«Вот вздор какой, если бы еще я сам принимал участие в решении дела, а то ведь нужно только похадотайствовать, попросить…».
Конечно, П.А. Шувалов не предпринял никаких шагов, но так случилось, что Комитет министров принял решение в пользу тех, за кого просил великий князь. Через несколько дней Шувалов встретил великого князя на торжественной церемонии во дворце. Николай Николаевич благодарно пожал руку генерала и с самодовольною улыбкой указал на свой карман. Мемуарист совершенно справедливо отметил, что великий князь проявил непроходимую глупость «в бизнесе» и «по глупости он только говорил откровенно о том, что тысячи других делали втихомолку».796
Старший брат великого князя Николая Николаевича – император Александр II, наблюдая, как расстраиваются финансы брата, был вынужден прибегнуть к резким решениям. Так, в ноябре 1875 г. из Петербурга выслали любовницу великого князя – балерину Числову, которая, как «насос», буквально «выкачивала» деньги из Николая Николаевича. Военный министр Д.А. Милютин записал в дневнике (9 ноября 1875 г.): «В Петербурге главный предмет разговора со вчерашнего дня – высылка Числовой – любовницы великого князя Николая Николаевича. Сам он вызван был внезапно в Ливадию, откуда ему было велено ехать на Кавказ и там провести некоторое время, пока возлюбленная его будет удалена из Петербурга. Арбитральное это распоряжение признано было необходимым для прекращения открытого скандала и для предохранения великого князя от разорения».797
О том, насколько подобные «гешефты» были важны для великого князя Николая Николаевича, свидетельствует и долговая расписка, которую он подписал в сентябре 1888 г. В расписке речь шла об очень крупной сумме в 100 000 руб., ее великий князь брал на условиях ежегодных выплат в 12 000 руб., «с начислением 6 % в год». В расписке особо оговаривалось, что в случае смерти великого князя «долг этот был вам уплачен из моего имущества немедленно и, прежде всего».798
Надо заметить, что у великого князя Николая Николаевича сложились действительно очень непростые денежные «обстоятельства». В 1889 г., спасая остатки рассеивавшегося как дым состояния, великий князь «разделил оставшиеся бриллианты императрицы Александры Федоровны, подаренные его жене с тем, чтобы переходили из рода в род, между двумя сыновьями, и каждому досталось на 89 тыс.»799 К этому времени со своей женой великой княгиней Александрой Петровной он уже давно не жил, но и у жены к этому времени денег не было. По свидетельству информированной А. Богданович, кроме драгоценностей Александры Федоровны было еще на 900 000 руб. «своих», но «теперь у нее ничего нет. Государь ей дает из своей шкатулки 17 тыс. в месяц.
Она всегда без денег и на днях еще получила от царя подарок в 75 тыс.»800. Приводя все эти примеры, следует помнить, что все члены дома Романовых исправно получали из Государственного казначейства все положенные им по закону выплаты.
В 1880-х гг. в сложной денежной ситуации оказались многие из Романовых, хотя внешне все оставалось по-прежнему. На больших выходах в Зимнем дворце по-прежнему сверкали бриллианты в диадемах и бесчисленных украшениях, по-прежнему великие князья вели соответствующий их положению образ жизни, но при этом они отчетливо ощущали, что время николаевской России окончательно ушло в прошлое и им надо учиться, если не «делать», то по крайней мере считать деньги.
Об этом красноречиво свидетельствует письмо великого князя Константина Николаевича (младший брат Александра II, владелец Мраморного и Павловского дворцов), написанное своему ближайшему сподвижнику А.В. Головину летом 1881 г., когда Александром III уже был решен вопрос об его отставке с поста руководителя Морского министерства и Государственного совета: «Ты ведь знаешь, что у меня денег очень немного и что и при обыкновенной жизни мы едва сводили концы с концами. Теперь же приходится мне очень жутко. Чтоб иметь достаточные средства, необходимо мне иметь возможность упразднить в Петербурге большую часть двора, прислуги и конюшни, а для этого и необходимо получить право жить мне где угодно. Все лето и всю осень, разумеется, я намерен остаться в Ореанде, но где жить зиму? That is the question. Полагаю остановиться на выборе Ниццы. Об этом мы долго говорили с Ив. Шестаковым, который, кажется, лет 9 там прожил и говорит, что там можно жить и дешево, и скромно, но в то же время и приятно».
