странная реликвия установлена на высоком мысу в Тукуче и вентиляторы аэроглиссера вращаются на ветру, проносящемся по Большой щели.
...Во время пути назад до Покхары — свыше ста километров по трудным горным дорогам — у меня было достаточно времени подумать обо всем увиденном и пережитом.
Три наших аэроглиссера прошли в общей сложности тысячу восемьсот километров по девяти рекам Непала. Количество перекатов и порогов не поддается учету. Нам, правда, не удалось пройти по всему течению Гандака, а пещерные селения в верховьях реки не открыли нам своей тайны. Но я смог все-таки осуществить свой замысел: пересечь Гималаи не пешком, как раньше, а по голубым жилкам рек. Люди, принимавшие нас за безумцев, имели к этому все основания. Поистине надо было отбросить благоразумие, чтобы подвергать себя такому риску ради осуществления зыбкой мечты.
Но я оказался прав: идея пересечения Гималаев на судне по горным рекам осуществима.
...Воспоминания — вещь хорошая, но пора возвращаться в Заскар, где мы сделали небольшую остановку по дороге к крепости Зангла.
Князья Зангла
Пройдя несколько сот метров от моста вниз по течению реки, мы вышли на прибрежный луг, и я заметил сотни углублений, вырытых в земле. Это была вторая и, судя по количеству «ванн», самая крупная водолечебница Заскара. Вдали виднелись развалины здания, наверное, бывшие «термы».
Тропа тянулась по самой кромке берега. Мы прошли вдоль пенящейся реки несколько километров и оказались у каменистого русла потока, который вырывался из глубокого ущелья. У входа в ущелье торчала крутая скала высотой около двухсот метров. На ее вершине, у самого обрыва, стояла крепость — бывшая резиденция князей Зангла.
Мы перешли вброд ледяную речонку и ступили на пустынную равнину, где стояли длинная молитвенная стена и чхортен. Затем начались первые зеленые поля Зангла, деревни, состоящей из сорока больших и двадцати восьми маленьких домов.
Меня волновала проблема ночлега. В душе я тайно надеялся остановиться в доме князя, но не мог же я пригласить туда сам себя! Я был уверен, что князь обитает в своем «дворце», но Лобсанг уверил меня, что на самом деле он принадлежит сыну князя, тому молодому человеку, с которым мы столкнулись в долине Суру. Старый князь жил в «малом дворце» — в княжеском эквиваленте малого дома отошедших от дел стариков родителей. Итак, обычаю следовали и князья — они отдавали дом старшему сыну, когда тот обзаводился семьей.
— Надо навестить князя, — сказал Лобсанг, — может быть, он пригласит нас к себе...
И исчез, поручив мой багаж юному погонщику ослов. Тем временем я решил осмотреть деревню и по узким улочкам поднялся до большого бассейна, от которого во все стороны разбегались ирригационные каналы. Благодаря воде Зангла превратился в оазис, прилепившийся к обнаженному склону громадной горы, на одной из вершин которой находилась древняя крепость. Южнее крепости, отрезанные от Зангла бурным водным потоком, стояли несколько зданий, где жили монахи. А еще дальше начиналось узкое ущелье, в котором исчезали ревущие пенистые воды Заскара.
Я еще не успел отдохнуть после прогулки, как прибежал запыхавшийся Лобсанг с известием, что князь ждет меня.
Первым делом мной был извлечен из тюка с вещами парадный шарф из белой хлопковой ткани. По традиции такие шарфы следует дарить каждому встреченному высокопоставленному лицу. Среди запаса подарков имелись и красивые серебряные [115] ручки. Захватив с собой одну из них, поспешил вслед за Лобсангом в «малый дворец» князя Зангла.
Это было прямоугольное здание, ничем не отличавшееся от большинства больших зданий деревни. Я проник внутрь через низкую дверь, ведущую в хлев. Оттуда по каменной лестнице мы поднялись во внутренний дворик, над одной из стен которого крыша образовывала навес; в трех остальных стенах виднелось несколько небольших деревянных дверей. Лестница упиралась в три двери-окна, выходивших на лоджию, нависавшую над патио.
