деревья.
Доктор Зилахи, одетый точно так же, как и при первой нашей встрече месяц назад, принял меня не один, а вместе с доктором Рулен. Она мне сразу понравилась. Полная, еще молодая женщина, с умными глазами и милой улыбкой, почти не сходившей с лица. Она держала тетрадь, которую через равные промежутки времени перекладывала из руки в руку. Когда я вошел, они стояли и, хотя в кабинете имелось достаточно стульев, мне тоже сесть не предложили.
— Ну как Вы ее нашли? — спросил доктор вместо приветствия, чем подтвердил впечатление, сложившееся у меня во время первого визита: этот человек не привык терять время на пустую болтовню.
— Замечательно, доктор, — ответил я. — Словно заново родилась. Она пришла в себя, все стало прежним — и фигура, и цвет лица. К тому же, на мой взгляд, она очень спокойна. Исчезли приступы страха, которые так мучили ее прежде. Она Вам очень благодарна. И я тоже, разумеется.
— Хорошо, хорошо, — сказал доктор Зилахи и жестом фокусника вскинул руки, чуть повернувшись на месте. — Однако должен Вас предупредить, что в подобных делах никогда нельзя доверять внешним признакам.
— В каких делах, доктор?
— В делах, связанных с психикой, друг мой, — улыбнулся он. — Или, если хотите, будем называть это душой или духом, я не против. В физическом плане у мадам все в порядке. Ее физическое состояние действительно пришло в норму, благодаря предписанному режиму, правильному питанию и упражнениям. Теперь, кстати, надо следить, чтобы она и дальше выполняла наши рекомендации относительно еды. Нельзя бросать гимнастику и плаванье — они отлично ей помогли. Но вот психическое состояние… Тут от Вас потребуется огромное терпение. В этом плане ее удалось сориентировать, направить по верному пути, но путь, который предстоит пройти, очень долог.
Он повернулся к доктору Рулен, которая до сих пор не проронила ни слова. Она кивнула. В ее проницательном взгляде я заметил что-то, что меня испугало. Она раскрыла тетрадь и начала быстро перелистывать страницы. Неужели они собираются сообщить мне дурную весть? Только теперь директор указал на стул. Оба они тоже сели.
— Ваша подопечная много страдала, — сказала доктор Рулен таким любезным тоном, словно в словах ее таился совсем иной смысл. — И в голове у нее царит полный хаос. Это следствие полученных травм. Она, вне всякого сомнения, до сих пор из-за них страдает.
— Но, на мой взгляд, она чувствует себя в этом плане гораздо лучше, — произнес я только для того, чтобы хоть что-то сказать. Вступительные речи, которыми встретили меня врачи, в конце концов пробудили во мне страх. — Конечно, после того, что ей довелось пережить в Лагосе… Такое ни одна женщина никогда не забудет.
Последовало короткое молчание, директор клиники и доктор Рулен снова быстро переглянулись. Я посмотрел в большое окно, выходящее в парк: снег стал гуще и белее. За ним исчезли и сад, и деревья, и фонтан.
— Никакого изнасилования, скорее всего, не было, месье, — приветливо улыбнулась доктор Рулен. И сделала рукой такой жест, словно хотела извиниться.
— Это выдумка, призванная кого-то защитить, если угодно, замести следы, — добавил доктор Зилахи, не дав мне времени переварить новость. — Доктор Рулен заподозрила что-то подобное при первой же их беседе. И потом мы получили подтверждение — когда я погрузил ее в сон. Примечательно вот что: все это она измыслила, дабы отвести подозрения от человека, который долго, на протяжении нескольких лет, регулярно ее унижал, полностью подчинив себе. Вы ведь были в курсе дела, не так ли?
— Кто такой господин Фукуда? — мягко спросила доктор Рулен. Это имя она произнесла с ненавистью, но в голосе ее прозвучало и своего рода почтение. — Муж? Увлечение?
— Любовник, — пробормотал я. — Темная личность, он занимается явно криминальными делами, она несколько лет прожила с ним в Токио. Как она объяснила, он бросил ее, узнав, что в Лагосе она попала в тюрьму, а потом была изнасилована. Якобы он боялся, что она заразилась СПИДом.
