачно, что обнаружить его можно было, лишь наклонившись к самой земле и заглянув за колесо.
Так, как это невольно вышло у меня.
Я медленно поднялась с земли и, угрюмо взглянув на виновато потупившегося Геннадия Ивановича, которого немедленно заключили в кольцо охранники, открыла было рот — и тут увидела, что один из