Четыре крохотные тибетские собачки с золотистой короткой шерстью встретили меня неистовым лаем. Во дворе сидели две девушки пятнадцати или шестнадцати лет. Одна из них была совершенно очаровательна. Их головки венчали шапки, похожие на чепцы голландок. На плечи поверх платьев винного цвета были наброшены темно-синие плащи. Они успокоили собак. Тут же из комнаты появилась женщина. Несмотря на заносчивый вид, ее можно было бы назвать красивой, если бы лицо ее не портил торчащий неровный зуб. Она молча указала на низенькую дверцу напротив лоджии. Я прошел в дверь, согнувшись пополам. За мной последовали Лобсанг и собачки.
Почти весь пол крохотной комнаты занимало невысокое возвышение, покрытое оранжевым с синим рисунком ковром; свет в помещение проникал через единственное узенькое застекленное окно. Я впервые видел стекло с момента отъезда из Каргила. В углу сидел старец, в одежде винно-красного цвета, с шерстяной шапочкой на голове. Это и был его высочество Сонам Тхондупде, князь Зангла. Я склонился перед ним и положил у его ног белый шарф, слегка смущенный тем, что мне не удалось найти подарок лучшего качества. Старец улыбнулся и пригласил меня сесть рядом, на ковер. Я тут же скинул обувь и влез на возвышение, перед которым стояло несколько низеньких прямоугольных столиков, больше похожих на скамеечки.
Князь подал знак Лобсангу присоединиться к нам, позвал со двора одну из девочек и попросил принести чай. У нее были румяные щеки, и она с откровенным любопытством разглядывала мое «европейское лицо».
Не зная, что я владею тибетским, князь попросил Лобсанга извинить его — он еще не закончил религиозную церемонию, которую прервал наш приход. На одном из столиков стоял большой тазик из кованой меди, наполовину наполненный водой. В тазике высился серебряный треножник, а на нем — медный кипятильник, украшенный серебряными нитями. Рядом, на том же столике, находились изготовленные из серебра небольшая чашечка, чайная ложечка и полированный диск; в стороне лежала кучка горошин.
Бормоча молитвы, князь налил несколько капель воды в кипятильник и чашку, куда бросил горошины. Затем набрал воды в ложечку и начертал таинственные знаки на серебряном [116] зеркале, не прерывая молитв. Ритуал продолжался около получаса. Испытывая некоторое чувство неловкости, я тем не менее исподтишка разглядывал лицо князя. На нем были роговые очки. Щеки немного обвисли, а во рту не хватало зубов. Его облик напоминал мне типичного европейского дедулю. Религиозная сосредоточенность ничуть не меняла теплого выражения его симпатичного лица. Наконец он с глубоким вздохом оттолкнул от себя сложные ритуальные принадлежности и повернулся ко мне.
— Откуда вы приехали?
— Из Франции...
В его лице ничего не изменилось, из чего я заключил, что он даже не представлял, где находится моя родина.
— Я прибыл для изучения обычаев Заскара и Зангла, — добавил я, не зная, как продолжить разговор.
К счастью, принесли чай.
— Чай по-английски, — гордо произнес князь и взял две обычные фарфоровые чашки европейского типа, забыв о чудесных серебряных сосудах с крышкой в виде цимбал, которыми пользуются знатные тибетцы, когда пьют свой соленый чай. Я отпил глоток и похвалил князя за превосходный вкус его чая «по-английски». Он предложил мне галеты.
В конце концов я решил броситься головой в омут. Рискуя сойти за невоспитанного человека, я стал спрашивать об истории княжеской династии, каковы прерогативы князя Зангла и на какую территорию распространяется его власть.
К моему удовлетворению, он ответил на мой вопрос со спокойствием, ведь его могла оскорбить наглость гостя...
Его семейство, младшая ветвь княжеского рода Падама, управляет Зангла более девятисот лет. Некогда Зангла была защищена крепостью. Из своего замка князья правили четырьмя деревнями верхнего Заскара. И никто никогда не смог отнять у князей Зангла контроль над этой крохотной территорией. Даже в 1836 году, когда страну захватили догра, князь Зангла удержался у власти, помогая им в борьбе против