— Еще одна выдумка — на сей раз чтобы защитить саму себя. — Директор клиники снова всплеснул руками. — Господин Фукуда никогда ее не прогонял. Она сбежала от него. Вот откуда все эти страхи. Вернее, смесь страха и угрызений совести из-за того, что она улизнула от человека, который обладал над ней абсолютной властью, лишил ее чувства собственного достоинства, гордости, самоуважения и, можно сказать, разума.
От изумления я открыл рот, не зная, что ответить.
— Страх, что он может отыскать ее, чтобы отомстить и покарать, — добавила доктор Рулен тем же милым и мягким тоном. — Но она все же рискнула сбежать, и это уже очень много, месье. Это знак того, что тиран не до конца разрушил ее личность. Где-то в глубине души у нее сохранилось представление о человеческом достоинстве. Потребность в свободном выборе.
— Но эти ее раны, язвы… — спросил я и тут же раскаялся, уже догадываясь, какой ответ сейчас услышу.
— Он подвергал ее всяческим издевательствам — ради собственного удовольствия, — принялся объяснять директор без лишних церемоний. — Фукуда — любитель утонченных наслаждений и, видимо, большой мастер по этой части. Вы должны отчетливо представлять себе, что выпало на ее долю, чтобы помочь ей. И я просто обязан описать Вам некоторые неприглядные детали. Только при таком условии у Вас появится возможность оказать больной необходимую поддержку. Он хлестал ее веревками, которые не оставляют рубцов. Во время оргий отдавал своим приятелям и телохранителям, а сам наблюдал за ними, потому что он еще и voyeur.[99] Но было и кое-что похуже — то, что оставило самый страшный след в ее памяти, это кишечные газы. По всей видимости, они его особенно возбуждали. Он заставлял ее глотать порошки, способствовавшие образованию газов. Вот одна из фантазий, которыми тешил себя этот эксцентричный господин: жертва стояла голой на четвереньках и испускала газы.
— У нее не только повреждены задний проход и влагалище, — сказала доктор Рулен с прежней мягкостью и неизменной улыбкой. — Он разрушил ее личность. Все, что было в ней достойного и благородного. Поэтому, повторяю: она страдала и будет еще долго страдать, хотя внешние признаки вроде бы говорят об обратном. И время от времени будет совершать необъяснимые поступки.
У меня пересохло в горле, и, словно прочитав мои мысли, доктор Зилахи подал мне стакан пузырящейся воды.
— Поэтому и надо, чтобы Вы знали абсолютно все. Вы не должны заблуждаться. Ее никто не заманивал в сети обманом. Она добровольная жертва. Я хочу сказать: она отлично знала, на что идет, — и терпела. — Маленькие глазки доктора вдруг впились в меня, он смотрел пристально, изучая мою реакцию. — Называйте это извращенной формой любви, страстью в некоей барочной форме, мазохизмом или просто подчинением сильной личности, которой она не сумела оказать сопротивления. Она услужливая жертва, охотно удовлетворявшая любые прихоти японского джентльмена. Именно это теперь, когда она осознает суть случившегося, бесит ее и приводит в отчаяние.
— Выздоровление может быть очень долгим, очень трудным, — добавила доктор Рулен. — Восстановить самоуважение… Она согласилась, даже сама захотела стать рабыней или чем-то вроде рабыни, — именно так к ней относился господин Фукуда. Пока в один прекрасный день, не знаю почему, не знаю как, и она тоже этого не знает, вдруг не явилось четкое осознание опасности. Она нутром почуяла, что, если так будет продолжаться и впредь, кончится все очень скверно: не только травмами, но и безумием или даже гибелью. И тогда она сбежала. Не знаю, откуда у нее нашлись на это силы. Такой поступок достоин восхищения, уверяю вас. Тот, кто доходит до подобной степени зависимости, почти никогда не бывает способен вырваться на волю.
— Но страх был столь велик, что она придумала себе всю эту историю про Лагос, про то, что ее изнасиловали полицейские, про то, что мучитель прогнал ее, испугавшись СПИДа. Жизнь в выдуманном мире помогала ощущать себя в относительной безопасности и хотя бы отчасти справиться со страхом. Да и всем нам куда труднее жить в реальном мире, нежели в придуманном. Что уж говорить о человеке в ее положении. Ей будет очень нелегко вновь освоиться с истиной.
Он замолчал. Доктор Рулен тоже ничего больше не добавила. Оба смотрели на меня со
