Но уже иного порядка изменения наблюдаются, например, в следующих случаях. Большое распространение в языках имеет ряд, так сказать, технических приемов, которые неправомерно причисляют к семантическим законам и с помощью которых осуществляется расширение сферы применения слова, что, естественно, приводит и к изменению его значения. Речь идет о переносах слов по всякого рода ассоциациям, метафорам, метонимиям и т. д. В основе подобных переносов лежит внешняя мотивированность, особенно отчетливо выступающая при создании указанными способами научной и технической терминологии:
Примером более сложного порядка может служить история английского слова cunning. Как показывают письменные памятники в период с XIV по XVIII и даже до середины XIX в., оно обладало следующими основными значениями: 1) обладающий знаниями, ученый; 2) обладающий практическими навыками, искусный, ловкий; 3) обладающий острым умом, умный. Ср., например, такие тексты.
Plauto the conynge, and famous clerke that well experte was in philosophy — «Платон был ученый и знаменитый муж, обладавший большими познаниями в философии» (Haves. The Pastime of Pleasure), или For a cunning and scilful Chirurgion neede neur vaunt of his dooings, for his works wyll euer get credite ynough — «Искусному и умелому врачу нет надобности хвастаться своими деяниями, так как его работа всегда будет говорить за себя» (Th. Vicarу. The Anatomic of the Bodie of Man). Все эти значения содержат в себе положительную оценку данных качеств (cunning scribe, cunning alderman) и cunning man во многих случаях могло заменяться wit man, wise man или даже honest man, что опять-таки подтверждается памятниками. (См., например, О. Голдсмит. This is my opinion, and was once the opinion of a set of honest men who were called Levellers. They tried to erect themselves into a community, where all should be equally free. But alas! it would never answer: for there were some among them stronger, and some more cunning than others, and these became masters of the rest и т. д. Здесь cunning и honest употребляются наравне.) Всеми этими своими значениями cunning входило в одну систему, или, точнее говоря, в группу близких лексико-семантических систем.
Но затем, начиная с XVIII в., сфера употребления этого слова расширилась, стали возможны такие словосочетания, как cunning fiend — «хитрый дьявол», «ловкая бестия», cunning thieves (thief) — «ловкий вор» и т. д. Тем самым это слово стало, относиться также и к другой лексико-семантической системе, содержащей отрицательную качественную оценку со следующими основными значениями: 1) хитрый, коварный (ср. The cunning of the fox is proverbial), 2) ловкий, искусный (в дурном смысле). (Ср. следующее объяснение Ф. Бэкона: We take Cunning for a Sinister or Crooked Wisedom. And certainly, there is a great difference between a Cunning Man and a wise Man; not only in point of Honesty; but in point of Ability. — «Essays or Counsels Sivill and Moral».)
Таким образом, отдельные значения слова cunning (в результате внешней мотивированности, расширившей употребление слова) стали относиться к разным смысловым сферам, противоположным по значению, причем развитие второй (отрицательной) группы значений проходило уже опосредствованно в результате связи со словами морально отрицательного значения, которые и передали свой «отрицательный заряд» слову cunning, образовав тем самым в его составе группу новых значений.
Но этим опосредствованное семантическое развитие слова cunning не закончилось. Описанное семантическое состояние cunning с параллельными рядами значений разделяется и другими английскими словами: smart, sharp, shrewd, knowing, cute, keen, clever. Все эти слова способны употребляться с более или менее контрастным значением. Но контрастность их значений не настолько четка и резка, как в слове cunning. Во многих случаях их отрицательные значения находятся на периферии смысловой структуры, они обычно находятся на грани оттенков значений и не имеют достаточно прочной опоры в новых лексико- семантических системах, способных противостоять старым. По-иному обстояло дело со словом cunning. Контрастность групп значений в составе этого слова оказалась настолько сильной, что существование их в пределах одного слова было уже нетерпимым. Слово должно было распасться на омонимы или, в случае наличия других слов с близким значением, отказаться от одной из групп контрастирующих значений. Семантическое развитие слова cunning пошло по второму пути, и ныне оно употребляется только со значением отрицательной оценки (исключение представляет только библейское выражение: the hand had not forgot her cunning). Этот заключительный эпизод в развитии значения слова cunning также следует связать с внутренней мотивированностью языковых процессов.
Если в лексической сфере языка в ряде случаев оказывается возможным с большей или меньшей определенностью установить влияние внешней мотивированности языковых процессов, то в области грамматики это уже оказывается гораздо более сложным. Процессы изменения в области грамматики, в силу специфических особенностей грамматических явлений (грамматическая абстракция), носят вторичный, «отраженный», целиком опосредствованный характер, основываются на внутренней мотивированности. Однако и здесь через посредствующие звенья иногда можно проследить достаточно очевидную обусловленность изменений историческими условиями. Очевидно, и в этом случае следует начинать с самых элементарных примеров, которые, может быть, не всегда можно ставить в прямую связь с законами развития языка, но которые делают понятными более сложные случаи.
Норманнское завоевание Англии принесло с собой сильное французское влияние. Английский язык, одержав победу в длительной борьбе с французским, сильно обогатился лексическими заимствованиями за его счет. Обогащение английского языка норманно-французскими заимствованиями, конечно, никак нельзя связывать прямым образом с законами развития английского языка. Но заимствование французских словообразовательных суффиксов и адаптация их английским языком представляет более сложное явление, чем простое лексическое заимствование.
Обычно процесс адаптации иноязычных словообразовательных средств трактуется слишком упрощенно и во многих отношениях ставится в один ряд с обычным заимствованием слов. Однако это едва ли правомерно. В пользу такого мнения говорит то обстоятельство, что лексические заимствования (даже огромного объема) не всегда имеют своим следствием переход вместе с ними из одного языка в другой словообразовательных средств. Арабские слова в огромном количестве влились в иранские и тюркские языки, но не создали там по своему образцу новых словообразовательных средств. С другой стороны, словообразовательные элементы могут заимствоваться и не в массе иноязычных слов, примером чего могут служить латинские и греческие словообразовательные суффиксы в русском языке,
Очевидно, что заимствование иноязычных словообразовательных элементов происходит легче всего тогда, когда это совпадает с основными тенденциями развития языка, когда сам тип заимствующихся словообразовательных элементов подходит к структурным особенностям языка. Адаптация иноязычных элементов этого порядка, несомненно, происходит в соответствии с теми формами закономерных отношений, которые существуют в языке между его структурными элементами.
Когда с норманнским завоеванием в английский язык вошли такие группы французских слов, как arrogance, repentance, innocence, ignorance, agreement, treatment, government, funeral, refusal, то содержавшиеся в них французские словообразовательные суффиксы -апсе, -ence, -ment, -аl только потому могли быть усвоены английским языком, что в этом была внутренняя необходимость, а их тип, соотнесенный с английскими суффиксами (например, -ful, -ship, -nis, -ing), оказался полностью совпадающим с ними. А такая «примерка» грамматических элементов чужого языка к структуре родного возможна только на основе внутренней мотивированности, и только удовлетворительные ее результаты могли привести к созданию в английском языке образований типа hindrance, fullifilment, burial, в которых с французскими суффиксами соединяются уже английские слова.
Это тоже обогащение языка, но уже иного порядка, так как в данном случае происходит обогащение грамматического строя, превращение его в более гибкую и совершенную систему.