Активно «продавалось» и
Очень красочное и достоверное в деталях описание придворных «гешефтов» содержится в воспоминаниях того же мемуариста, который ссылается на рассказ князя А. Барятинского.801
Поскольку решения о распределении концессий принималось «на самом верху», то предпринимателям были жизненно необходимы люди со связями при Императорском дворе для лоббирования их интересов. Таким лоббистом известного предпринимателя К.Ф. фон Мекка и стал князь А.И. Барятинский. В это время велась борьба за концессии на строительство Севастопольской и Конотопской железных дорог. В борьбе за концессии схватились не только предпринимали, но и их высокие покровители, рассчитывавшие на соответствующие «откаты». Соперником фон Мекка был предприниматель Н.И. Ефимович, которого поддерживали «либо принц Гессенский, либо Долгорукова». Располагая этими сведениями, фон Мекк отправил кн. Барятинского в Германию на курорт Эмс, где находилась кн. Долгорукова, поскольку там же проходил курс лечения водами Александр II. В силу ряда причин «выйти» на Долгорукову князю не удалось, но случайно в поезде он встретил проигравшуюся в казино графиню Гендрикову, подругу девицы Шебеко, которая «представляла» финансовые интересы княжны Е.М. Долгоруковой. Князь Барятинский прямо предложил проигравшейся графине деньги за устройство свидания с Долгоруковой: «Говорю вам прямо, мне нужно побеседовать с нею об одном предприятии, в котором я принимаю живейшее участие». Графиня немедленно сориентировалась и заявила, что «Долгорукова ничего не смыслит, всеми делами такого рода – к чему таиться – орудует моя belle-souer… Шебеко», и обещала Барятинскому устроить свидание.
Когда свидание состоялось, то князь Барятинский был поражен деловой хваткой девицы Шебеко: «Много я видал на своем веку отчаянных баб, но такой еще не случалось мне встречать». Объяснив ей суть дела и узнав, что близкие к Долгоруковой лица действительно поддерживают Ефимовича, князь приступил к переговорам: «Можете ходатайствовать о дороге Севастопольской, – сказала m-me Шебеко, – но Конотопскую мы вам не уступим». Барятинский предложил Шебеко деньги, и та немедленно оценила свои услуги в полтора миллиона рублей. Эта цифра, приводимая мемуаристом, показывает уровень взяток, бытовавших при Императорском дворе во времена Александра II. Князь Барятинский был весьма озадачен названной суммой, поскольку у него были полномочия не превышать сумму в 700 000 руб., но «Шебеко не хотела об этом и слышать». На том «переговорщики» и расстались. Однако через несколько дней Шебеко сама вышла на Барятинского и согласилась взять предложенные 700 тыс. рублей, но с тем условием, чтобы фон Мекк немедленно, прежде чем состоится решение по Конотопской дороге, выдал ей вексель на всю эту сумму на имя брата княжны Долгоруковой. Барятинский проконсультировался с сопровождавшими его агентами фон Мекка, и те не согласились с предложенным вариантом, поскольку, по их мнению, «партия княжны Долгоруковой только хотела усыпить нас, а в сущности не думала нарушить свою сделку с Ефимовичем». В 1990-х гг. это называлось «кинуть», и за такое «кидалово» людей убивали. Люди фон Мекка посчитали и, видимо, не без оснований, что гражданская жена российского императора Александра II княжна Е.М. Долгорукова, точнее ее окружение, может их банально «кинуть» на 700 000 руб., и на предложенную сделку не пошли.
Тем не менее переговоры с Шебеко продолжились в Петербурге. В них участвовали кн. Барятинский, фон Мекк, двое его агентов и «девица Шебеко». Весьма характерное «соотношение сил», наглядно демонстрирующее бизнес-потенциал «девицы Шебеко». В ходе переговоров Шебеко получила телеграмму и показала ее Барятинскому: «X. нам сказал, что Мекк человек ненадежный; гарантии необходимы». Эту телеграмму показали фон Мекку. Он вспылил и потребовал назвать имя этого «X.». На это требование Шебеко «отвечала весьма спокойно… Государь». Барятинский не поверил: «Я заметил Шебеко, что как генерал-адъютант не позволю кому бы то ни было вмешивать его имя в наши дрязги и глубоко возмущен её выходкой». Совещание было немедленно прервано. Следует заметить, что по законам Российской империи, прямое упоминание имени Александра II в данном контексте было делом подсудным.
Вскоре состоялось совещание Комитета министров, на котором было принято решение в пользу фон
